Прошедший 2009 год оказался крайне продуктивным для националистического сегмента интеллектуального пространства России. Во-первых, усилиями многих теоретиков и медиа-активистов были достигнуты определенные, пусть и скромные, успехи в деле политической реабилитация самого понятия русского национализма как идеологии демократического большинства. В этом смысле в стране продолжается процесс «национализации» общественно-политического дискурса, активно усилившийся после известный событий в Кондопоге, которые разразились в том числе и из-за попустительства местных коррумпированных властей. Ведь, как удачно выразился Виталий Третьяков, хотя каждый отдельно взятый российский чиновник – пламенный патриот России, на первом месте для него всегда стоят его личные интересы. Соответственно, ключевым в историях подобных той, что произошла в Кондопоге, является отнюдь не стремление этнических группировок контролировать рынки, а сама возможность социально-онтологического «рейдерства» ввиду отсутствия у абсолютного, но атомизированного большинства эффективных механизмов защиты собственных интересов. По сути, это означает только одно – отсутствие государства, способного действовать в интересах большинства, т.е. об отсутствии демократического государства. В этом смысле последние модернизационные инициативы президента Медведева могут интерпретироваться как попытка высшей власти дать ответ на этот массовый демократический запрос ввиду нефункциональности коррумпированного госаппарата в центре и на местах.
Несостоявшаяся революция Соловьев
Интеллектуальное осмысление необходимости демократии как важнейшего принципа организации русской жизни как раз и стало заметным трендом теоретической дискуссии среди националистической сцены. Ярким явлением в рамках наметившейся демократической тенденции среди интеллектуалов-националистов стал выход в издательстве «Феория» книги известных историков, профессора МГУ Татьяны и профессора МГИМО Валерия Соловьев «Несостоявшаяся революция. Исторические смыслы русского национализма». Данная работа вызвала неподдельный интерес у читающий публики, причем не только националистически ориентированной. Это было заметно, например, по количеству отзывов в виде рецензий и иных откликов в изданиях различной культурно-идеологической направленности. Подобный издательский успех был во многом предопределен предшествующими работами Валерия Соловья – «Русская история: Новое прочтение» (2005) и «Кровь и почва русской истории» (2008), – которые на обложке «Несостоявшейся революции» обозначены издателями в качестве «интеллектуальных бестселлеров».
Вообще здесь можно заметить острое маркетинговое чутье доктора исторических наук Соловья и его издателей, смело сообщающих тут же о включении одной из его работ в «список ста самых скандальных книг, опубликованных в России за истекшие двадцать лет». Видимо, по их замыслу, подобная референция должна подстегнуть читательский интерес к книге. Однако в книге действительно есть что обсуждать. Например, Татьяна и Валерий Соловьи формулируют ни много ни мало главное противоречие русской истории – принципиальный конфликт между русским народом и имперским государством, которое было чуждо фундаментальным интересам русского народа, хотя и существовало за счет его этнической субстанции. По сути, это радикальное обвинение российского государства во все эпохи его соществования в антинациональной, антирусской направленности. Причем оно распространяется и на времена седой старины – критический анализ авторов начинается примерно с середины XVII века, когда сформировался феномен старообрядчества, в котором они и обнаруживают признаки русской «этнической оппозиции империи» Романовых, делавших ради мессианских химер и из-за простого самодурства ставки русским пушечном мясом в геополитических играх с европейскими родственниками.
Естественно, не обойден вниманием авторов и советский период, в который в целом продолжилась «стратегическая русофобия власти», выражавшаяся «в перекачке экономических, финансовых и людских ресурсов из великорусского ядра на национальную периферию» ввиду приоритетности развития отсталых окраин за счет великорусских и украинских доноров. Примечательно, что говоря о положении большинства в романовском государстве, они используют определение «нерусская империя», а характеризуя идеологию и, само главное, практику коммунистов – «антирусская империя».
Отдавая должное несомненным теоретическим и писательским заслугам авторов, хотелось бы поделиться одним наблюдением, показывающим, что брат и сестра Соловьи сами не очень точно могут оценить собственный интеллектуальный подвиг. Так, в «Заключении» можно найти следующую, прямо скажем, не отличающейся особой скромностью оценку: «Книга, которую держит в руках читатель, открывает новую парадигму в понимании русского национализма». Однако чуть ниже на этой же странице читаем: «Собственно в научном плане мы не создали никакой особой теории русского национализма, а использовали уже имеющийся теоретический потенциал». Возможно, что эти абзацы писали разные люди, а возможно читатель наблюдает плюрализм мнений в отдельно взятой голове. То же самое касается «экстравагантной», по признанию самих авторов, биологизаторской позиции в понимании природы этничности («кровь и почва»), которую они активно заявляют, но которая не играет никакой роли собственно при работе с материалом русской истории. От прямого ответа на мой вопрос, может ли быть примордиалистом человек, свободно владеющий концептуальным аппаратом современных теорий идентичности или же это удачный маркетинговый ход, профессор Соловей, как и положено мэтру, уклонился. Он ограничился краткой репликой в том духе, что «частично, конечно, может…», добавив лишь, что «пусть каждый судит об этом в меру своей теоретической развращенности…».
