Тарик Али . Пираты Карибского моря : ось надежды / Pirates of the Caribbean: Axis of Hope by Tariq Ali
Д . Л . Рейби . Демократия и революция : Латинская Америка и социализм сегодня / Democracy and Revolution: Latin America and Socialism Today by D.L. Raby
Венесуэла: революция Уго Чавеса; доклад о Латинской Америке # 19 / Venezuela: Hugo Chavez's Revolution, Latin America Report No. 19
В конце июня в Венесуэле произошло знаменательное событие: Эво Моралес, Уго Чавес и Диего Марадона, три народных героя Латинской Америки, открыли Copa America - Кубок Америки по футболу. Моралес, увлекшись дриблингом, владел мячом немного дольше, чем того требовали правила вежливости. Когда он, наконец, уступил инициативу, Чавес, будучи прирожденным политиком, сразу перекинул мяч на ногу "Руке Бога" (1). (Изначально Чавес хотел стать бейсболистом; футбол - не его игра). Важно было то, что благодаря щедрости и широте натуры лидера Венесуэлы Кубок проходит в его стране; это мероприятие, призванное подтвердить претензии Чавеса на статус народного президента, усилило его решимость оставаться одним из главных игроков на политической сцене Латинской Америки и предоставило ему возможность в очередной раз утереть нос Соединенным Штатам.
Такие события, как избрание Чавеса президентом Венесуэлы в 1998 году и его последующие победы, успех Моралеса в Боливии в 2005 году и Рафаэля Корреа в Эквадоре в 2006 году, а также укрепление умеренно левых тенденций в Бразилии, Аргентине, Чили, а теперь, кажется, и в Никарагуа, привлекли широкое и заинтересованное внимание. Вашингтон нервничает в связи с приходом к власти экстремистски настроенных лидеров, ставших народными любимцами благодаря нападкам на США, и не делает секрета из своей особой неприязни к новому правителю Венесуэлы. Два года назад, когда Кондолиза Райс огласила список "форпостов тирании", в него была включена только одна латиноамериканская страна - Куба. Чавес, который уже тогда демонстрировал свою солидарность с Кубой, ответил на это поддержкой еще двух стран, подвергнувшихся резкой критике со стороны Райс - Зимбабве и Ирана; затем он убедил четвертую, Северную Корею, перевести свое единственное посольство в Латинской Америке в Каракас и зашел настолько далеко, что назвал четвертую страну, занесенную в список Райс - контролируемую Лукашенко Беларусь, - "образцом социального государства того типа, на который мы ориентируемся".
Трезвые либеральные обозреватели - например, члены Международной кризисной группы (International Crisis Group), неправительственной организации, основанной Марком Мэллоком Брауном в 1995 году, - выражают сдержанную обеспокоенность в связи с отсутствием общественного контроля над президентской властью в Венесуэле и возможностью того, что Боливия также двинется по этому пути. Радикалы-энтузиасты, такие как Тарик Али и Диана Рэйби, приветствуют возрождение в этих странах подлинно народного социализма. Но, как считает Али, такое возрождение на отдельно взятых территориях, - лишь полдела. Его единомышленница Рейби убеждена в том, что завязавшаяся социальная битва может быть выиграна окончательно (ее надежды в этом плане распространяются даже на Европу), и эта победа ознаменует собой возникновение новой политики, имеющей более прочные, здоровые и жизнеспособные основания, чем прежняя. Что касается других сил, затронутых изменением ситуации в этих государствах, то Госдепартамент США не одинок в своем убеждении, что созданные там режимы ничему не могут нас научить.
