Я – иностранец везде на этой безымянной планете…

От редакции. О писателе Андрее Иванове теперь можно часто услышать в России. Андрей Иванов родился в Таллине в 1971 году. После окончания школы работал на судоремонтном заводе сварщиком. Окончил Таллинский педагогический институт. Какое-то время жил в Скандинавии. Работал в различных интернациональных телефонных центрах. Издается с 2007 года. Лауреат Литературной премии им. Марка Алданова (повесть «Зола», Новый журнал №253), Русской премии (роман «Горсть праха», второе место в 2009, повесть «Кризис» в 2010, журнал "Звезда", 2011 №5). Роман «Путешествие Ханумана на Лолланд» вошел в шорт-лист «Русского Букера» (АСТ, 2011).

Несколько вопросов ему по просьбе РЖ задала Алена Чурбанова.

* * *

Русский журнал: Андрей, Ваши герои часто существуют в положении зависания «между» странами, культурами, языками – когда ты еще не вполне здесь, но уже и не там, где раньше. Причем это не кратковременная, а довольно длительная ситуация. Из Вашей биографии следует, что такой опыт не чужд и Вам самому. Как такое существование отражается на восприятии действительности, отношении к людям, собственной идентичности, языке?

Андрей Иванов: Но ведь все человечество находится в этом тамбуре: бездна не-существования до рождения и та же фигня после смерти. Эта ситуация называется жизнь. Возможно, находясь в тамбуре «между странами и языками», попадаешь в более контрастное воплощение этой метафоры, но что от этого меняется? Ничего. Я — иностранец везде, и меня это не волнует. Хотя в Эстонии, именно в Эстонии я больше всего себя ощущаю русским, об этом мне постоянно напоминают: и русские, и эстонцы. Но опять же: это ничего не меняет в моем отношении к людям. Я откровенно скажу вам, что я не знаю, кто я. Думаю, каждый на этой безымянной планете испытывает то же самое.

РЖ: Известно, что Вы некоторые время жили в коммуне хиппи и лагере для беженцев. Как на Вас повлиял этот опыт? Какой тип организации жизни кажется Вам оптимальным? Если бы Вас попросили описать идеальное общество, каким бы оно было? Какая страна из тех, где Вы жили, ближе всего к этому идеалу?

А.И.: Идеальное общество... Все-таки Хускего, коммуна, в которую попадает мой герой в конце «Путешествия...», и которую я подробно описал в «Золе» – эта коммуна была словно построена для меня. По сравнению с лагерем беженцев, Хускего — парадиз. Мираж, созданный заботливыми духами для меня и только на тот момент. Этот мираж развеялся, как только меня вырвали из него стальными щипцами закона. Вернуться в мираж невозможно, как невозможно повернуть время вспять. Поэтому нет такой страны, нет организации, ничего нет. Есть случайное совпадение чисел, обстоятельства, что-то еще (ведь всегда есть что-то еще, помимо всего). Никто из нас ничем не управляет. Все это хлам, который подхватил и несет ураган из ниоткуда в никуда без всякой цели.

РЖ: Я знаю, что в Вашей повести «Кризис» и романе «Горсть праха», которые были отмечены «Русской премией» в 2009-м и 2010-м годах, Вы много пишите о том, как живут русские в Эстонии. Не могли бы Вы что-нибудь рассказать о русскоязычной среде в Эстонии? Вы можете как-то ее охарактеризовать в нескольких словах? Чем живут эти люди? Как складывается их жизнь? Ведь люди разные...

