Станет ли Центральная Азия исламистской? Статья третья

Социальный фон становления исламизма

Станет ли Центральная Азия исламистской? Статья первая

Станет ли Центральная Азия исламистской? Статья вторая. Архаизация общества и вооруженный ислам

Исламизм - очень эффективная политтехнологическая система. Для своей экспансии он использует самые разные условия, умудряется процветать в самых разных социальных, этнических и экономических нишах, обращая к своей пользе самые различные, часто прямо противоположные, обстоятельства.

Так, в Западной Европе пропаганде исламизма благоприятствует именно высокий уровень жизни тамошнего населения, то, что при "сытом желудке" человек склонен задумываться над вопросами вечности - но получить ответы на эти вопросы западному человеку трудно: тот образ жизни, который ему навязывается, во многом противоречит самому человеческому естеству, при этом религии, традиционные для европейских народов, находятся в длительной коме и неактуальны для большинства граждан, - и тут-то исламизм оперативно предлагает страждущим свою идеологическую опору, простые (псевдо)решения сложных проблем.

В странах с низким уровнем жизни и с большим уровнем социального неравенства исламизм эксплуатирует естественную тягу человека к социальной справедливости, обещая именем Аллаха призрачное решение реальных жгучих проблем окружающей действительности - установление Царства истинной социальной гармонии. (Призрачное - потому, что нигде и никогда, ни в одной из стран "реального ислама", ни в современности, ни в прошлом, за всю тринадцативековую историю мусульманской религии, эта социальная справедливость не была реализована на практике).

Создание параллельных государственным систем социальной помощи и взаимопомощи - излюбленный исламистами метод приобретения политического влияния, который доказал эффективность в самых разных странах. Исламизм акцентирует внимание на положениях шариата, призванных сгладить социальные противоречия в исламском обществе (садака, т.е необязательная милостыня, зякят, т.е. обязательный налог, который имущие должны ежегодно выплачивать в пользу неимущих и для финансирования политических структур мусульманского самоуправления и др.) и объявляет одной из своих ключевых целей предоставление равных возможностей всем мусульманам. Внутри "большого общества" создаются замкнутые "общины истинных мусульман", члены которых связаны узами взаимопомощи, и декларируется цель распространение идеалов социальной справедливости на все общество.

Как указывает российский политолог Александр Нагорный, во всех странах Центральной Азии "Рыночные реформы" привели к огромному социальному расслоению, существует ненависть к нынешнему экономическому порядку. И в основе этой ненависти - воспоминания о советском прошлом (хотя бы в связи с пенсиями). И поскольку формулы советского будущего уже нет, то протестные настроения, естественно, движутся в сторону "мусульманского социализма"".

Поэтому неудивительно, что свои первые шаги на пути превращения в самостоятельную и мощную силу в Центральной Азии исламисты начали именно в социальной сфере. Исламисты били по наиболее слабым местам власти: клановость, коррупция, бедность населения и т.п.

Рассмотрим социальный фон становления исламизма на примере Узбекистана, где ислам исторически наиболее укоренен и где исламисты добились наибольших успехов. В других бывших среднеазиатских республиках идут схожие процессы (с поправкой на национальную специфику в каждом конкретной стране естественно). В Узбекистане они видны наиболее четко.

Городские проблемы - социальное расслоение, безработица и коррупция

Узбекистан - государство с низким уровнем жизни большей части населения. Несмотря на то, что страна богата природными ресурсами - уголь, медь, золото, природный газ, нефть, серебро и уран, валовой национальный доход в расчете на душу населения составляет лишь 460 долл. США. Согласно авторитетному "Докладу о развитии человека" за 2005 год, подготовленном группой независимых международных экспертов по заказу Программы развития ООН, Узбекистан "с точки зрения развития человеческого потенциала" занимает 111 место (в 2004-м было 107-е, в 2003-м - 101-е, в 2002-м - 95-е и в 2001-м - 94-е). (Для сравнения: Россия занимает 62 место, Белоруссия - 67 место, Казахстан - 80-е, Армения - 83-е, Туркменистан - 97-е, Грузия - 100 место, Азербайджан - 101-е, Киргизия - на 109-м, Молдова, беднейшая страна Европы, занимает 115 место, Таджикистан - 122-е).