Несмотря на свои комплименты в адрес Лукашенко, Чавес мог бы в ответ возразить, что ему нечему учиться у европейцев и американцев. Симон Боливар, действовавший в начале 19-го века герой освобождения североамериканских территорий от испанского владычества (который служит для Чавеса неисчерпаемым источником риторического вдохновения), не уставал повторять, что его соратниками были не только креолы испанского происхождения. Его поддерживали также индейцы и африканцы, и каждое из этих сообществ сформировалось не без влияния двух других этнических групп. Поэтому новые латиноамериканские республики не должны имитировать достижения Европы и Соединенных Штатов. "Если мы не будем изобретать, - внушал Боливару его наставник, Симон Родригес, - то совершим непоправимую ошибку"; и Чавес часто повторяет эту мысль.
Тем не менее, нетрудно понять, почему европейские левые связывают свои надежды с лидерами такого типа. Все три президента выступают за бедных, против богатых, получающих поддержку со стороны иностранных государств. И Чавес, про которого оппоненты говорят, что у него язык без костей, охотно прибегает к старой, близкой сердцу западных леваков революционной фразеологии. Он неоднократно упоминал Троцкого, ссылался на учение Маркса, а после своего недавнего переизбрания пообещал построить "социализм 21-го века".
Можно понять и то, почему либералы нервничают. Результаты выборов, в общем-то, бесспорны. Каждый президент получил от 53 до 63 процентов голосов, и хотя существовали сомнения относительно недействительных и испорченных бюллетеней во втором туре выборов в Эквадоре, где население участвует в голосовании в принудительном порядке, электоральная процедура была признана в целом честной. Правительства всех трех стран уважают политические и гражданские права. Однако в конституционном отношении статус этих трех режимов остается неурегулированным. Как Моралес, бывший лидер профсоюза производителей листьев коки и представитель одного из двух крупнейших коренных сообществ Боливии, так и Корреа, мятежный министр финансов в предыдущей недолговременной администрации, называющий себя католиком-гуманистом, подверглись обструкции со стороны своих конгрессов. Оба борются за то, чтобы урезать конституционные полномочия оппонентов. Чавесу сопутствовала удача, и он продвинулся по этому пути дальше других. Ему удалось протащить новую конституцию уже в первый год своего правления. Этот документ предусматривает расширение сферы действия референдумов, снимает запрет с участия военных в политической жизни и усиливает власть центра. Но Чавесу уже и этого мало. В декабре будет проведен еще один референдум - по вопросу о более решительном продвижении в "социалистическом" направлении, а ассамблея наделила его полномочиями править при помощи декретов до лета будущего года. В настоящий момент он чувствует себя в безопасности, чего нельзя сказать о двух его коллегах.
Тарик Али повествует о Венесуэле и Боливии увлекательно
и красноречиво, его книга изобилует яркими описаниями и легко читается. Рассказ Дианы Рейби о том, как Венесуэла стала "страной Чавеса" - один из лучших в имеющейся литературе (она не только политический активист, но и академический ученый). Что касается доклада Кризисной группы, то его взвешенность заслуживает восхищения. Однако, хотя языки социалистической надежды и либерального страха используются в самой Латинской Америке, они имеют там другой смысл и несут в себе другие, непривычные для нас коннотации.
Креолы были католиками, и их республиканские убеждения, как и убеждения их оппонентов, ближе к нередуцированным коллективистским концепциям того, что Бенжамен Констан, осмысливавший опыт Французской Революции, называл "свободой у древних" (2). Новые радикалы типа Боливара (который был современником Констана и восхищался тем, что происходило во Франции) прониклись этой концепцией, трактуя ее как свободу "инклюзивной нации", включающей в себя все социально-этнические группы, и придав ей социалистический пафос. Но до конца двадцатого века присущее креолам отчетливое ощущение расовых различий (делавшееся лишь более острым ввиду смешанных браков) побуждало их активно отстаивать свои социальные привилегии, практически обеспечивая себе победу за победой на выборах. В отличие от людей, строивших новые Соединенные Штаты, они оставались меркантилистами, предрасположенными скорее к извлечению благ из имеющихся ресурсов, чем к их производству. В результате сложилась олигархия, жадная до денег и готовая защищать свое положение любой ценой. В некоторых странах такое положение вещей сохранялось до недавнего времени: привилегированные классы латифундистов и владельцев рудников эксплуатировали бесправных работников на больших полях, маленьких делянках и в приисковых городках.
