Если действительно окажется, что крушение «Невского экспресса» - результат террористического акта, значит, данный теракт несет в себе большую символическую нагрузку, чем несут какие-либо иные покушения на человеческую жизнь. И делать такие выводы нам позволяет ряд нюансов.
Удар по стране
Во-первых, трасса, на которой произошло крушение, называлась до Октябрьской революции Николаевской, а после – Октябрьской. Благодаря своим названиям она претендует на особый, своего рода «царский статус». И крушения, к которым так или иначе причастны террористы, происходили на "царской" дороге и до революции. Правда, охота на Александра Второго, организованная революционерами из «Народной воли», едва ли может быть поставлена в сравнение с действиями сегодняшних террористов. Речь скорее идет о феноменах одного ряда (хотя и разной сути), когда террор из акта продолжения войны – каким были в известной степени акты чеченских боевиков и ваххабитов – превращается в серию целенаправленных, однотипных ударов, наносимых с приданием им особого, символического смысла – ударов по знаковым звеньям не только власти, но и российской государственности.
Во-вторых, совершение данного теракта вписывается в общий политический контекст, когда на смену прежним «массово-устрашающим» актам типа акций Басаева, захвата на Дубровке, постоянных взрывов и убийств в южных регионах России приходят акты с символическим подтекстом. Таковыми являются подрывы памятников советской эпохи, в частности – подрыв памятника Ленину на площади Финского вокзала в Ленинграде. Власть же, тормозя расследование этих акций, практически сама заняла поощрительную позицию по отношению к террору «символического» типа.
В-третьих, трасса «Москва-Ленинград» не только символически, но и в реальности является сегодня правительственной трассой. Учитывая специфический характер коаптации нынешнего высшего чиновничества, которое составляют в основном «питерские группы», организация крушения "Невского экспресса" – это явно адресная террористическая акция, направленная против элитных властных групп. Кто возвращается в поезде повышенной комфортности из Москвы в Ленинград вечером в пятницу – с тем, чтобы отправиться обратно через два дня, – вполне понятно. Иными словами, то, свидетелями чего мы стали, это не обычный акт массового устрашения, какие Россия видела на протяжении последних пятнадцати лет великое множество, это адресная террористическая акция против представителей власти.
Если при этом иметь в виду происходящее сегодня в южных регионах страны, где регулярно уничтожаются высшие руководители силовых структур и регионов, можно говорить о нарастающей террористической войне. Оппозиция и маргинально-квазилиберальные группы поднимают шум каждый раз, когда жертвами террора становятся симпатичные или функционально близкие им люди, обвиняя в терактах представителей власти. Они делают вид, что не замечают убийств милиционеров, военных, руководителей местных структур, но тем самым молчаливо поощряют террористов.
Строго говоря, террор – это всегда средство. Обвинять и осуждать его как явление – бессмысленно столь же, сколь проклинать оружие как таковое. Всегда встает вопрос о целях тех, кто его использует. Как встает вопрос и о том, против кого именно это средство используется – против вызывающих отторжение государственных деятелей, как это было во времена «Народной воли» – или против ни в чем не повинных людей, как это было на Дубровке. А, может быть, против символов страны, знаков ее самоидентификации, как это было в Нью-Йорке 11 сентября 2001 года. Так как на Октябрьской железной дороге действительно имел место террористический акт, он совмещает в себе все эти моменты. И в этом отношении он все же скорее должен рассматриваться как удар, направленный не против власти, а как удар против страны.
Кто виноват?
Первые обвинения, которые прозвучат в политическом пространстве, скорее всего, будут связывать данную акцию с исламским терроризмом. Может быть это и так, хотя настораживает мысль, что это, с одной стороны, слишком простое и внешне очевидное объяснение (в моральной способности и технической готовности исламского терроризма к любому варварству можно было убедиться неоднократно). С другой – все же для исламизма более характерны акции против роддомов, культурных центров, школ и относительно невысокопоставленных представителей российского государства.
Не меньше оснований подозревать в теракте радикальных фашиствующих русских националистов из числа поклонников Колчака, Деникина и Власова. Именно их считают причастными к взрывам памятников Ленину в разных регионах страны.
Власти казалось, что они – удобное средство для осуществления нападок на прежнюю политическую систему и коммунистическую символику. Но власть не понимает, что республиканская Россия и существующие в ней элементы политической и социальной демократии столь же ненавистны наследникам монархистов и симпатизантам Николая II, как и советско-коммунистическая символика. Если в теракте против "Невского экспресса" виновны и не они, все же вряд ли разумно мириться с явно антиконституционной пропагандой монархических идей и прославлением соратников Власова.
Произошедшее с "Невским экспрессом" – это производное от нескольких факторов. Безусловно, один из этих факторов – политическая линия нынешней власти. С одной стороны, создавая затруднения на пути легальной оппозиционной деятельности, она формирует ситуацию, когда политическая и гражданская активность с неизбежностью вынуждены принимать все более радикальные формы. Если человек лишается реальной возможности выразить свое негативное отношение к власти посредством голосования на выборах, он подталкивается к тому, чтобы выражать его метанием самодельных бомб. С другой стороны – власть относится к некоторым расследованиям прежних событий подобного рода с безразличием.
Второй фактор – безусловное нагнетании в обществе определенной атмосферы ненависти и попыток найти те или иные поводы для не только политического, но и социокультурного противостояния. Исламисты или не исламисты организовали крушение поезда – нельзя забывать о тех политических группах, которые всегда им сочувствовали и всегда оправдывали практически все террористические акты арабских и ичкерийских боевиков: квазилиберальные группы, концентрирующиеся вокруг различных формально-правозащитных и постдиссидентских организаций.
Третий фактор – эгоистическая позиция имущих групп и работодателей в условиях кризиса, которые игнорируют призывы власти к проявлению ответственности за свои действия. Конечно, вряд ли в этот раз перед нами действия некой еще не существующей «Рабочей воли». Пока террористические акты мы связываем с исламским фундаментализмом и его квази-либеральными вдохновителями или, что не менее вероятно, с националистическими радикалами монархически-белогвардейского толка. Однако, учитывая нынешние тренды, со временем можно ожидать волну террора социально-защитного характера.