Согласно официальными данными, инфляция в 2005 составила 7,8%, однако по расчетам Международного валютного фонда ее реальный уровень был в несколько раз выше - около 20%. ВВП, согласно официальными данными, в 2004-2005 годов возрос до 7,7 % и 7,0 % по сравнению со средним уровнем 4,2% в 1999-2003 годах. Однако на уровень бедности и безработицы это практически не повлияло - количество населения за чертой бедности - 27,5% в 2001 году, 25,3% в 2002, 26,2% в 2003 году. При этом нужно учитывать, что эти данные - официальные. Реальный уровень, видимо, еще выше. По экспертным оценкам безработица составляет не менее 20% в целом по стране, в Ферганской долине, основном центре исламизма - еще больше. При этом практически все безработные находятся вне системы социального страхования, никаких пособий и вообще помощи от государства они не получают, ведь по официальным данным доля незанятого населения не превышает 0,7%.

Социальная ситуация осложняется еще и тем, что во второй половине 90-х годов в Узбекистане начался демографический взрыв - население стало увеличиваться примерно на 500 тыс. человек ежегодно. Рост ВВП при сохранении того же показателя безработицы и бедности свидетельствует об идущих процессах социального расслоения и концентрации материальных благ в руках государства - а на практике в руках правящего бюрократического класса. Все это, естественно, способствует росту социальной напряженности и создает благоприятный климат для пропаганды исламистов.

В Узбекистане реализована централизованная модель экономики, велика роль государства. Однако это не вызывает слишком большого напряжения в обществе т.к. более-менее соответствует ожиданиям и представлениям народа. Как декларировал Каримов в самом начале своего правления: "Одним из основных принципов узбекской модели реформ является сильная социальная защита населения при проведении рыночных преобразований". Если бы узбекские власти смогли удержатся в этих заявленных рамках, необходимости в написании данной статьи, вполне возможно, не возникло бы.

Однако идиллии не получилось.

Согласно отчету международной организации "Transparency International" за 2005 год Узбекистан занимает 143-е место в мире по уровню коррупции (всего в списке 159 стран. Для сравнения: Таджикистан занимает 150-е и Туркменистан - 157-е место, Азербайджан находится на 137-м месте, Грузия - на 133-м месте, Армения - на 88-м, Россия занимает 128-е место. Т.е. в постсоветских центрально-азиатских государствах уровень коррупции один из самых высоких в мире). Кроме того, недовольство населения вызывает некомпетентность и неэффективность правительственного бюрократического аппарата, особенно на местах, и отсутствие правосудия: судебная система полностью коррумпирована и неэффективна (1).

Незавершенная аграрная реформа

Но еще хуже, чем в городе (и, следовательно, благоприятно для пропаганды исламистов) дела обстоят в аграрном секторе.

В сельском хозяйстве Узбекистана занято 40 процентов населения, и его доля в ВВП составляет 35 процентов. При этом, по оценкам Всемирного Банка, в стране 6,7 миллиона человек (27,5% населения) не имеют возможности обеспечить себя товарами первой необходимости и приблизительно две трети из находящихся за чертой бедности живут в сельской местности. На момент получения независимости сельское хозяйство Узбекистана имело дуалистическую структуру: существовал государственный сектор, колхозы и совхозы, которые обладали огромными площадями лучшей плодородной и орошаемой земли и были ориентированы исключительно (90-95%) на производство монокультуры хлопчатника; параллельно имелись десятки тысяч дехканских (крестьянских) хозяйств, которые были ориентированы на рынок, использовали преимущественно ручной труд, но располагались на второсортных землях. Этот негосударственный сектор производил на начало 90-х годов 96% шелковичных коконов, 66% шерсти, 65% молока, 49% мяса, 43% овощей и фруктов, вырабатываемых в республике. Его доля на 1994 год составляла, по официальным данным, свыше 1/4 национального дохода, по некоторым же экспертным оценкам, - более половины (2).