В других государствах случившийся в конце 1920-х годов обвал рынков мяса, кофе, металлов и других жизненно важных товаров и продуктов привел к потере доходов, необходимых для закупки всего необходимого за рубежом. Сложившаяся ситуация подстегнула развитие индустриализации и политики "модернизации", которая заключалась в том, что поднимающиеся индустриальные и коммерческие круги, вступив союз с новым рабочим классом, состоявшим преимущественно из белых, повели борьбу с баронами. Но сельские труженики и рабочие рудников (это были коренные жители и люди смешанного происхождения) все еще игнорировались в большой политике. Во всех латиноамериканских странах, за исключением Мексики, где накануне депрессии произошла революция, военные - являющиеся консерваторами в нереформированных странах, склоняющиеся к прогрессизму в реформируемых и часто разделенные на противоборствующие группировки в тех и других - взяли на себя функцию стражей республиканского духа. Политика оставалась чередой более или менее продолжительных схваток внутри креольской элиты.
Элита в Боливии правила огромным большинством коренного населения - то есть людьми, работавшими на приисках и в рудниках или едва сводившими концы с концами на западных altiplano [плоскогорьях], mestizos [метисами], трудившимися в поместьях на востоке, - а также мигрантами, к которым относилась и семья Моралеса, выращивавшая там коку. В Эквадоре экспортируемым ресурсом была нефть (это второй в Латинской Америке поставщик нефти), но этот промысел давал работу лишь немногим; для остальных жителей, среди которых доля коренного населения не так высока, как в Боливии, положение дел было примерно таким же. В обоих странах падение цен на потребительские товары в 1980-х и 1990-х годах привело к затруднениям в обслуживании государственного долга и заставило правительство прибегнуть к помощи международных финансовых институтов; между тем население нищало. Креольские правительства терпели крах одно за другим, а бесправная часть населения, отчасти вдохновленная тем, что происходило в Венесуэле, начала требовать участия в управлении страной: эти люди хотели, чтобы их голос был, наконец, услышан.
Венесуэла была для испанцев незначительной территорией, чисто номинальной административной единицей. Там не было ни золота, ни серебра, ни даже избытка хорошей земли. Чего там было сверх головы, так это нефти, которую американские компании обнаружили в окрестностях озера Маракайбо в 1918 году. Там обитали коренные жители, построившие в прибрежной полосе дома на сваях и имевшие обыкновение время от времени поджигать поверхность озера. (Америго Веспуччи, увидевший целые деревни из домов на сваях, жители которых передвигались на лодках, не без юмора назвал эти места Venezuela, маленькая Venezia).
В 1935 году, когда умер Хуан Виценте Гомес, практичный каудильо, наладивший сотрудничество со Standard Oil и Royal Dutch Shell, национальный доход в стране на душу населения был самым высоким в Латинской Америке. Гражданские преемники Гомеса, свергнутые в результате военного переворота в 1948 году, снова пришли к власти десять лет спустя и выработали пакт, согласно которому левые и правые партии брали на себя обязательство воздействовать на политический курс только путем выборов - с тем, чтобы оградить правительство от вмешательства вооруженных сил (и "коммунистов"). Этот политический класс на протяжении длительного времени присваивал себе львиную долю государственных доходов (нефтяное производство было национализировано в 1976 году), произвел кое-какие инвестиции в промышленность (сталелитейные компании, где сильны профсоюзы, и сейчас относятся враждебно к Чавесу, провозгласившему себя защитником бедняков) и строил свою политику на умиротворяющем протекционизме. Однако в середине 1980-х годов цены на нефть начали падать, займы, произведенные под залог будущих доходов, нечем было оплачивать, патернализм себя исчерпал, и в феврале 1989 года, в ответ на новое повышение цен, вызванное чрезвычайным соглашением с МВФ, бедняки из пригородов потянулись в Каракос и подняли восстание.
