Старозятцевское краеведение

Поиск сведений о предках, стремление восстановить семейное древо привели автора этих строк в удмуртское село Старые Зятцы. Увиденное заставило взглянуть на многие вещи в собственной судьбе под совершенно иным углом зрения.

200 лет русской истории оставили след в каждом из представителей Миноровских. Малопонятная теперь, но некогда величественная крестьянская цивилизация, православное просвещение второй половины XIX века, социальный слом первой четверти XX-го: коллективизация и репрессии 30-х годов, великое социалистическое строительство, расстрелы, вредительство, а затем – война, промышленный подъем и расцвет науки, рассеяние и восстановление семейности – все это как живые рубцы на теле семьи. Узнать, разобраться, понять и вновь полюбить свое прошлое – вот что заставляет возвращаться в Старые Зятцы.

Полуразрушенное село удмуртской глубинки. Некогда столица Христорождественской волости (2-я пол. XIX века) и Старозятцинского района Вятской губернии и Удмуртской АССР (20-50-е гг XX в), сейчас село не имеет даже асфальтированной дороги. Тем ярче контраст внешнего упадка и внутренней культуры – интенсивного пульса, которым живет село. Учителя местной школы, представители администрации, священник, школьники, пенсионеры – таков социальный состав местного краеведческого движения. Краеведения яркого, своеобразного, в котором интуитивные прозрения соседствуют с отточенной научной методикой. Разглядывая этот феномен вблизи, впору усомниться в расхожем столичном представлении о погибающей Mother-Russia, населенной угрюмым и невежественным narodom, от которого спасти очкастенького московского интеллигента под силу только всемудрейшему вождю.

Село Старые Зятцы было образовано в… Хочется поставить точный год, но это невозможно. Село в российском административном делении – это статус, подтверждающий наличие церковного прихода. Никто не знает, когда на самом деле было образовано поселение, именуемое ныне Старые Зятцы (Зятча, удм. – языческое божество, тотем). По одним сведениям, село – русское, по другим – удмуртское. Так и живут тут люди до сих пор – одна половина считает себя русскими, а другая – удмуртами. Вероятно, с тех самых времен, когда во второй половине XVI века потянулись русские крестьяне заселять эти края. Впервые статус села тогда еще просто Зятцы получили в 1751 году [9, с. 8], в период «предпугачевского» этапа селообразования, по терминологии знаменитого удмуртского краеведа Е.Ф. Шумилова [12, с. 126-128]. Село расположено в 12 км от Сибирского тракта (на нем позже возникнет село Новые Зятцы), вдали от судоходных рек (до ближайшей реки Кильмезь,– порядка 17 км напрямую, через лес, и дальше, до впадения в Каму – еще 150). Зато кругом поля, перелески, сосновые боры – пейзаж, не уступающий знаменитым видам Михайловского (да мало ли в России таких вот пейзажей, в каждом третьем пробуждающих поэтические чувства?). Этими видами любовался Радищев, когда везли его в сибирскую ссылку.

«От Зятцей становится гористо, а от Зуры новым просеком около гор, хоть невеликих, но крутых несравненно», - так описывал свою дорогу по Сибирскому тракту опальный философ и журналист [5, с. 100]. Этими же местами добирались к местам своих ссылок Чернышевский и Короленко. Да что там – половина каторжной и ссыльной России прошла по этим заросшим соснами холмам. Отмечая тяжелые условия жизни удмуртов, Радищев подчеркивает, что царский чиновник и православный священник делают жизнь удмурта-крестьянина такой же невыносимой, как и его русского соседа [7, с.10-12].

Местные крестьяне никогда не знали барина. Их государственный статус требовал уплаты, кроме подушной, оброчной подати [3, 559]. Но вот приписка, формально существовавшая до указа 5 октября 1906 года, серьезно ограничивала и без того незначительные права крестьян [3, 580].