Естественно, что с получением независимости и провозглашением курса на рынок и отказа от советской модели хозяйства, население стало ожидать, что в результате реформ крестьяне смогут свободно распоряжаться землей, которую обрабатывают, стало ожидать возвращения к издревле принятым здесь формам землепользования. А землепользование в Узбекистане издревле было парцеллярным (так именуется семейно-индивидуальное крестьянское хозяйство). Сельское население обрабатывало отдельные участки земли, рассматривая их как личную собственность, платило подати и находилось в зависимости от владельца воды. Государство осуществляло контроль над ирригационной системой и связанными с ней коллективными общественными работами.

Однако передачи земли в свободное пользование не произошло. Статья ст. 16 Земельного Кодекса Республики Узбекистан гласит "Земля является государственной собственностью...". Все земли Узбекистана составляют "земельный фонд". Существует восемь категорий земель с различными режимами землепользования. Земля не может находиться в частном владении, а передается в пользование, право на использование или аренду земли может предоставляться на постоянной или временной основе.

Принятый в июле 1992 года Верховным Советом Узбекистана закон "О дехканском хозяйстве" не решил вопроса о передаче земли в частную собственность. Хотя земельные участки для дехканских хозяйств могли предоставляться в пожизненное владение с правом передачи по наследству, в пользование или в аренду, однако эти земли не могут быть приватизированы и являться объектами купли-продажи, обмена, залога, дарения. Собственники только трех процентов крестьянских хозяйств могли свободно распоряжаться землей (в то время как в России, в тот же период, первая половина 90-х гг. - 79%, на Украине - 86%, в Белоруссии - 77%). Да и получали хозяйства самую плохую землю. Дехканские хозяйства создавались на запасных землях, в хозяйствах с недостаточными трудовыми ресурсами и на массивах нового орошения.

При этом лимиты водопользования устанавливались для них уполномоченным хокимом (административным главой) района, что полностью отдавало крестьян-"частников" на произвол властей, в первую очередь местных. Так, вместо 200 тыс. га орошаемых земель, определенных указом президента республики для дехканских хозяйств в 1991 году, было передано по назначению три года спустя лишь 56 тыс. га.

Кроме того, социальное напряжение вызвал новый закон о наследовании земельных участков. Их запрещалось разделять между наследниками, весь участок должен был быть передан в одни руки (старшему сыну). По существу, это означало полную маргинализацию остального молодого поколения, без шансов обзавестись собственностью: получить землю, построить дом, вести хозяйство, (миграция, а также получение технической специальности, не связанной с работой в сельской местности, рассматриваются во всех слоях узбекской деревни как нежелательные). Особо сильное недовольство это положение вызвало в Ферганской долине - в Андижанской, Ферганской, Наманганской областях, где плотностью населения очень высока - и не случайно именно эти области стали оплотом исламизма и местом наиболее массовых антиправительственных выступлений (3).

Первая стадия реформирования сельского хозяйства была закончена к 1995-96 гг, вторая - начата в 1998-м. Однако удачным назвать ход реформ никак нельзя. Кроме нерешенного вопроса о собственности на землю, выявились и другие проблемы. Правительство провозгласило политику полного самообеспечения зерновыми культурами, однако это не принесло ощутимых выгод. Последствиями ее стали сокращение животноводческой продукции, сокращение выработки хлопка, а также других сельскохозяйственных культур. Проводимые реформы не решили проблем засоленности земель и введения механизма эффективного использования водных ресурсов. А главное, не был сформирован свободный рынок, не были введены рыночные механизмы формирования ценообразования на сельхозпродукцию, легкий доступ к банковским услугам, ссуды фермерам выдавались под большие проценты, а уровень налоговых обложений на их доходы составлял 60-70%.

Возможно, в странах с четко работающей системой управления, высоким уровнем соблюдения законности, такое государственное регулирование жизни крестьян все же было бы эффективным, но в условиях Узбекистана все это означало полную зависимость крестьян от неэффективной и полностью коррумпированной бюрократии, и, соответственно, приводило к росту протестных настроений.

