Умер Вадим Цымбурский

23 марта, в 6.50 по московскому времени после 13 лет отчаянной борьбы с мучительной болезнью умер Вадим Цымбурский. Человек, сыгравший огромную и до сих пор еще не вполне оцененную роль в интеллектуальной истории постсоветской России. Выдающийся филолог, специалист по истории гомеровского эпоса, гениальный геополитик, создатель концепции «Острова Россия», прекрасный историк отечественной мысли, создатель серии блестящих трудов о Тютчеве, евразийцах, о Солженицыне и т.д.. Деятельность Цымбурского трудно вписать в какую-то одну область научного знания, и его влияние явно не умещалось в пределы самой науки, притом что сам он стремился в первую очередь внести вклад в филологию и политологию. Обсуждая с ним послесловие к готовящемуся к выходу второму сборнику его трудов под заглавием «Конъюнктуры земли и времени», Вадим Леонидович просил охарактеризовать его вклад в сферу познания как попытку переосмысления политологии в качестве гуманитарной дисциплины, в качестве науки, оперирующей образами и в какой-то степени свободно манипулирующей ими.

Цымбурский считал, что создание емкого, выразительного образа представляет собой дело, может более, важное, чем разработка полноценной верифицируемой теории. И ему удалось ввести в оборот русской публицистики и русского политического дискурса в целом несколько образов, оперируя которыми, мы могли бы что-то понять в социальной реальности постсоветской России. И, прежде всего, образ «Острова России», цивилизации, окруженной от иных цивилизаций широкой полосой «лимитрофных территорий» — «территорий-проливов». По существу, только эта, одна единственная, геополитическая концепция задавала исторический смысл существованию новой России в границах 1991 года.

Парадоксально, что единственный человек, который смог обнаружить смысл в существовании России-РФ, являлся поистине политическим маргиналом, причем и в значительной степени сознавал себя таковым, относясь предельно критически ко всем реалиям постсоветского общества. Новая Россия и ее единственный пророк находились в крайне сложных взаимоотношениях друг с другом. В этом присутствовал какой-то зловещий изъян, понимание которого равным образом открыло бы нам что-то и в судьбе этой новой России, и в личной судьбе самого Цымбурского.

В нем самом было это роковое противоречие – принятие/неприятие общества, в котором ему выпало жить и испытывать страдания – поначалу от всей постыдной нищеты начала 1990-х, потом — в силу полной неспособности вписаться в истеблишмент, в конце жизни – по причине разрушавшей его профессиональные планы болезни. Это противоречие отражалось в его очень сложных религиозных переживаниях – в метаниях от страстной веры к почти немыслимому для «холодно-равнодушного» современного интеллигента богоборчеству. Цымбурский со своими поисками и проблемами был бы первым среди равных в обойме философом русского религиозного Возрождения начала XX века (может быть, не случайно его последняя статья оказалась посвящена столетию «Вех»), но в среде трезвых политологов и расчетливых дельцов от науки он смотрелся чужаком, далеким от жизни и ее конъюнктурных раскладов.

При этом нельзя сказать, что Цымбурский сторонился политики, что он отчаянно не пытался найти в ней свою нишу, что он не хотел сыграть здесь свою партию. В 1993-94 годах, на подъеме жизненных сил, Цымбурский искренне надеялся найти единомышленников в самых разных сегментах политического сообщества, будучи уверен (и не вполне безосновательно), что его концепция «Острова Россия» позволит примирить либералов и патриотов[1]. Он не мог взять в толк, почему больший спрос в этом сообществе имеют не имеющие никакого практического смысла фантазии, геополитические о возрождении империи или же геоэкономические мечты о разделении страны на жителей космополисов и все остальное якобы бесполезное население. В 1995 Цымбурский принял участие в разработке темы «переноса столицы» с европейской окраины России ближе к ее подлинному центру – в Западную Сибирь. В 2002–2003 он связал свое имя с движением «младоконсерваторов», регулярно принимая участие в заседаниях организованного тогда на базе «Русского журнала» Консервативного пресс-клуба.

Цымбурский упорно отказывался играть со всей окружающей его жизнью на понижение, не желая представлять мир вокруг себя исключительно виртуальным пространством, наполненным симулякрами. Он поставил себе почти невозможную задачу – быть интеллектуалом в казалось бы полностью безыдейном публичном пространстве, находить исторический и философский смысл там и в том, в чем все остальные пытались видеть исключительно игру страстей и хитрость манипуляторов. И в этой сражении за смысл, в котором окружающие видели своего рода политологическое дон-кихотство, сражении, которое одновременно было и борьбой за подлинную Россию, Цымбурский несомненно победил. Как интеллектуал, и, пусть это не покажется странным, как политик.

Дело не только в том, что «Остров Россия» оказался более плодотворен и живуч как метафора и как доктрина, чем все остальные идеи и мифологемы 1990-х. Это очевидно и так. Цымбурский – единственный из теоретиков сделал ставку на Россию-РФ, и эта ставка оправдала себя. Хотя именно эта ставка и не должна была сыграть – гораздо убедительнее в 1993 году смотрелись те, кто говорил о распаде страны по национальным округам или же о неминуемом возрождении империи в масштабах всей Евразии. В 1999 Цымбурский изложил в статье «Геополитика для евразийской Атлантиды» свое видение стратегии России в отношении Ирана, Китая, США, и фактически предвосхитил всю оборонную политику нашей страны в рамках ШОС. Он предельно критически высказался о решении предоставить военные базы в Средней Азии войскам НАТО в 2001 году, и хотя его страстное негодование было встречено полным непониманием в среде коллег, через несколько лет оценки и выводы Цымбурского стал повторять едва ли не каждый.

В том то и дело, что в споре со временем и эпохой Цымбурский каждый раз оказывался неизменно прав. Причем степень его правоты можно было измерять градусом отчуждения от ученого его интеллектуального окружения.

В последнем своем тексте, надиктованном за три дня до смерти, Цымбурский предельно точно демонстрирует свое преемство с поколением «веховцев». По существу в своем творчестве он сделал то, что не смогли сделать они – показал, в чем может состоять смысл «реформационной» России, России городского общества, какая историческая и даже сверхисторическая задача стоит перед ней. Целое созвездие выдающихся имен, мыслителей и вопрошателей, так и остались в русской истории проигравшими, он – почти в полном одиночестве – методичными и непрерывными интеллектуальными ударами в одну и ту же глухую стену смог таки пробиться к той реальности, в которой идеи и жизнь соединяются в одно целое. Эта борьба сломила его силы, но он смог доказать, что она с самого начала была совсем не безнадежной.

[1] По его собственному выражению, «обозначить почву негласного сближения сторонников российской цивилизационной «особости» с теми нашими либералами, которые находят доминат «мирового цивилизованного» <…>, не очень-то благоприятным для подъема российского национального капитала» (Цымбурский В.Л. Остров Россия. Геополитические и хронополитические работы 1993–2006. М.: Росспэн, 2007. C. 42).

© Содержание - Русский Журнал, 1997-2015. Наши координаты: info@russ.ru Тел./факс: +7 (495) 725-78-67