Политика как романтика

Верно, что успешная политика

всегда есть искусство возможного,

если правильно понимать это выражение.

Однако не мене верно,

что часто возможное достигается лишь потому,

что стремились к стоящему за ним невозможному.

Макс Вебер

Можно ли вообще соединить политику и романтику? Вот как ни пытаются подчас соотносить политику и этику, они не соотносимы, потому что первый постулат этики – отнесись к другому так, как хочешь, чтобы отнеслись к тебе, а первый постулат политики – заставь другого подчиниться, то есть – сделай с ним то, что не хочешь, чтобы сделали с тобой.

Отсюда – политика всегда аморальна. Мораль – всегда аполитична. Не в том смысле, что политика – всегда безнравственна, а мораль – всегда абсентеична, но в том, что они взаимодействуют в разных плоскостях. У каждой сферы деятельности свои представления о, скажем, гигиене. Нормы гигиены, императивно необходимые для хирурга, – нелепы и контрпродуктивны для каменщика.

В политике важно не столько, что ты делаешь, а во имя чего ты делаешь нечто и с каким результатом.

Готовность номер один

Важна некая «полисность». Знаменитая фраза Аристотеля о том, что «человек есть животное политическое» по сути своей означает, не то, что человек есть животное, поселившееся в городе, а то, что человек есть животное – переставшее быть животным, вышедшее за пределы своего животного состояния.

И, в этом смысле, в чем этот выход? Привычный ответ – в труде – верен и естественен. В конце концов, он – базов. Особенно если рассматривать труд не как «катание тачки», а как «Строительство Храма». Как созидание. Как творчество.

Определение Аристотеля и нечто иное, большее. А именно, что Человек имеет некие ценности сообщества, Полиса – человек тем и отличается от животного, что имеет нечто большее, чем его собственное биологическое существование, нечто, за что он готов умирать. Человек, в конце концов, меряется своей смертью. Масштабом того, за что он готов отдать свою жизнь.

То, за что готов умереть человек – это полисность. Не в смысле городского общежития – а в значении смыслов, целей и начал, выходящих за твои собственные биологические пределы, обладающие значимостью за пределами твоего физического существования, значимых шире, для большего круга тебе подобных.

Да, политика – всегда отношения по поводу власти – то есть по поводу господства и подчинения. Да, политика – всегда есть концентрированное выражение экономики. Да, политикой правят в первую очередь экономические интересы. Но экономические интересы потому и правят политикой - что в сознании оформляются как образы и ценности, не сводимые исключительно к удовлетворению биологических рефлексов.

В этом отношении политикой всегда правит романтика – потому что романтика это вера в то, что существующий мир может быть лучше, чем он есть (для кого лучше – это уже следующий вопрос).

Утопия и реальность

Что значит создать утопию? - Не признавать, что мы живем в лучшем из миров; - принять вызов, согласившись на построение нового мира.

Кто сможет сказать, что вряд ли возможно, что-либо более романтичное, чем Утопия? Но Утопия – вовсе не благостная идиллия. Утопия – вызов, который бросают, принимают и отстаивают. И за которую платят.

Утопия не скрипка – это гитара.

«Гитаре ни к черту Красивенький бант голубой. Она не девчонка, А женщина с трудной судьбой».

Утопия – это не несуществующее и невозможное. Утопия – это то, чего нет в данное время и в данном месте. А значит то – что может быть создано. Иногда очень большой ценой.

Политика, в конечном счете, сводится к творению Утопии – и созданию почвы для ее возникновения. Утопия управляет политикой. Все крупнейшие движения и акты исторического творчества были осуществлены потому, что существовала некая Утопия, которая приводила в действие миллионные массы - единственного реального субъекта истории.

Утопия обладает способностью менять реальность – значит, она реальна и реалистична. Реальность – создает Утопию. Значит, она ее требует, она с ней – одной крови.

И поэтому – нет, в конечном счете, полной противоположности «реальной политики» и «политической романтики».

Что можно признать реальной политикой? То, что рождается из реальности и творит реальность. Тогда, прежде всего, Утопия – и романтика – это есть реальная политика. Потому что они из реальности рождаются и ее преобразуют и творят.

Что, значит, быть настоящим романтиком в любом деле? Это как говорилось в культовом советском фильме – «Видеть цель. Не замечать препятствий. Верить в себя».

Великие романтики и романтические циники

Что, значит, заявить претензию на то, чтобы быть политическим романтиком? Это поставить перед собой цели, которые иным кажутся невозможными. Что, значит, быть политическим романтиком? Это достичь результата, в движении к этим целям. Даже, если, отправившись на Запад в Индию – открываешь Америку. Даже если до конца жизни веришь – что открыл все же Индию.