Новая русская нация Сергеева
Серьезным подтверждением тренда опрокидывания демократического интереса националистических теоретиков в русскую историю стала книга главного редактора журнала «Москва» Сергея Сергеева «Пришествие нации?», вышедшая некоторое время назад в издательстве «Скименъ». В этом сборнике статей автор предстает в двойной ипостаси – как специалист по истории русской общественной мысли XIX-XX веков и как известный публицист, активно печатающийся в изданиях патриотической ориентации на протяжении последних 20 лет. Сергеев так характеризует свое идеологическое и интеллектуальное кредо: «Русский национализм – последний шанс России, и потому он требует нашего общего творческого участия в его созидании, в не зависимости от тех или иных разногласий. В рамках русской нации найдется место для всех: либералов и коммунистов, верующих и агностиков, бизнесменов и пролетариев. В одном вопросе они должны быть едины – в бескомпромиссной защите общенациональных интересов».
Примечательно, что сам сборник, включающий работы Сергеева последних лет, фиксирует отмеченную выше тенденцию повышения интереса в интеллектуальной среде русского национализма к демократии и институтам Модерна в целом. Иными словами по представленным в сборнике статьям можно проследить заметную идейную эволюцию автора. Если в более ранних работах Сергеева обсуждается традиционные для занимаемой им сцены топосы – русского консерватизма, особого пути России, интеллигенции и народа, деградации культуры, а также внутренних демаркаций среди сообщества националистов – русизм и т.п., то последние его публикации свидетельствуют о том, что теоретические лидеры патриотического лагеря пытаются работать на всем дискурсивном поле Модерна, активно используя современный концептуальный аппарат, например, западных теорий национализма. Так же неудивительно теперь встретить в их текстах – помимо ожидаемых имен Победоносцева, Соловьева или Розанова – в качестве референтных фигур такие имена, как Макс Вебер, Хельмут Плеснер или Ральф Дарендорф.
Соответственно, в статье, давшей название самому сборнику, автор демонстрирует знакомство с базовыми текстами конструктивистских концепций национальной идентичности и пытается представить свои идеи на современном теоретическом языке, практически дистанцируясь от биологического подхода того же Соловья. Он справедливо указывает, что словечки типа «витальная сила» и «этические архетипы» суть метафоры вроде гумилевской пассионарности, нежели операциональные научные понятия, а «кроваво-почвенную» концепцию Соловья считает, скорее, «смело заданным вопросом, а не исчерпывающим ответом на него». Более того, Сергей Сергеев утверждает, что при любой трактовке процессов образования нации – как социального механизма или как биологического организма – сегодня внутри русского этноса происходит значительный тектонический сдвиг: «первое пришествие русской нации», поскольку «нацией в европейском смысле, т.е. культурно-политической общностью, постулирующей в качестве основания своего бытия собственную самоценность, русские никогда не были».
Другие из недавних работ данного публициста и исследователя также свидетельствуют о «демократическом повороте» среди, как минимум, части теоретиков националистической сцены. В качестве иллюстрации этого тезиса, который возможно покажется кому-то слишком поспешным, приведу пару цитат из – на мой взгляд – самого ценного раздела сборника Сергеева – «Нация в русской истории». Здесь уже названия глав говорят сами за себя – «Цена империи», «Русская малая нация: рождение, расцвет, крушение», «От XX к XXI веку: старые и новые проблемы». Это очевидная попытка применить современный концептуальный аппарат к материалу общеизвестных дискуссий XIX века на фоне убийственной статистики, подтверждающей, что Российская империя никогда не была национальным государством русских. Говоря о латентном конфликте имперской элиты и большинства населения России, Сергеев выносит свой приговор антидемократической направленности романовского самодержавия: «Гоняясь за миражами внешнеполитического могущества, оно забыло про основу империи – русских, помешав им вовремя превратиться в нацию модерна, не сформировав у них единую национальную идентичность, продолжая держать их в плену социальной архаики». Завершается раздел драматической аллюзией по поводу известного выражения Хельмута Плесснера: «Хочется надеяться на то, что, будучи нацией запаздывающей, русские не окажутся нацией безнадежно опоздавшей».
Отмечая вклад научных и публицистических работ Сергея Сергеева в дело, по сути, модернизации русского национализма, нужно отметить специфический, приватный стиль автора, сильно напоминающий язык тех писателей, труды которых он изучает в качестве предмета своих профессиональных исторических штудий. Он всегда говорит о первого лица, даже не пытаясь прикрыться средствами сциентистской риторики и выдать свое мнение за объективистскую позицию, говорящую от имени Истины. Сегодня мало кто так пишет. Потому и восприятие такого, местами просто архаичного письма далеко не однозначно.
А дальше?
Конечно, было бы преждевременно говорить о том, что современный русский национализм вовсе не является таким, каким его пытаются представить идеологические конкуренты – хтоническим, зоологически-ксенофобским, борющимся с «жидомасонами», «чурками» и т.д. Как и среди любого широкого движения здесь хватает и расистов, ксенофобов и антисемитов. Однако, говоря словами товарища Сталина, было бы идеологически неверно и политически недальновидно не замечать наметившуюся демократическую тенденцию хотя бы среди части националистического сегмента русского дискурсивного поля. Ибо, как писал Сергей Сергеев в одной из своих статей: «символ веры Макса Вебера («нация и демократия») как нельзя более к месту в нынешней России. Эта диада способна объединить людей самых разных убеждений и самого разного социального статуса. <…> Те же идейно-политические направления, которые предпочтут приоритет своих абстрактных партийных схем (будь то вполне замшело-консервативный либерализм, архаически-реакционный коммунизм или бесплотно-мечтательный монархизм) над «вопросами национальной важности», перейдут в разряд маргинальных сект, не лишних в «цветущей сложности» русской жизни, но не могущих определять основное течение последней».