Антимода

От редакции.Гарика Осипова в уважаемых СМИ называют «одним из главных «теневых» культуртрегеров России». «Пeвeц, пepeвoдчик, пyблициcт-пpoвoкaтop, кyльтypoлoг-пapaдoкcaлиcт, пиcaтeль-фaнтacт, кoллeкциoнep-филoфoниcт и «пpocвeтитeль coвpeмeннoй мoлoдeжи» - так звучат идентичности этого странного человека. Его поклонники пишут о нем так: «В конце 70-х Гарик познакомился с воззрениями Алистера Кроули. Изучая творчество Айн Рэнд, Гарик предсказал триумф ее идей и гибель марксизма».

Марксизм умер, а дендизм – жив. Для Русского журнала Гарик Осипов написал эссе о дендизме.

* * *

Денди – прежде всего мастер искусной недомолвки. В поэзии это воздержание от шокирующих подробностей, в музыке – непринужденно некрикливое искусство фразировки. Во внешнем облике – это пренебрежение приемами, которые использует меньшинство для эпатажа большинства, ибо эпатаж со временем вызывает зевоту. Плюс умение сохранять достойный вид без «улучшенной планировки» и «бонус трэков», для чего требуется некое реакционное нахальство, уверенность, что пренебрежение современностью сойдет с рук. Денди немного симулирует безумие, чтобы не идти в армию потребителей.

Голливудский портной Сай Давор всю жизнь шил сценические костюмы с лампасами. Сперва для Дина Мартина и Фрэнка Синатры, потом для Элвиса. Какое-то время Элвис слыл бунтарём, но лампасы оставались на прежнем месте.

Дендизм почти невидим. Идеальная обувь требует особой акустики, а походка – особого освещения, иногда не существующего в природе. Самые волнующие вещи вообще смотрятся наиболее эффектно за непрозрачной стеной. Будучи наслышаны о ком-то, мы заранее переживаем: какой он? Невидимое, как и неведомое завораживает. В основе испуга и восторга пустая вещь. Гроб пустой. Гроб Непустой. Каждому свои страхи, свой трепет.

У приверженца “New improved”, как и подобает революционеру, «лицо испуганной крысы[1]». Он то и дело заносит в свой дневник неудачника примеры своих разочарований и уступок. Выбрасывать жалко, а снести обратно гордость не позволяет, как-то несолидно, и передарить некому, ведь у всех одно и то же. Любитель “New improved” живет в панике. Благодаря их податливости наступила эпоха ложных специалистов. Гурманы поверхностного просто не воспринимают другой информации. Целое поколение черпает информацию из буклетиков от CD. Мне вспоминается Советский Союз, где была целая каста бездельников-талмудистов, годами изучавших какой-нибудь «каталог» - старый, толстый и один на всех. Сколько бы ни наступал медведь на ухо, а рецензии будут идти. Зачем слушать, если есть где прочитать. Но если, скажем, ворона выхватит у такого «знайки» буклетик-молитвенник, мы сразу увидим лицо испуганной крысы.

Зависимость от новизны держит в постоянном напряжении – не обмануться бы. Нет присущей действительным денди расслабленности. Легкого «менефрегизма[2]», позволявшего Дину Мартину оборвать песню в самой роскошной точке Лас Вегаса, чтобы рассказать публике анекдот про бабушку, которая пьет прямо из горлышка. На часах обособленной личности время не имеет значения, вместо стрелок оттуда подмигивает хмельной Дино: «Нэ спэши». Время – денди. Время – Дино.

Граф Дракула скорее всего никакой не граф, а рядовой румын с незаурядным, даже для средневековья, чувством стиля. Потому он и воскрес в нужное время благодаря актерской воле гениального Бэлы Лугоши, венгерского еврея. Правильное воскресение. И Брайен Ферри лучшего периода никакой не Дракула, а рядовой учитель из Лондона, смело позаимствовавший у Бэлы кое-какие жесты и интонации. Для начала 70-х это был рискованный ход, вопреки застойному господству хиппи.

Хорош так же и Челентано, когда предпочел психоделическим безделушкам образ частного детектива. Он, рядовой часовщик из Милана, видел в привычке Хамфри Богарта мять себе двумя пальцами мочку уха, больше дендизма, чем в самых смелых дизайнах для самых робких модников. И оказался прав. Четвертое поколение безликих и безголосых состарилось под бременем хипповых украшений, а Челентано – как новый. Потому, что никогда не молодился.

Рядовой англичанин Микльуайт вообще провел первую (когда только собой и любуются) молодость в эпизодических ролях, имени его порою даже в титрах не сыскать. И только после тридцати, в самый разгар молодежного пижонства, уже при Джеймсе Бонде (который всё больше напоминает приказчика в магазине «Юный техник») он прославился под именем Майкл Кейн. Самый жизнеспособный и самый сдержанный (но не дай вам бог изведать его гнев) из денди.

Мы всегда узнаем Майкла Кейна по очкам, неизменной прическе и голосу. Очки, прическа и голос. Простейший арсенал обаяния. И никаких аксессуаров. Мик Джаггер без обработки – шимпанзе. Майкл Кейн – Майкл Кейн.

Дэвид Боуи без грима похож на тысячу постаревших мальчиков (таких особенно много в актерской среде). Вервольф, если не написано, что это вервольф, не отличается от большой беспородной собаки. Но, встретив старого школьного товарища, надевшего очки, мы говорим – «вылитый Майкл Кейн» (вместо «ты много пьешь»). И ему это приятно, хотя он и не видел «Похороны в Берлине».

Вышедшие из моды аксессуары напоминают вещи утопленника, который решил утопиться от постоянно улучшенной новизны. Обновляйтесь и улучшайтесь без меня.

Мода – сестра смерти. А сестрички любят подкладывать друг дружке свежие тела. «Войти в сей домик стоит рубль, а выйти – два рубля» – пел Аркадий Северный. Всё его творчество – убедительный призыв пренебрегать “New improved”. Это своеобразная прорубь в пространственно-временном континууме, куда мы, время от времени, ныряем для вдохновения и по сей день, говоря Аркадию спасибо.

Торопиться не надо, подсказывает здравый смысл. Потому мы не спешим в рай. Суеверия держатся в хит-парадах дольше самых одиозных альбомов Pink Floyd. Наряды некоторых жрецов не меняются тысячелетиями. Людям нравится. Но видели бы вы этих людей! Держитесь подальше от экстремального рая с его белоснежною лыжнею катастроф, от ослепительной «новизны». От переполненных фитнес-центров святости туда, где дышится легко, как в полупустом кинозале, если вы сумели вовремя поспеть на картину с Майклом Кейном (где? Где показывают такие картины?)

Ад давно опустел. Все бесы подались в рай, гоняются за “New improved”. Наивные силы зла. «Престижное потребительство» разогнало всех чертей, перевоспитало их в покладистых ангелов. Поэтому в ад так трудно попасть. Там собираются те, кто разбирается. И пытаются понять, что двигало строителями, освоившими эти подземелья, так похожие на кинотеатры в хмуром ноябре, перед вечерним сеансом…

Перед сеансом следовало бы выпить за их здоровье. За здоровье воистину вольных каменщиков дендизма. И за упокой суетных идолов. Подскажите, где буфет?

Примечания:

[1] Выражение Э.Лимонова

[2] от итальянского me ne frego – да плевал я.

       
Print version Распечатать