Роль православной церкви в развитии императорской России действительно сложна и неоднозначна. В 1882 году философ Владимир Соловьев признавал, что в «настоящее время духовный авторитет» церкви пришел к «такому упадку, что даже лучшие представители самой иерархии впадают в уныние» [8, с.9]. Но именно православный священник – выдающийся просветитель, своей подвижнической деятельностью снискавший себе не только народную любовь, но и признание академических кругов в Москве, Казани, Санкт-Петербурге – протоиерей Михаил Шерстенников дал селу Старые Зятцы новую жизнь и, как становится ясно теперь, в начале XXI века, создал удивительный просветительский задел развитию села.

В 1863 году молодого священнослужителя, только что окончившего курсы Вятской духовной семинарии, рукоположили в священники во вновь воссозданном селе Старые Зятцы. То было пореформенное время – время надежд и воскресшей свободы. Михаилу Шерстенникову было 22 года, только вдумайтесь – 22. И следующие 60, вплоть до своей смерти в 1923 году – он посвятил жизни села. По воспоминаниям Миноровских, на похоронах протоиерея – мыслимое ли дело?! - выступал председатель парторганизации старозятцевской волости – Георгий Яковлевич Нагорных, отметивший «особый вклад» покойного в развитие культуры и просвещения района. В 1913 году состоялось празднование 50-летия служения отца Михаила. Этому событию посвящена изданная специальная брошюра, сохраняемая жителями села.

По цитируемым телеграммам и словам приветствия из Астрахани, Вавожа, Малмыжа, Вятки, Ижевска, Казани, Котельнича, Москвы, Санкт-Петербурга, можно почерпнуть ряд интересных сведений о быте того времени, о круге общения протоиерея Шерстенникова, социальном составе «интеллигенции» Вятской губернии. Заканчивается брошюра пересказом обращения о. Михаила Елабужского, в голосе которого звучат буквально чеховские интонации: «В заключение оратор призывал интеллигентную молодежь в жизни своей держать высоко знамя науки и идейного служения народу, не падать духом при неудачах, и не опускаться в тину мелких личных интересов покоя, выгоды и карьеры». Еще раньше – в 1899 году – отцу Михаилу был преподнесен золотой наперсный крест с надписью «Любимому пастырю от благодарных прихожан». В сборе средств, а так же в самой церемонии участвовал прапрадед автора этих строк – Игнатий Миноровский, которому неграмотные заявители доверили «руку приложить» к благодарственному диплому, сопровождавшего дарение.

Такой вот парадокс – не только «интеллигенция» и «народ», но и партия признала заслуги священника. Парадоксальна судьба и дочерей протоиерея. Младшая, Нина Михайловна (1894-1961), была учителем в местной школе – преподавала историю и музыку. До сих пор семья Миноровских хранит ее ноты – те самые, по которым она играла Шумана и Чайковского маленьким гражданам села Старые Зятцы, среди которых была когда-то и бабушка автора, - Валентина. За свои заслуги в области народного просвещения Нина Михайловна была награждена Орденом Ленина, ее деятельность и неутомимость отмечают все оставшиеся в живых ее современники. Другая же дочь отца Михаила – Мария – вышла замуж за одного из его воспитанников – уже упомянутого нами Михаила Стефановича Елабужского, рукоположенного в священники в 1896 г. Вместе с мужем она прошла весь полный счастья и горести жизненный путь – сначала в качестве «матушки» любимого и уважаемого «батюшки», а затем жены гонимого и преследуемого «врага народа», у которого даже рясу комсомольцы отобрали то ли на флаги, то ли на портянки [10, c. 118). Михаил Елабужский участвовал во Всероссийском поместном соборе Русской православной церкви 1917-1918 гг. в качестве члена Подотдела о богослужебном языке [1]. Его перу принадлежат книги по удмуртской этнографии – «Крепость вотского язычества» (1903), «О новых изданиях на вотском языке» (1906), «Историко-статистическое описание с. Удугучин», оставшееся в рукописи (1899). «По-европейски образованным человеком», «просветителем и борцом за права человека» называет его историк и краевед Шумилов [10, c. 119). Затравленный, нищий, обобранный старик, он умер в 1937 году. Но колесо советских репрессий так и не смогло его сломить. «Дневники М. С. Елабужского тех лет написаны с болью гражданина и страстью пророка. – пишет о нем Е.Ф. Шумилов. - Характерно, что самые сокровенные мысли ему приходилось скрывать от вавожских соглядатаев, делая записи на английском языке» (курсив – авт. А.М.). Жена священника, Мария, умерла десятилетие спустя в полной нищете, тайно поддерживаемая родственниками и соседями, до последних дней не предавших свою «матушку».