Чавес, уже в 1982 году пообещавший "навести ужас на олигархию", сделал ставку на заговор внутри армии. В 1992 году он попытался совершить переворот (неудачно); другие молодые офицеры предприняли еще одну попытку в том же году - и снова провалились. Уволенный из армии и освобожденный из тюрьмы досрочно, Чавес решает принять участие в президентской гонке и в 1998 году добивается победы.
Элита, чувствовавшая себя до поры до времени вполне комфортно (она управляла страной так, как управляют своей собственностью), полагала, что даже если Чавес победит, его удастся "переварить" и, продолжая ориентироваться на доллар, сохранить контроль над ситуацией. Когда выяснилось, что сделать это не удастся, ее представители пришли в ярость, которая не утихает и по сей день. Электорат Чавеса - бедняки, живущие в деревнях и поселившиеся в городах в надежде просочиться в ряды преуспевающих классов - преисполнен энтузиазма: эти люди находились и продолжают пребывать в состоянии, близком к экстазу. Будучи мастером риторических эскапад, Чавес, безусловно наделенный даром убеждения, тем не менее, спровоцировал недовольство, которое становится все более интенсивным, поскольку обещание всеобщего благосостояния было внезапно "взято назад". Однако после этого его начали поддерживать многие представители среднего класса, а теперь уже - и старой элиты, поскольку президент убедил их в своей искренности, целеустремленности и чистоте намерений: Чавес не замечен в стремлении извлекать материальные выгоды из своего служебного положения.
Конечно, это чисто латиноамериканская история. И все же на память приходят некоторые аналогии. Фукидид сказал о Перикле - правителе, который довел до кульминации "свободу у древних" в Афинах в 440-е - 430-е годы до н.э., - что он обладал "привилегией изобилия". Действительно, если верить Фукидиду, Перикл сам сказал афинянам, что у него не было недостатка ни в чем: он был наделен способностью видеть, что делать; умением донести свое в идение до аудитории; безупречным патриотизмом; и безразличием к личным выгодам. Перикл был богатым патрицием знатного происхождения. Чавес, частично креол, частично индеец, частично африканец (три сообщества венесуэльцев, по описанию Боливара) наделен аналогичными способностями. Будучи сыном бедного провинциального учителя начальной школы, он пошел служить в армию, чтобы, по его словам, играть в бейсбол за военную лигу. Афины обладали большой властью, но требовалось напряжение всех сил для того, чтобы ее удерживать; труднее всего было заставить население платить налоги.
У Чавеса есть нефть, которую он взял под контроль, вышвырнув из совета директоров Petroleos de Venezuela [ныне - государственная нефтегазовая корпорация Венесуэлы] тех его членов, которые шли на поводу у американских покупателей, не забывая о собственных карманах (кстати, он уволил их в прямом эфире, выступая по ТВ, в терминах, позаимствованных из бейсбола); и, в отличие от Перикла, ему не приходилось защищаться. Что касается сбора дани, то цены на нефть на международных рынках (где США остаются главным покупателем) возросли за последнее время следующим образом: с $9 за баррель в 1999 году - через промежуточный этап $60 за баррель в 2006 году - до $80 летом текущего года. Однако Чавес может пасть жертвой собственного успеха, как это случилось с Периклом. Перикл настаивал на том, что Афины могут и должны победить Спарту; и все же в самой его настойчивости видны были признаки тревоги: он знал, что идет на риск, и был серьезно обеспокоен.