На момент начала массовых исламистских антиправительственных выступлений в стране имелись три типа хозяйств земельной собственности: ширкаты (в русскоязычной научной литературе их именуют иногда также ширикатами) - преобразованные в кооперативы советские совхозы и колхозы, фермерские хозяйства и дехканские хозяйства (небольшие семейные фермы). Из них лишь дехканские хозяйства могут в полной мере наследоваться физическими лицами.

По-видимому, правительство осознало, что дурно проведенная аграрная реформа способствует усилению исламской оппозиции. После того, как ситуация в стране достаточно обострилась, власти предприняли ряд мер, направленных на улучшение положения в аграрном секторе. В конце марта 2003 г. был издан указ "О важнейших направлениях углубления реформ в сельском хозяйстве". По словам самого президента, он "позволит самым действенным образом защитить интересы главной фигуры на селе - производителя продукции, фермера". А представитель Министерства сельского и водного хозяйства Узбекистана Сохибжон Акромов заявил, что "для фермера теперь не будет госзаказа. Он становится полноправным хозяином своей земли". В августе 2002 г. правительство разрешило фермерам распоряжаться половиной урожая по своему усмотрению. При этом 25% необходимо было продать государству по низким закупочным ценам, а оставшиеся 25% можно было продать по рыночным.

Но реально эти условия не выполнялись. Государство, как и раньше, определяло для всех областей план заготовки хлопка и других сельхозкультур, и хозяйства были обязаны продавать государству урожай по крайне низкой цене, установленной самим же государством, что вызывало возмущение фермеров.

Исламисты аккумулируют протестный потенциал

Именно к естественному желанию людей улучшить свое материальное положение и апеллировали в своей пропаганде исламские фундаменталисты.

Исламистские политические организации, ставящие своей целью изменение общества согласно законам шариата (в том виде, в котором они эти законы понимали - вид же почти во всех случаях был салафитским) возникли в конце 80-х годов как немногочисленные полуподпольные группы. В этот период местные исламисты занимались изучением существующей детально разработанной идеологии исламского фундаментализма, теорией джихада, способов захвата власти и прочее, по изданным в арабских странах текстам и под руководством приезжавших оттуда эмиссаров, и адаптацией всего этого к местным условиям. Впечатляет динамика - в течение 3-4 лет, как только позволили обстоятельства, они вышли из подполья и заявили о себе как о мощной силе на политической арене в Таджикистане и Узбекистане. В начальный период (1986-1992 гг.) численно небольшие, но чрезвычайно мобильные группы развили бурную деятельность по пропаганде своих идей, по привлечению внимания к своей деятельности широких кругов населения (4). В этот период с разной степенью активности проявили себя несколько религиозных групп и течений: "Акромия" (создатель мулла Акром, уроженец Ферганской долины), "Узун сокол" ("Длинная борода", основатель мулла Фахритдин, умер в 1997 г. в возрасте 92-93 лет), "Адолат", "Ислом лашкарлари", "Таблих", "Товба", "Нур". Действовали они в основном в Ферганской долине - Наманганской, Андижанской и Ферганской областях, кроме того - в Ташкенте, Джизакской и Сурхандарьинской областях (5).