«Интеллигент» Шерстенников и «интеллигент» Елабужский верой и правдой служили своему «народу», плоть от плоти которого являлись сами. В те годы – в таких глубинных местах, как Старые Зятцы – слово «интеллигент» не являлось ругательным, как на страницах современной право-консервативной прессы. Словом «интеллигенция» именовалась лучшая часть народа, живущая идеалами просвещения и свободы совести, гармонично сочетая эти принципы с евангельским подвижничеством. Как и в конце XVII века, в период жестоких гонений на старую веру, репрессии «красного колеса» коснулись наиболее передовых, образованных и неравнодушных служителей православной церкви.

«Истинные подвижники, несокрушимые столпы веры, великолепные знатоки культуры и религии, носители самых передовых идей, они по праву назывались ИНТЕЛЛИГЕНЦИЕЙ (выделение источника – А.М.) . – пишет о Михаиле Шерстенникове и Михаиле Елабужском священник Сергей Князев в интернет-издании "Православная Удмуртия" [6]. – Время нещадно уничтожило какие-либо серьезные сведения о жизни, деяниях и духовных подвигах большинства из них. Безвозвратно погибли в огне многие архивы, стареют, теряя память, и уходят в мир иной люди, знавшие их...»

И Шерстенников, и его ученик Елабужский были в первую очередь строителями. В период, когда отец Михаил возглавлял церковный приход, село Старые Зятцы не только расширилось и увеличило численность жителей, но и стало в первую очередь важнейшим культурно-просветительским центром. В селе до сих пор (!) сохранились 12 каменных и деревянных домов, построенных при участии Шерстенникова. В некоторых из них располагались детский дом, банк, почтовое отделение, библиотека, народный дом, школа [9, c.12]. Священник добился даже организации телеграфного сообщения, что для глубинного вятского села, к тому же не расположенного на тракте, просто немыслимо.

Главным же делом жизни отца Михаила стал кирпичный храм в честь Казанской иконы Божией Матери, построенный в 1878 году попечением елабужского купца Ф.Г. Чернова [9, c.30]. До сих пор его величественный остов возвышается над Старыми Зятцами, как одряхлевший свидетель культурного расцвета села. Решением Ижевской епархии по неизвестным причинам решено не восстанавливать этот храм, а выстроить новый. Стоит. Пока не открыт, не освящен. Отец Андрей, настоятель, проводит богослужения в помещениях училища старого храма. По словам молодого священника, одной из целей служения он видит в восстановлении Казанской церкви, построенной еще отцом Михаилом. Что ж: перед глазами отца Андрея отличный пример. По ходатайству отца Михаила в 1897 году был открыт фельдшерский пункт, в 1913 году ставший больницей, в 1909 году – почтовое отделение, в 1912 – телеграфная станция и приходская библиотека. К 1911 году открыто 10 начальных школ, в которых обучались почти 600 человек, а в самом селе организовано четырехклассное городское училище, рассчитанное на 110 учеников [9, c.41]. Но тогда это был если не процветающий, то вполне зажиточный район. Братский денежный доход сельских приходов составлял 2000 рублей [4, c.342].

