Создание Комиссии при президенте по противодействию фальсификации истории в ущерб интересам России было встречено общественным мнением скорее положительно, и это говорит о том, что вопросы трактовки прошлого вновь становятся волнующими и общезначимыми. Действительно, каждая эпоха по-своему осмысливает прошлое, задаёт ему новые вопросы, высвечивает различные его аспекты и проблемы. Процессы активного переосмысления истории идут у всех народов постсоветского пространства, и России было бы естественно обратить на это внимание, обозначить здесь свои позиции. И потребность в этом вряд ли новая – скорее, она давно перезрела. Однако в формировании этой Комиссии есть целый ряд моментов, которые заставляют задуматься над адекватностью её организации – и, собственно, проблемам исторического познания, и этим самым упомянутым процессам на ещё недавно нашем пространстве. И дело не только в уже вызвавшем много скептических замечаний составе этой комиссии, почти полностью скомплектованной из людей, по роду своей деятельности не занимающихся историческими исследованиями. Проблема глубже.
Новая российская историческая политика, как она вырисовывается в связи с созданием этой Комиссии, несёт на себе все черты вообще российской внешней политики по отношению к соседям. Во-первых, даже не скрывается то, что потребность в «работе над историей» в данном случае ни в коей мере не определяется внутренними потребностями России, а является лишь ответом на внешние раздражители. То есть это политика принципиально реактивная, она призвана только отвечать на всё новые вызовы извне. Во-вторых, новая Россия вообще не предлагает своего осмысления прошлого, она лишь выражает готовность защищать старое советское историописание, которое, кстати, ещё совсем недавно сама же и осуждала. А в-третьих – вообще нет ориентации на изучение истории, даже не ставится такая задача.
Национализация прошлого
Всё переосмысление прошлого, которое идёт у народов бывшего СССР, имеет одну общую черту: это национализация прошлого, формирование национальных историографических традиций, национального взгляда на актуальные каждому народу события. Отсюда и частый ответ российской стороне: «Нам не интересен ваш общий взгляд, мы говорим только о том, что было с нашим народом!». И это нормально – посмотрите на историографии любых западных народов, везде ситуация примерно та же. Это и закономерно: исторический синтез – это всегда проект государственности, иного просто не бывало. История не пишется без субъекта исторического действия, и это именно тот субъект, на идентичности которого основана политика государства (реального или желаемого), его мотивации к внутренней и внешней деятельности, его самообоснование.
Казалось бы, новой России естественно было бы принять на равных участие в переосмыслении прошлого, ведь формы и идеология страны после крушения Советского Союза изменились кардинально. В новой реальности стоило бы и по-новому осознать своё историческое место и свои отношения с соседями, вступить в диалог с ними, постараться услышать и понять то, что происходит у них. Но Россия вообще не предлагает чего-либо своего, своих прочтений и своих трактовок: вначале она пыталась жить как бы «без истории», определяя её всю как очень «тёмное прошлое», а теперь лишь защищает старую советскую историографию в её московской анациональной версии. Россия как бы хочет закрыться в своих границах как некий заповедник «памяти СССР» и повесить на ворота таблички «Не беспокоить!». Вот и фактическим лозунгом этой новосозданной Комиссии является не «Давайте разберёмся в актуальных вопросах прошлого!», а «Вы нас не трогайте!».
Между тем, как бы ни было России уютно жить воспоминаниями об СССР, проблема взаимоотношений с соседями в актуальной реальности никуда не уйдёт, а будет только усугубляться. И отсутствие своей идентичности, своего государственного проекта и своего понимания истории будет всё больше проявляться в стратегической неопределённости внешней политики России, в отсутствии у России налаженного диалога и понятных взаимоотношений хотя бы со своими соседями.
Пока что идеологический разрыв с ближним зарубежьем вынуждает Россию просто закрываться информационно. У нас не увидишь на книжных прилавках обильно издаваемую украинскую литературу по их версии истории, у нас не переводят польские или грузинские сочинения на тему отношений с Россией, у нас не берут интервью у идеологов антирусской ориентации. В российском информационном пространстве голос соседей почти не звучит. О взгляде официальных режимов наших бывших «братских республик» россияне узнают из новостных выпусков, изредка всё же дающих информацию об очередных проявлениях «дружбы народов против России». Эта информация больно ранит сознание россиян, но реакция ограничивается негативным отзывом о затянувшихся «болезнях роста» и застаревших комплексах новых независимых государств.
