"Безопасные выборы": три лика деполитизации

Стилистика официально начавшейся предвыборной кампании в России развивается под воздействием нескольких тенденций, которые при всей своей несхожести в совокупности дают картину упадка политики как таковой. Такая ситуация выглядит весьма парадоксально, поскольку так называемый "путинский проект" изначально был нацелен на воссоздание автономии политики как особой сферы профессиональной деятельности, отличной от экономики, права, культуры и т.д. Именно это намерение и отличало в концептуальном смысле "режим В.Путина" от "режима Б.Ельцина", при котором политика потеряла свою самостоятельность, специфичность, либо будучи поглощенной экономическими интересами, либо сливаясь в неразрывном единстве с массмедиа. Именно претензии на принципиальное отделение политики от бизнеса и массовых коммуникаций и лежали в основе таких ключевых элементов "путинского проекта", как, например, история с НТВ и последовавшее за ним "дело М.Ходорковского".

Любое дистанцирование политики от смежных сфер жизни предполагает признание за ней некоего особого контента, то есть того, что лежит в основе самой операции различения и отграничения. Однако (и в этом, собственно говоря, и проявляется отмечаемый парадокс) оборотной стороной этого стремления "вынести за скобки" политического пространства все "лишнее" и якобы "мешающее" его "нормальному" функционированию является обнаружение содержательной пустоты этого пространства. Изнанкой автономии политики становится деполитизация, которая служит в качестве символического фона стартовавшей предвыборной кампании и представлена в нескольких ипостасях.

* * *

Первая из них - это подспудное ощущение возможности того, что цикл стабильности, пришедшийся на годы правления В.Путина, сменится периодом новой смуты. Этот катастрофизм, например, присущ современному литературному дискурсу, находящемуся под сильным влиянием традиций антиутопии. Наиболее наглядным примером этого тренда, вероятно, может служить роман Сергея Доренко "2008", в котором ближайший "большой" цикл выборов - парламентских и президентских - репрезентируется как путь к хаосу, расколу страны и ее последующей дезинтеграции. Не менее пессимистичен и Дмитрий Быков: в его "ЖД" Россию в ближайшие годы ждут встряски и катаклизмы, которые ведут примерно в том же направлении.

Интуитивное ожидание массового насилия, столкновений на этнической почве, новых волн иррационального террора и беспомощного национал-патриотизма объединяет тех, кто видит окончание нынешнего десятилетия глазами С.Доренко и Д.Быкова. Медийное освещение августовского теракта на железной дороге в Новгородской области как некой "прелюдии к выборам" стало одним из подтверждений этой подспудной готовности общественного сознания признать и принять неизбежность как чрезвычайных событий, так и не менее чрезвычайных реакций на них. В оборот было введено такое новое понятие, как "безопасность выборов".

Таким образом, существует подозрение, что в "постпутинское" время политика будет вытеснена грядущей войной, но войной странной и необычной: скорее внутренней, чем внешней, и ущербной в одном, по крайней мере, плане - эта война не столько мобилизует, сколько разлагает общество; не столько способствует идентификации "своих" и "чужих", сколько размывает все возможные социокультурные маркеры идентичности. В этом пространстве не остается места для политической борьбы - она заменяется де-политизированным насилием.

* * *

Вторая стилистическая тенденция связана с усилением в правящих кругах представления о выборах как об идеологически стерильной технологии. Место политической борьбы занимает конкуренция внутри ограниченного постполитического (по Славою Жижеку) пространства. Этот технологизм, как важнейший элемент стилистики предвыборной кампании, имеет под собой как неспособность (и нежелание) кремлевской элиты мыслить в идеологических категориях, так и массовое проникновение на политическое поле бизнес-концептов, имеющих в своей основе механистический - и при этом отнюдь не обязательно демократический - характер.

Власть, осуществляемая от имени "нормы" и направленная против "патологии" (девиации), превращается в набор различного рода "техник" вмешательства, наказания и исправления. В рассуждениях на эту тему вполне можно отталкиваться от тезиса Алена Бадью о том, что "современное государство предназначено лишь для того, чтобы выполнять определенные функции или производить консенсус мнений". Практика политической жизни во многих регионах России дает нам массу подтверждений того, что "самим условием создания консенсуса служит устранение плюрализма из публичной сферы" (1). Для государства, продолжает ту же логику Жак Рансьер, форма правления "уже не воспринимается как объект политического выбора, но переживается как... естественная среда для постмодернистской индивидуальности, не навязывающая уже борьбы и жертв" (2). Политика при этом редуцируется до полицейских функций и сводится к "техническому" наведению порядка.