Все это сделало Старые Зятцы не только центром притяжения всей местной прогрессивно настроенной молодежи, но и на долгие годы создало уникальные условия для развития народного просвещения. Так, в 1940 году в Старозятцинском районе действовала средняя школа на 600 человек, 6 неполных средних школ, 21 школа и детский дом, в которых в общей сложности обучались 4642 ученика [9, c.42]. В районе действовали больница, амбулатория, акушерский пункт. Если в 1934 году в районе была только одна врач – прабабушка автора – и ее помощник «пьянчужка-фельдшер», то к началу войны на селе трудились уже 70 медицинских работников. Село, – в период своего наивысшего расцвета – в 50-е годы, вплоть до переноса районного центра в соседнюю Якшур-Бодью – имело дворец культуры, звуковой стационар (кинотеатр), 11 изб-читален, 43 красных уголка с библиотеками. Организация совхоза способствовала постройке раймага, столовой, аптеки, здания суда, пожарного депо, бань, кирпичных зданий для 4 школ, ветеринарных лечебниц…

Вся эта цивилизационная мощь ныне теперь тихо помирает на виду у местных жителей, на виду у высокого начальства, отгородившегося от своих глубинок простым обрывом транспортных коммуникаций – в селе больше нет асфальтовой дороги. Автобусное сообщение с Ижевском сведено до минимума – раз в сутки автобус приезжает сюда и уезжает обратно.

Воображение столичного горожанина, прошагавшего пол-европы по шлифованным брусчаткам средневековых площадей, вероятно, рисует привычные картины порушенных зданий, кособоких избушек с торчащими ногами кур-оборотней, диких до ужаса кошек и спившегося населения, превратившегося из людей в контингент для криминальных сводок центрального ТВ. Видимо, так проще мириться с собственными противоречиями, если думать о том, что где-то далеко все никак не отойдет в мир иной великая цивилизация русского крестьянства. Видимо, так удобнее.

Но далеко все не так в старинном, глубинном селе Старые Зятцы.

В 2012 году в издательстве «Удмуртия» вышла книга «Старые Зятцы. Очерки, зарисовки разных лет». Это сборник, составленный из воспоминаний, архивных розысков, очерков по истории села. Его автор – Галина Харитоновна Василькова, пожилая местная жительница, почти 10 лет посвятившая будущему изданию. Результатом ее работы стала эта книга, а так же открытый порядка 5 лет назад краеведческий музей. Музей открыт на общественных началах, работает под надзором директора местного клуба. В его создании принимали практически все жители села и окрестных деревень. Когда Галина Харитоновна обращалась к ним за воспоминаниями – а с 1998 года она обошла почти тысячу семей, опросив едва ли не втрое больше жителей – тогда же по ее просьбе люди стали приносить старые вещи. Это же старое, глубинное село. Вот и понесли люди прялки XVIII века, замки, удмуртские украшения, липовые ложки, корзинки, грамоты передовиков и фотографии воинов Советской армии. Учащиеся местной коррекционной школы из картона соорудили макет храма Казанской божией матери – преподаватели раздобыли в архиве рисунок постройки и по ней был в миниатюре воссоздан храм. Клубный художник подготовил оформление нехитрых музейных коллекций для «выставочного зала», которые сами себе и запасник, и выставка, и клуб по интересам. Теперь в этом музее проводятся уроки для школьников, а проезжему туристу с удовольствием расскажут и покажут наглядную историю села…

Таким образом, начинание Галины Харитоновны отозвалось в душах многих и многих местных жителей. С этого момента краеведческое движение Старых Зятцев приняло форму уже местного института самоорганизации.