История как проблема внешней политики
Непонимание и – скажем прямо – нежелание понимать общественные процессы в бывших советских республиках привело к фактическому выпадению их из российской внешней политики. Все постсоветские годы российская политика в их отношении строилась как продолжающая политики взаимоотношений с западным сообществом. Запад агрессивен – осознаётся необходимость удержания ближнего зарубежья, а дальше идут варианты его удержания. Национальные идеологии соседей, имеющие почти всегда ярко выраженный антирусский характер, воспринимаются лишь как досадные помехи, связанные с действием пропаганды западных конкурентов. При этом Россия, в отличие от них, вообще не работает с общественным мнением соседних народов, рассчитывая лишь на деловое взаимодействие с их элитами.
Такой подход России к пространству своего бывшего доминирования обусловлен довольно серьёзными причинами долгоиграющего характера. И не в последнюю очередь это касается почти полного отсутствия в России институализированного изучения бывших советских республик. Россия унаследовала систему образования и науки от СССР, в котором история, культура и языки союзных народов изучались только в соответствующих республиках. Украину изучали на Украине, Грузию в Грузии, Киргизию в Киргизии. Ясно, что в этом изучении полностью преобладали владеющие языками национальные кадры. В результате после распада Союза Россия столкнулась с тем, что у неё просто нет своих центров изучения соседних народов. Казалось бы, всё это должно было послужить поводом для активного формирования собственных институций, подготовки собственных кадров, однако до сих пор в этой области ничего не сделано. В России нет специализаций по народам бывшего СССР, у нас даже формально нет таких специальностей. Россия не обладает ни одним государственным научно-исследовательским институтом, ориентирующимся на изучение, например, истории и культуры стран Средней Азии, Закавказья или Украины. Все работающие по этим странам, какие есть, имеют иные специализации или же связаны с ними своим происхождением. Не готовятся специалисты, нет исследовательских коллективов, нет русской школы изучения.
В тех немногих случаях, когда всё же требуется специалист со знанием языка и истории соседней страны, власти или СМИ обращаются к выходцам из неё или же напрямую к зарубежным экспертам. Разумеется, человек, для которого родиной является не Россия, а страна изучения, вряд ли может быть экспертом, адекватным российским национальным интересам. В результате у России почти нет сотрудников посольств в ближнем зарубежье, которые владели бы титульными языками этих стран, ведь таких людей просто неоткуда взять. Сотрудники российских дипломатических миссий не могут проводить самостоятельный мониторинг СМИ на титульных языках, часто просто не понимают идейный контекст тех или иных действий власти или оппозиции. В результате нередко можно видеть очень болезненную реакцию на некоторые заявления Москвы и её дипломатов, вовсе на такую реакцию не рассчитанных.
Такая ситуация крайне нетипична. Обыкновенно наиболее значимые центры изучения стран, бывших частями больших европейских империй, расположены именно в бывших метрополиях. Старые имперские центры Европы по сей день располагают богатейшими школами изучения прежде подконтрольных им народов, причём в самых разных областях знаний. Они имеют большой штат экспертов, позволяющий им проводить грамотную и хорошо продуманную политику в отношении этих стран. Россия – уникальное исключение. Хотя ещё до революций мы такими школами располагали, и они были лучшими в своём роде. Основной объём информации, который был у европейских наций о Средней Азии и Закавказье, черпался из российских источников. Почему в советское время эти школы были либо уничтожены, либо перенесены в союзные центры – вопрос отдельный, имеющий свои объяснения. Трудно объяснить, почему новая Россия никак не пытается исправить эту ситуацию. Вместо того чтобы заняться изучением их истории и культуры, она формирует чиновничьи комиссии, которым, очевидно, «и так всё ясно». Наши соседи действительно объявили нам своего рода историческую войну, к которой Россия оказалась не готова.