Чавес выказывает иногда сходную тревогу. Его правительство мудро планирует бюджет, исходя из цены на нефть $29 за баррель. И хотя оно продолжает оптимистически оценивать экономические перспективы, но признает, что годовое производство нефти составит в ближайшее время лишь половину того количества, которое способна добывать корпорация Petroleos (инфраструктура трещит по швам от недостатка инвестиций). Тем не менее, Чавес имеет в своем распоряжении средства (включая не только доходы от продажи нефти, но и резервы центрального банка), о каких не мог даже и мечтать ни один революционный режим в истории.
До сих пор правительство тратило доходы весьма разумно. Достигнута всеобщая грамотность взрослого населения; построены новые школы по всей стране; открыты медицинские учреждения, часто укомплектованные докторами, присланными с Кубы в качестве своеобразной платы за нефть; жизненно необходимые продукты продаются по заниженным, субсидируемым ценам (что не вызывает восторга у производителей, вынужденных подчиняться); бедные домохозяйки получают плату за работу по дому, пожилые граждане снова регулярно получают пенсию. По стране стало намного легче передвигаться: строятся железные дороги, улучшается работа общественного транспорта, прокладываются дороги, в том числе и в самых отдаленных местах. И, что еще более важно, правительство пытается создать как можно больше рабочих мест в сфере производства. С помощью Petroleos оно потратило около $900 миллионов на развитие производства, сельского хозяйства и туризма и еще $400 миллионов на поощрение кооперативов (их в Венесуэле более шести тысяч). Оно также пытается перераспределить невозделанную землю. Чтобы поддержать эти инициативы, правительство объявило о создании 12 000 местных коммунальных советов. Некоторые корпорации национализируются. Единственной расплатой за такую политику является на сегодняшний день переоцененная национальная валюта, из-за чего импорт дешев, а экспорт, за исключением нефти, слишком дорог и, стало быть, невыгоден.
Было бы преждевременно предсказывать, насколько успешными окажутся все эти шаги. Но они уже принесли достаточно осязаемые результаты. Венесуэльским беднякам было свойственно мрачно-циничное отношение к жизни: они приветствовали встречных с преувеличенным почтением, за которым сквозила насмешка. Теперь они смотрят друг другу в глаза, беззлобно шутят и смеются. Самого Чавеса обожают, особенно в те моменты, когда он разражается эскападами в адрес "Сатаны" (как заметил Корреа, это сравнение оскорбительно для дьявола) или участвует в "народных акциях" типа того же Copa America.
Он ищет поддержки также и за рубежом. Чавес купил аргентинские облигации, организовал снабжение дешевой энергией северной Бразилии, предложил взять на себя переработку эквадорской нефти по себестоимости; кроме того, он продает собственную нефть - по ценам ниже рыночных - Боливии и нескольким другим странам континента, а также штату Массачусетс и мэрии Большого Лондона (Greater London Authority). Он учредил континентальную телевизионную станцию, задуманную в качестве альтернативы CNN; она сотрудничает с Al Jazeera. Он сделал все от него зависящее, чтобы урезать американскую зону свободной торговли; предложил свернуть деятельность Banco del Sur, что равнозначно попытке ограничить влияние МВФ и Всемирного банка; расширил торговлю с Китаем, который инвестирует средства в разработку нефтяных месторождений в дельте реки Ориноко; затеял несколько совместных проектов с Ираном и открыл ряд посольств в Африке. По его словам, он хочет создать международный фронт контргегемонии, который будет бороться с такими "форпостами тирании", как Соединенные Штаты и их союзники.
Короче говоря, Чавес никогда не останавливается. Подобно Периклу, приближавшемуся к концу своего пятнадцатилетнего правления, он знает, что не может себе позволить ни минуты покоя. В декабре конгресс Венесуэлы должен утвердить изменения в Конституции: в нее будет включена статья, позволяющая переизбирать президента больше одного раза. Чавесу нужно больше времени, чтобы использовать свою власть, и el pueblo является для него одновременно и народом, ради которого он хочет ее использовать, и теми гражданами, в поддержке которых он нуждается для ее удержания. Чавес уверен, что ради достижения поставленных целей (главная из которых на сегодняшний день - создание стабильных рабочих мест для бедняков) он должен остаться у власти по меньшей мере до 2021 года. В этом есть свои резоны.