Учитель истории и завуч местной школы, Ольга Васильевна Федорова, вместе с дочерью, Аленой Федоровой, проводят самостоятельную научную работу по изучению династий местных священников. Первыми шагами в этом направлении стали исследования «Михаил Иванович Шерстенников – просветитель удмуртского края» (2010), «Святыни Свято-троицкой церкви села Кекоран» (2011), «М.И. Шерстенников – первый просветитель старозятцинского прихода» (2012). Эти работы были выполнены в рамках программы конкурса «История многонациональной культуры Удмуртии», на котором в 2010 году Алена Федорова заняла 1-е место. Работы конкурса проходят экспертизу в Удмуртском институте истории языка и литературы УрО РАН и на Историческом факультете Удмуртского госуниверситета, что может служить подтверждением не только настоящего научного характера исследований Алены, но их высокого, отнюдь не школьного уровня. Работа выполнена уверенно, без лишних слов и отступлений общего характера, содержит массу фактического материала, досконально обработанного, цитаты из внешних источников аргументированно подтверждают положения исследования. Содержащиеся ссылки на материалы источников из сельского музея вообще создают своеобразную иерархию местного краеведения.

Интересно и распределение ролей в этом творческом тандеме матери и дочери Федоровых. Мать, Ольга Васильевна, выполняет функцию наставника-методиста, тогда как дочь, Алена, осуществляет техническую исследовательскую работу. При этом итоговый отчет выполняется Аленой самостоятельно, что само по себе имеет важное педагогическое значение.

При этом Алена участвует и в других внеклассных творческих проектах в рамках общеобразовательной школы, в составе которых принимает участие в республиканских и общероссийских мероприятиях. Например, как участник учебно-опытного участка по выращиванию арбузов и роз, Алена Федорова приняла участие сначала в ярмарке в Ижевске (сентябрь 2012 года), а затем и в московской, запланированной на октябрь этого же года. Разведение арбузов и роз в удмуртской глубинке имеет буквально-таки символическое значение, не говоря уже о педагогической и социальной роли подобных экспериментов.

В чем феномен старозятцевского краеведения? Автору этих строк он видится в том мощнейшем просветительском импульсе, заданном православными подвижниками на рубеже XIX и XX веков. В парадоксе советского времени – в строительстве новых идеалов, которые так и не смогли родить новой духовности. А старая – русская, православная, народная – духовность оказалась живее всех идеологий – и имперской, разделявшей русских на никониан и раскольников, а всех граждан страны – на коренное население и нацменов, и советской, – стравившей семьи, придумав бесполезные идеалы во имя так и не достигнутого мирового господства.

Старозятцевское краеведение – это еще и феномен, связанный с процессом децентрализации науки, по мысли историка В.А. Бердинских, определяемый «стремлением строить русскую историю не из Москвы или Санкт-Петербурга, а снизу, начиная с русской общины» [2, c.41]. Книга «Старые Зятцы» хранит потрясающие свидетельства противоречий между историей официальной, и историей простонародной. В соседних главах описывается и строительство церковного прихода, и сменившее его строительство колхозное. Глава «Трагедии Гопгурта» рисуют ужас резни периода гражданской войны и борьбы с «кулачеством». Одни и те же люди сначала жертвовали на церковь, отдавали своих детей в церковные школы и училища, а потом крушили храмы, отбирали у соседей скот под видом «раскулачивания», а другие – жгли и убивали в отместку, жестоко, бессмысленно и одновременно бесхитростно. В память о тех жертвах в селе до сих пор стоит мемориал. Более бессмысленной бойни сложно себе представить. Сейчас. А тогда, когда рушились уклады, менялось мировоззрение, враг не дремал, а классовая борьба раскалялась – тогда это была просто повседневность. Потрясает и стиль некоторых очерков – ведь многие из них записаны со слов жителей, а значит, несут на себе отпечаток гениальной бесхитростности. Чего стоит только вкравшийся в описание заслуг жителей села в годы войны фрагмент – в главу, в которой казенным языком перелистываются официальные сводки, и вдруг – «Вы, милые вдовушки, пронесли через всю жизнь свою долю лихолетья, не зная любви, ласки и тепла мужских рук. По муниципальному образованию «Старозятцинское» осталось 11 вдов..» [9, c. 48]. И далее - по казенному списку. Какая потрясающая смесь эротизма и казенщины. Ни один писатель не выдумает так, – чтобы плакать без слез.