Самые великие романтики в истории человечества – Ленин и большевики. Ленин самый великий политический романтик. Кто-то скажет, - что Ганди. Разница в том, что Ленин не останавливался перед насилием – и не отрицал насилие. У него была цель – социалистическая революция и социалистическое строительство в России. Так или иначе, он ее достиг – теми средствами, которые провозгласил.

У Ганди тоже была цель – свобода Индии и средства – ненасилие. Индия получила свободу, но обернулось это, если уж не вспоминать о роли Второй Мировой войны, обессилившей Англию, - кровавой резней конца 1940-х годов. То есть, ему не удалось достичь цели минуя отрицаемые им средства.

Романтик тогда остается романтиком, когда умеет стать циником (реалистом). Это называется романтический циник (реалист) или циничный (реалистичный) романтик.

Романтичный романтик в политике гибнет, раздавленный величием своих замыслов и обрушивающихся из-за несовершенства его методов и средств. Циничный циник если и достигает целей (на самом деле, куда реже, чем принято думать) – но целей низменных, потому что других он поставить не может – и оказывается сам изничтожен бессмысленностью того, на что направил свои усилия и ценой – которую в конечном счете приходится платить.

Циничный романтик ставит великие цели – и достигает если не их, то многого, того возможного, которое лежало на пути к объявленному целью невозможному. Как там было в классике:

«Ваша совесть подвигает вас на изменение порядка вещей, то есть на нарушение законов этого порядка, определяемых стремлениями масс, то есть на изменение стремлений масс по образу и подобию ваших стремлений. Это смешно и антиисторично. Ваш затуманенный и оглушенный совестью разум утратил способность отличать реальное благо масс от воображаемого, продиктованного вашей совестью. А разум нужно держать в чистоте. Не хотите, не можете - что ж, тем хуже для вас. И не только для вас. Вы скажете, что в том мире, откуда вы пришли, люди не могут жить с нечистой совестью. Что ж, перестаньте жить. Это тоже неплохой выход - и для вас, и для других…

Совесть действительно задает идеалы. Но идеалы потому так и называются, что находятся в разительном несоответствии с действительностью. Я ведь только это и хочу сказать, только это и повторяю: не следует нянчиться со своей совестью, надо почаще подставлять ее пыльному сквознячку новой действительности и не бояться появления на ней пятнышек и грубой корочки...

Действуйте. Только пусть ваша совесть не мешает вам ясно мыслить, а ваш разум не стесняется, когда нужно, отстранить совесть...».

Кто такой Макиавелли? Циник, готовый не останавливаться ни перед чем в достижении политических целей – или романтик, имеющий одну охватившую и сжигающую его мечту – объединение и установлении мира в родной Италии?

Но вот будь он своего рода настоящий романтик и скажи: «Я желаю единства Италии. Мира и благоденствия для нее. Но путь, который придется пройти на пути к этой цели, – труден. Жесток и кровав. И я отказываюсь от движения по этому пути», - можно ли было бы считать его романтиком?

Любовь к дальнему

Романтик не тот, кто грезит и проповедует благостность путей к достижению благой цели… В чем романтизм, если желаемое однозначно привлекательно, сладостно и без напряжения достижимо?

Романтизм в том, чтобы видеть цель и грезить о ней, одновременно напрягая все мышцы и нервы, срывая ногти и ломая ноги – но не отказываться от движения к ней. А вот последнее – сущий реализм. Реализм – это средство утверждения романтизма.

В политике существует три типа политических деятелей. Первый – тот, кто рассматривает власть, как средство осуществления Мечты, Проекта, Утопии. Второй – тот, для кого власть – это смысл всей деятельности. Третий – для кого власть – средство достижения конкретных благ для себя и своего окружения. И вряд ли кто-либо посчитает его политиком.

В столкновении первый всегда одержит победу и над вторым, и над третьим. Второй – уступит первому и победит третьего. Есть правда еще и четвертый – тот, кто чувствует, что странным стечением обстоятельств получил в руки власть – и сознает, что нужно что-либо совершить – но вот не знает, что именно.

Средства не могут доминировать над целями. Не могут подчинять их себе. Цель всегда выше и важнее средств. Романтика и реалистичность в политике никогда не противоречат друг другу, если в стремлении к своим целям оставаться верным им и быть последовательным в действиях.

Романтика – правильный выбор цели. Реалистичность – правильный выбор необходимых для их достижений средств. Политика в известном смысле лишь тогда остается политикой, когда она является романтикой. Потому что иначе она отказывается от центрального для самого себя компонента – от полисности. От своей значимости для чего-то большего, нежели твои собственные интересы.

© Содержание - Русский Журнал, 1997-2015. Наши координаты: info@russ.ru Тел./факс: +7 (495) 725-78-67