У Чавеса нет очевидного преемника, а действующие в стране институты пока еще слишком слабы. Однако он встревожен. Он привлек армию к работе в министерствах и к другой общественной деятельности, возродил Национальную гвардию и создал отдельную Территориальную гвардию. Существует также Фронт Франсиско де Миранды, насчитывающий десять тысяч юных "пехотинцев революции", которые в настоящее время выполняют социальные "миссии". Они прошли подготовку в тренировочных лагерях на Кубе, и правительство намерено предоставить им, если понадобится, автоматы Калашникова для защиты режима. Все эти силы подчинены непосредственно исполнительной власти. Ей подчинены также и муниципальные советы, что ставит под угрозу свободу действий губернаторов провинций и мэров городов. Правда, они конституционно защищены от произвола центральных властей - при помощи судов, независимых контролеров и омбудсмена, - однако все эти инструменты сдерживания не так независимы, как того требует Конституция.
О переизбрании Чавеса в декабре прошлого года принято говорить как о выражении единодушной воли народа. Тем не менее, более трети избирателей проголосовали против него. Политическая оппозиция ведет себя необдуманно - возможно, оттого, что она преисполнена ярости. Эти escualidos [убогие], как он их называет, словно бы для того, чтобы оправдать данное им прозвище, имели глупость позволить одному из своих СМИ, гротескному Radio Caracas Television, распространять ложные сведения о попытке государственного переворота в 2002 году и продолжают лгать на этот счет; в мае Чавес отказался продлить этой станции лицензию на вещание, хотя она продолжает работать в интернете в режиме online.
Оппозиция сделала еще одну глупость, призвав к бойкоту выборов в национальную ассамблею в конце 2005 года. Но она не обречена на вечное бессилие. Наиболее разумные лидеры оппозиции - такие, как губернатор провинции, выставивший свою кандидатуру в президенты в декабре прошлого года, - понимают, что времена изменились, и ищут поддержки у бедняков; не следует забывать, что если 15 процентов электората отшатнется от Чавеса, этого будет достаточно, чтобы он потерпел поражение на следующих выборах. Чавес говорит, что примет такой исход. Но даже если он не лукавит и ему на смену придут другие правители, они будут вынуждены (об этом убедительно свидетельствует доклад Кризисной группы) позиционировать себя как продолжателей дела революции. Латиноамериканские лидеры, занимающие более умеренную позицию - такие, как президент Бразилии Лула и окруженная врагами Мишель Бачелет в Чили, - могут в частном порядке надеяться, что эта революция потерпит поражение, или, по крайней мере (такое пожелание выразил Даниэль Ортега, вновь избранный в Никарагуа президентом в ноябре прошлого года от партии сандинистов), трансформируется в движение социально-демократического характера. Правители, настроенные более радикально, такие как Моралес и Корреа, надеются, что Чавес добьется своего, но ни они, ни его более отдаленные новые друзья (типа Ахмадинеджада и Лукашенко) не смогут повлиять на исход дела. Подобно Периклу, установившему народную демократию в Афинах, Чавес пробудил спящего тигра и теперь вынужден скакать на нем в одиночку. Конечно, социалисты всего мира будут и дальше выражать восторг по этому поводу, но в конечном итоге Венесуэле придется самой выкарабкиваться из создавшейся ситуации.
Примечания:
1. "Рука бога" или "божья рука" - прозвище Диего Марадоны, забившего рукой мяч в ворота сборной Англии в полуфинале Чемпионата мира в Мексике (1986). - Прим. ред.
2. Имеется в виду речь Констана "О свободе у древних в ее сравнении со свободой у современных людей". - Прим. перев.
Перевод Иосифа Фридмана