Иному современному городскому жителю, привыкшему к потреблению как смыслу жизни, сложно понять все эти краеведческие заботы. В ком-то статья вызовет отторжение, в ком-то даже злобу. Человек потребления привыкает получать только удобоваримое и приятное. Ему гораздо проще читать про ужасы русской глубинки, про царящий за Уралом каннибализм, про массовые изнасилования пьяными китайцами обкуренных несовершеннолетних проституток Иркутской области, про беспредел, творимый сросшимися по пояс с дагестанской мафией священниками в казачьих погонах. Все это просто, в чем-то даже приятно и, что самое главное – привычно.

Но мир сложнее. Мир выглядит иначе. Рассуждения замкадыша с провинциалом о Москве, провалившейся в адскую бездну во время торфяных пожаров летом 2010 года, так же маловыразительны, как и реплики городского всезнайства в сторону крестьянской глубинки – вздохи то ли сочувствия, то ли презрения.

Село Старые Зятцы до сих пор живо. Живой своей странной и во многом непонятной жизнью. Таких русских сел – никогда не выраставших до уровня городов – в России тысячи, если не десятки тысяч. По церковным праздникам в Старых Зятцах очень много автомобилей. Люди приезжают туда, чтобы навестить могилы своих предков. Проходя по местному кладбищу, можно заметить в очень приличном состоянии могилы, в которых похоронены родившиеся в середине XIX века. Фактически, порядка 150 лет село развивает то, что называется сейчас культурным кодом. Пока живы эти могилы, пока не зарастает к ним народная тропа, а не только к памятнику Пушкину в Москве – жива та огромная и непонятная Россия, в которой родились если не мы сами, то наши родители, дедушки и бабушки.

А в какой стране родятся наши дети?

Список литературы

1. Балашов, Н., протоиерей. Вопрос о богослужебном языке –http://www.odinblago.ru/liturgika/o_bogosluzhebnom_yazike/1/

2. Бердинских В.А. Уездные историки: русская провинциальная историография. – М.: НЛО, 2003. – 528 с.

3. Иванова Н.А., Желтова В.П. Сословное общество Российской империи (XVIII – начало XX века). – М.: Новый хронограф, 2010. – 752 с.

4. Краткий обзор деятельности Вятского губернского земства за 35 лет (1867-1902). Вып. 1-ый. – Вятка. Губернская типография, 1906. – 276 с.

5. По родному краю. Исторические памятники и знаменитые места Удмуртии. – Ижевск : Удмуртское книжное издательство, 1964. – 123 с.

6. Православная Удмуртия – http://pravosludm.narod.ru/lib/melabug/index.html

7. Радищев А. Н. Записки путешествия в Сибирь: отрывок // Русские писатели об Удмуртии. 18 в.- начало 20 в. – Ижевск, 1978.

8. Соловьев В. О церкви и расколе. – Русь. №38. I. – 1882. С. 9-12.

9. Старые Зятцы. Очерки, зарисовки разных лет / Сост. Г.Х. Василькова. – Ижевск: Удмуртия, 2012. – 232 с.

10. Шумилов Е. Ф. Вавож. Утоли мои печали. История православного села и его святынь. 1751-1999. – Ижевск : Удмуртия, 1999. - 248 с.

11. Шумилов Е.Ф. Православная Удмуртия. История Ижевской и Удмуртской епархии. – Ижевск : Удмуртский университет, 1996. – 264 с.

12. Шумилов Е.Ф. Христианство в Удмуртии. – Ижевск: Удмуртский университет, 2001. – 434 с.

Фото автора

© Содержание - Русский Журнал, 1997-2015. Наши координаты: info@russ.ru Тел./факс: +7 (495) 725-78-67