А.И.: Да, вы абсолютно правы – люди разные, и русскоязычная среда в Эстонии – это не только русские, правнуки белоэмигрантов, но и русские, внуки тех, кто пришел в Эстонию в составе советских войск, это смешанные семьи, предки немцев, евреев, финнов, эстонцев, которые жили тут еще до второй мировой войны... Есть эстонцы, которые плохо говорят по эстонски, потому что выросли в Сибири, куда были сосланы Сталиным, вернулись в 70-х или позже, в 90-х, но по-прежнему предпочитают говорить по-русски, их дети и внуки тоже. Я учился в классе с такими, у нас во дворах детвора была сильно смешанная. Большинство русских, ввиду слабого знания государственного языка, вынуждено прилипать к конвейерам или охранным фирмам, торгуют на рынках, метут улицы, цепляются за места в газетах, порталах и не могут найти выход из этого замкнутого круга, потому что сил и времени выучить язык не хватает, да и нет надежды, что выучив язык уже вырвутся, потому что в эстонской среде тоже напряженка и конкуренция. В очень непростой ситуации находятся педагоги старшего поколения: они с трудом учат язык, вдобавок они должны осваивать компьютер, потому что все теперь делается в компьютере, журнал, отметки и пр., вообразите, все это сваливается на вас в 60 лет... Я уж не говорю о школьной реформе... Об этом много говорят и пишут в газетах. Когда я сказал, что чувствую себя в Эстонии русским больше, чем – возможно – русский себя чувствует в России, я имел в виду все эти разговоры, они шепчут тебе: «ты — русский», в России этого нет. Как только я вернулся в Эстонию из Скандинавии, я снова окунулся в это, как в колбу, в которую постоянно заливают одну и ту же мыльную воду: болтовня о работе, о языке, о расколе общества и т.д. Это тягостное ощущение. Я с этим ощущением жил в 90-х, я с этим ощущением живу и теперь. Я стараюсь уйти от всего этого, общаться побольше с приезжими, шведами, африканцами, индусами, итальянцами... мои коллеги по работам, эмигранты, рядом с ними я себя чувствую в полном порядке. Хотя бывают и стычки... Как-то мы пошли цветной компанией в бар, и на выходе на нашего индуса набросился нацист, мы, конечно, не дали его в обиду, получилась драка. Все мои работы за последние 7 лет были связаны с знанием иностранных языков: скандинавских и английского (эстонский не требовался). Мне удавалось лавировать, но при этом я работал мальчиком для битья на телефоне, попугаем, который отстаивает какой-нибудь бессмысленный американский продукт, изготовленный в Китае и проданный в Европе, я обслуживал недовольных иностранных клиентов на телефоне, как на конвейере, рядом со мной бок о бок, как в окопе, помимо эмигрантов, отстреливались точно такие же эстонцы – старше и младше меня, эстонцы, которые не знали куда себя деть и тоже сидели в customer support, превращаясь с годами в послушных обессиленных роботов! Я хочу сказать, что, когда русские в Эстонии говорят, что их несправедливо сделали маргиналами и поставили на конвейер, придавили стеклянным потолком, вышвырнули на улицу и т.д., они видят только пол-беды: дело в том, что в Эстонии молодое эстонское поколение выдавлено на обочину точно так же – оно обслуживает иностранных клиентов в барах, отелях или в таких вот компаниях. Эстонию строят иностранцы, и строят они ее для себя, точно так же, как Старый город когда-то строили датские монахи, тевтонские рыцари... Все больше и больше иностранных компаний раскидывают тут свои сети, чтобы заполучить дешевую рабочую силу. Эстонская молодежь очень талантлива, эстонцы знают много языков и имеют перед русскими преимущество: у них слабый акцент, плюс эстонский и финский - родственные языки, но в большинстве случаев они попадают в кабалу иностранных корпораций, которые высасывают из них силы. В Эстонии нет природных ресурсов, единственный природный ресурс Эстонии – народ, но страна, на мой взгляд, не использует этот ресурс как следовало бы, его сдают внаем иностранцам, как лошадь, за небольшую плату. Десять, двадцать лет эта лошадь продержится... Хотя я уже встречаю на каждом шагу сильно разочарованных тридцатилетних эстонцев, которым все надоело, они только и говорят о том, что надо уматывать.

РЖ: На Ваш взгляд, способны ли современные и новые формы коммуникаций решить или смягчить текущую проблему разорванности русского культурного пространства? Помогают ли в этом интернет, блоги, социальные сети и т.п ?

А.И.: Нет, не думаю, так как с каждым годом убеждаюсь, что Беккет был прав, когда сказал, что коммуникация невозможна, потому что средств для ее осуществления просто-напросто нет, – и я уверен, никакие новые формы тут не помогут. Более того, не вижу никакой проблемы в разорванности пространства – русского ли, или культурного – какого угодно. Чем дальше люди стоят друг от друга, тем сложней их сигнальная система. Мне кажется, что интернет и блоги ничего не меняют по существу, – они выявляют только одиноких существ, которые пишут, пишут, кричат о помощи, получают житейское удовлетворение, оттого что нашли like или comment под своей записью... Но оставленный комментарий под записью не решит проблему одиночества, – интернет помогает заполнить пустоту жизни, грубо говоря — убить время незаметно; при этом существо, которое оставляет изо дня в день, изо дня в день записи в своем блоге, всегда будет одиноким. Блог ничего не решает, он является документом, подтверждающим факт состояния индивида, но осуществить коммуникацию не может. Как и литература. Роман пишется для себя, это скважина, которую автор бурит в себе в поисках себя же. В этом и заключается прекрасный драматизм приключения – роман не может быть закончен, в нем есть начало, но нет конца. Любой синкретизм взглядов, на мой взгляд, гибелен для романа, потому что это приключение совершается в одиночку (не потянешь же в себя кого-то!). Литература сильна злыми индивидуалистами, именно они вбивают стальные колышки в рыхлые грудины своих предшественников, ожидая себе на смену молодого жреца со своим смертоносным орудием. Литература – это саркофаг для духов, озабоченным сегодняшним днем тут не место.

Беседовала Алена Чурбанова

© Содержание - Русский Журнал, 1997-2015. Наши координаты: info@russ.ru Тел./факс: +7 (495) 725-78-67