Экспресс-рецензии по философии

Рецензия на: А. А. Гусейнов. Великие пророки и мыслители. Нравственные учения от Моисея до наших дней. М.: Вече, 2009. 496 с.

«Человек как бы самой исторической средой поставлен в такие условия, когда он не то что не хочет, но и не может обнаружить добрую волю», а само «человечество, если судить о нем по критериям моралистов, не просто двигалось вниз по наклонной плоскости. Оно делало это в ускоряющемся темпе и к настоящему времени достигло стадии, когда процесс стал необратимым. Достаточно очевидная истина заключается в том, что сегодня оно отстоит от моральных идеалов намного дальше, чем тогда, когда они были провозглашены. Дальше не только по времени, но и по существу… Разве совместима, например, рыночная конкуренция с милосердием доброго самаритянина? И что стало бы со всей финансовой системой — этой несущей конструкцией западной цивилизации, — если бы вдруг банкиры решили последовать совету, который Иисус дал богатому юноше?!» (с. 374).

В этом случае неизбежно возникает вопрос: зачем вообще прислушиваться к «великим пророкам и мыслителям» от Конфуция до Александра Зиновьева? Что, помимо расширения собственной эрудиции, способно дать нам знание «нравственных учений от Моисея до наших дней»? Первый — самый простой, но далеко не самый убедительный — ответ состоит в том, что моралист подобен отцу (этого «отца», кстати, вполне можно рассматривать и во фрейдовском ключе), который «запретами и угрозами уберегает сына от опасных действий», а со временем, по мере взросления сына, «приобретает новое, еще более важное значение — оставаясь отцом, он становится еще и другом, первым советчиком» (с. 375). Кому нужны непрошенные советы «отца», который, так сказать, «давно покинул семью», а своими редкими поучениями вызывает одно лишь раздражение? Но «означает ли это, что мораль и моралисты стали исторической архаикой, что в современном управляемом обществе им не остается места?» Определенно нет, и на то есть по крайней мере три веские причины: (1) внешне внеморальная экономика неизбежно регулируется моральными нормами, хотя и не всегда теми, какими хотелось бы ее критикам; (2) решение о том, на что и как потратить свое свободное время «вне экономики», является результатом морального выбора и имеет моральные последствия; (3) мораль продолжает накладывать безусловные запреты, «первым среди которых остается запрет на насилие» (и, возвращаясь к теме Фрейда, связанный с ним запрет на инцест). «Это означает, что сохраняют актуальность образы и образцы морали, заданные нравственными учениями великих пророков и мыслителей» (с. 390). Словом, если вы вдруг подумали, что вам нет дела до морали, морали всегда есть дело до вас. А. С .

* * *

Рецензия на: Ю. В. Синеокая. Три образа Ницше в русской культуре. М.: Институт философии РАН , 2009. 200 с.

«Философия Ницше — это личный опыт одиночества и любви. Это страстный поиск опоры и счастья в трагическом мире боли и разлук, где в роковую минуту не могут спасти привычные ценности Науки, Религии, Культуры, Морали. Это сила борьбы с мучительной болезнью, и мужество преодолеть равнодушие современников. Это талант рождения мифов из обезбоженности духовных истин, из звуков музыки и красоты окружающих ландшафтов» (c. 23). В этой цитате — интонация всей книги, точно передающая многолетнюю и глубокую приязнь автора к объекту своего исследования.

Если вслед за Юлией Синеокой использовать количественный подход в оценке влияния философских работ, то по проданным экземплярам ее собственная книга, бесспорно, займет первое место среди всех изданий Института философии РАН последних лет (по крайней мере, такими данными с нами поделился книжный магазин «Фаланстер»). Что весьма правдоподобно, если учесть, что книга посвящена Ницше, а в России на протяжении последних полутора десятилетий не прекращается настоящий бум публикаций его переводов (как старых, еще дореволюционных, так и абсолютно новых) и работ о нем.

Такая картина в своих основных чертах сопоставима с европейским бумом 1960 – 1970-х годов, вследствие чего «сегодняшние дискуссии о Ницше в России во многом повторяют европейскую ситуацию полувековой давности» (c. 77). И в этом отношении нынешние российские дискуссии предсказуемо проигрывают не только названным европейским дискуссиям, но и невероятно плодотворному, при всей его эклектичности и избирательности, освоению идей Ницше российской образованной публикой начала XX столетия. Тогда оно служило своеобразным «доказательством принципиальной близости отечественного и европейского типов ментальности, взаимосвязи и взаимопроникновения специфических духовно-национальных образований средиземноморской субэкумены» (c. 53). Сегодня же «обильное употребление его [Ницше] имени в отечественной околополитической периодике отнюдь не свидетельствует о глубоком знакомстве нашей политической элиты с сутью его идей» (с. 170). Если заменить слова «околополитической» и «политической» на «околоинтеллектуальной» и «интеллектуальной» (что Синеокая не делает, видимо, из чувства такта), это суждение по большей части останется верным. А. С ., В. А .

© Содержание - Русский Журнал, 1997-2015. Наши координаты: info@russ.ru Тел./факс: +7 (495) 725-78-67