Особую известность приобрели впоследствии группы "Товба" ("Раскаяние, покаяние") и "Адолат уюшмаси" ("Общество справедливости") из Намангана, можно сказать, они уже вошли в историю - именно на их основе было создано Исламское Движение Узбекистана. Возникли они в начале 90-х вокруг городской мечети Намангана "Гумбаз" и первоначально пользовались поддержкой официальных властей. Главным направлением их деятельности сразу же стала "работа среди масс": организация экономической и социальной взаимопомощи (хашар и т.п.), регулирование жизни общины (махалли), исламисты во многом просто заменили милицию. С согласия последней в нескольких кварталах Намангана и в прилегающих районах были организованы группы моджахедов ("борцов за веру"), в основном состоящие из молодежи. Они занимались исламским самообразованием, организацией кружков, школ при мечетях, сбором средств и стройматериалов на строительство новых мечетей и т.д., военной подготовкой в школах, изучением боевых видов спорта, следили за соблюдением исламских норм поведения, организовывали патрулирование на улицах, а также вершили судопроизводство: наказание людей, уличенных в воровстве, тех или иных нарушениях - то есть, при фактическом доброжелательном нейтралитете милиции, стали присваивать себе функции местного самоуправления и центральной власти. Исламские группировки начали структурироваться, вооружаться (холодным и нелегальным огнестрельным оружием), и одновременно - выдвигать требования к официальным властям, причем не связанные напрямую с исламом, в первую очередь они касались улучшения условий в социальной и экономической области (6). В середине 90-х годов в Узбекистане появилась и действующая во многих странах суннитская религиозно-политическая организация партия "Хизб-ут-Тахрир аль-Ислами" ("Партия Исламского освобождени"). Ее заявленной целью является создание на территории Центральной Азии халифата как части Всемирного Халифата.

Однако значительная населения Узбекистана, третье-четвертое поколение, выросшее при Советской власти, была все же далека от религии. Да, на митинги Адолат в начале 90-х собирались тысячи человек. Но обусловлено это было скорее не вовлеченностью именно в исламскую идеологию, а общей атмосферой первых лет после краха СССР и обретения независимости. Если бы Каримову удалось даже не решить основные социальные проблемы, но хотя бы создать у народа ощущение, что страна движется к их решению, если бы народ, к тому же, начал ощущать постоянное улучшение своего материального положения - сила исламистов никогда не приобрела бы широкого влияния. Однако этого не произошло. Более того, Каримов подавил светскую оппозицию, которая могла бы выдвинуть неисламский протестный проект.(В первой половине 90-х светская оппозиция, насчитывала в своих рядах десятки тысяч членов). Поэтому все социальное недовольство, весь протестный потенциал аккумулировался именно и только в исламских фундаменталистских структурах.

Согласно наблюдениям московского политолога В.Пономарева, примерно к 1996 году растущая исламизация привела к качественным изменениям в общественной идеологии. Ранее не проявлявшие интереса к вопросам веры выпускники даже московских технических вузов по возвращении в Узбекистан менее чем через год становились активными членами мусульманских общин, садились за изучение Корана и Хадисов и позднее задерживались за распространение листовок, призывающих к созданию исламского государства.

Правительство ответило на это все нарастающей волной репрессий. Мощь государственной машины позволила загнать исламистов в подполье. Но они никуда не исчезли. Социальные проблемы не только не решены, но у большей части населения Узбекистана отсутствует надежда, что они будут решены существующим режимом. Неисламской оппозиции или пропавительственной идеологии, которые могла бы конкурировать с исламистами за влияние на массы, по-прежнему не существует.

Путь репрессий относительно успешен нас короткой дистанции, но проблема загнана вглубь. Пока жив Каримов, ситуация вряд ли дойдет до взрыва - но как только созданный им железный обруч ослабнет можно с уверенностью предсказать, что пламя вырвется наружу.

Примечания:

1. Shirin Akiner. Violence in Andijan, 13 May 2005: An Independent Assessment. - Central Asia-Caucasus Institute & Silk Road Studies Program - A Joint Transatlantic Research and Policy Center Johns Hopkins University - Washington, D.C. Uppsala University, Uppsala, Sweden, p. 27.

2. Кульчик Ю. Г. Республика Узбекистан в середине 90-х годов. ИЭА РАН. Документ #90. М., 1995.

3. Там же.

4. Абазов Р.Ф. Исламское возрождение в центральноазиатских новых независимых государствах. // Полис, #3, 1995, с.61 - 67.

5. Зураб Тодуа. Экспансия исламистов на Кавказе и в Центральной Азии. Глава 7. М.: Ин-Октаво, 2006.

6. Абазов Р.Ф. Исламское возрождение в центральноазиатских новых независимых государствах. // Полис, #3, 1995, с.61 - 67.

© Содержание - Русский Журнал, 1997-2015. Наши координаты: info@russ.ru Тел./факс: +7 (495) 725-78-67