* * *

В-третьих, выборная кампания проходит под знаком усиливающейся склонности различных сил использовать биополитические (по Мишелю Фуко) механизмы власти, связанные с контролем не столько за умами, сколько за телами людей и их жизнями. Вообще, биополитика основана на представлении об обществе как о "социальном организме", "где тел ровно столько, сколько нужно, а количество слов - необходимо и достаточно для того, чтобы обозначить их" (3).

Современная российская власть биополитична во многих своих проявлениях - от сильного акцента на вопросы демографии до ужесточающегося контроля над стандартами импортируемых пищевых продуктов. Сами по себе механизмы биовласти нейтральны: в них нет ничего однозначно плохого или обязательного хорошего, все зависит от формата их использования. В российских условиях это биополитическое регулирование принимает разные формы. Есть комические его проявления - типа "Дня зачатия", объявленного ульяновским губернатором. Есть (если опять-таки следовать логике М.Фуко) такие измерения биополитики, которые ведут к модели "ортопедического" общества, характеризующегося высокой степенью социального контроля и дисциплины. Наконец, если говорить на языке Ж.Лакана и С.Жижека, биополитическая основа есть у тенденции современных постиндустриальных обществ превращать наслаждение в основной экзистенциальный принцип, структурирующий все отношения в социуме. "Наслаждайтесь!" - так кратко можно выразить тот призыв, который ежедневно транслируется в общественное сознание посредством массы развлекательных и игровых медиапродуктов. Неудивительно, что проекция принципа наслаждения на политическую сферу не заставила себя долго ждать: "Мест для рыбалки у нас много - Байкал, Сибирь, север европейской части страны. Джордж Буш любит рыбалку, и я уверен, он получит удовольствие" (4) - так В.Путин объяснял прессе перспективы и необходимость своей ближайшей встречи с американским коллегой.

* * *

Таким образом, дефицит "политического", ощущаемый не только в России, но и во многих демократических странах, связан с тем, что претендующее на автономию публичное пространство имеет тенденцию к свертыванию. В результате политика превращается в " постполитику", то есть в механизм обеспечения всеобщего консенсуса, который в конечном итоге базируется на идее "нормализации". Идея "большинства" (консенсуса), демократическая (но не либеральная) в своей основе, является конституирующей для процесса деполитизации властных отношений при позднем В.Путине. Приведем в качестве примера С.Жижека: чаще всего современная многопартийная система создает лишь "видимость выбора, которого по существу нет... Этот смехотворный выбор между различными наклейками только подчеркивает бессмысленность альтернативы... Не с той ли самой свободой выбора мы имеем дело, когда поздно вечером выбираем между телевизионными ток-шоу? Или в ситуации с содовой: выбирать "Коку" или "Пепси"? Этот предельный случай ложного участия является подходящей метафорой для описания участия индивидов в нашем "постмодерном" политическом процессе" (5).

"Неполитические партии" (то есть лишенные своей идентичности и идеологии) в "постполитическую эпоху" продолжают известный смысловой ряд С.Жижека - "кофе без кофеина, сливки без жира, пиво без алкоголя, война без потерь". Нынешняя кампания уже дала нам массу примеров того, как переход из одной партии в другую или слияние друг с другом партий различной (казалось бы) ориентации превращается в обыденное дело. Такие фигуры, как В.Жириновский, А.Митрофанов или В.Шандыбин, являются скорее "тусовочными" персонажами, чем политическими трибунами. Локальные по своим масштабам и слабые по своему публичному эффекту попытки реанимировать прежние линии политического противостояния (например, между В.Жириновским и Г.Зюгановым или между тем же В.Жириновским и Б.Немцовым) в формате нынешней кампании смотрятся как не слишком кассовый римейк.

Последние события, связанные с появлением фигуры В.Зубкова, как нельзя лучше иллюстрируют непубличный и аполитичный характер тех шагов, которые предпринимаются властью накануне выборов. Процедура вступления в должность нового премьера, человека мало кому известного даже среди специалистов, но моментально получившего поддержку сотен депутатов Государственной думы, - это симптом технологического, конвейерного стиля ведения кампании. Это - не хорошо и не плохо; это - постполитично.

Примечания:

1. Шанталь Муфф. К агонистической модели демократии. Логос, 2 (42), 2004.

2. Жак Рансьер. На краю политического. Москва: Праксис, 2006. С. 45.

3. Там же. С.164.

4. Коммерсант, 11 сентября 2007, #164.

5. Славой Жижек.Почему мы все любим ненавидеть Хайдера?

       
Print version Распечатать