Дело формирования новых школ изучения бывших российских/советских народов – задача очень трудоёмкая и дорогостоящая, но также и крайне важная. Однако безграмотность современной российской власти относительно стран ближнего зарубежья столь велика, что не позволяет даже осознать наличие самой проблемы. К примеру, ею уже несколько раз были выдвинуты идеи написания совместных учебников по истории, что демонстрирует в первую очередь полное непонимание той ситуации, что, к примеру, та же украинская версия истории принципиально несовместима с традиционной отечественной (как советской, так и дореволюционной) как по своей этнономинации, так и по фактологической структуре. Но, помимо этого, нашим министрам, очевидно, не ведомо, что в России просто нет достаточного количества подготовленных специалистов по истории соседних государств, которым можно было бы поручить написание таких учебников. Хотя, в общем-то, понятно, как эта проблема может решаться: нанимается несколько журналистов, которые и компилируют из уже имеющегося материала нужную «историю»…
Голодомор
Вот в последнее время у нас заметили (не смогли не заметить) старания Украины по поводу признания голода 1932-33 геноцидом украинского народа. Понятно, почему в России вдруг обратили на это внимание. И дело тут не в истории или моральном аспекте, просто вслед за международным признанием «геноцида украинского народа» Россия как правопреемница СССР должна будет понести довольно серьёзные финансовые и имиджевые потери. Между тем Институт национальной памяти Украины уже готовит документы и по другим событиям нашей общей истории, имеющим теперь геноцидальную трактовку. Муссирование этих тем оказывает серьёзное влияние на общественное мнение, развивая в нём антироссийские настроения, а последнее оборачивается и серьёзными политическими последствиями.
На этом фоне российская политика выглядит совершенно беспомощно. И обусловлена эта беспомощность во многом тем, что России просто трудно возражать. У нас нет ни одной институции, которая официально готовила бы специалистов по истории Украины. Нет, опять же, ни специальности такой, ни учебников, ни курсов, нет своих концепций. Вся современная российская украинистика создаётся энтузиастами, являющимися специалистами либо по России, либо по Польше. В последнее время появились некоторые ориентированные на изучение Украины центры при ряде ВУЗов, однако голая инициатива, на которой основана эта деятельность, не имеет почти никакой финансовой и организационной поддержки со стороны государства. Довольно забавно наблюдать за тем, как сейчас пытаются готовить политологов по Украине, толком не давая им при этом знаний ни по истории, ни по культуре и языку.
Россия не считает нужным изучать историю Западной Руси, тратиться на создание собственных научных школ. А ведь только по Голодомору, если бы своевременно были бы созданы центры исследования этой проблемы, был бы дан заказ на специализации, под это были бы подведены нормальные финансовые и организационные основания, то уже в обозримом будущем Россия располагала бы своей школой специалистов, которые смогли бы на равных вступить в диалог с украинско-канадской школой по этой проблематике. Сейчас же Россия вынуждена использовать наработки нескольких учёных, занимавшихся смежной тематикой ещё в советское время и способных ещё что-то возразить. Но, конечно, по объёму исследований это капля в море по сравнению с тем, что делается в этой сфере на Украине и в украинистических центрах на Западе.
Дело формирования российской украинистики (в филологии, истории, политологии и т.д.) остаётся задачей на отдалённое будущее. А ведь и становление системы подготовки специалистов – лишь первый шаг. Требуется создание целой сети аналитических центров по довольно широкому спектру вопросов. Должна сформироваться своя российская экспертная традиция, общие для большинства российских экспертов свойства рецепции реальности, имеющие корни в определённом взгляде на национальные интересы и идентичность страны, своё проблемное и дискуссионное поле. И это касается, конечно, не только Украины, но и всех стран, бывших в составе СССР. А сейчас Россия фактически не обладает своей экспертной сетью по этим странам, вообще не работает с информационным пространством на национальных языках соседних стран, не работает с самосознанием их населения, с общественным мнением. Вот, если в Польше существуют свои центры по изучению восточных соседей с десятками хорошо оплачиваемых экспертов в штатах, а также большая сеть учебных заведений, готовящих этих специалистов, то в России создание подобных институций не значится и в планах. И даже если сейчас серьёзно озаботиться этим вопросом и вложить в это дело действительно хорошие деньги, мы при больших стараниях подойдём к уровню той же Польши не раньше, чем лет через десять – пятнадцать.
Мода на историческую политику
«Историческая политика», модой на которую Польша заразила в 1990-е почти все бывшие советские республики, до сих пор остаётся чем-то непонятным и чуждым российскому политическому сообществу. Муссирование тем Катыни, пакта Молотова-Риббентропа, оккупаций, голода, репрессий, всевозможных старых исторических обид и претензий рассматриваются как «болезни роста», которые уйдут со временем, надо только подождать. Между тем, это как раз тот аспект политики наших соседей, который является функцией национального самосознания и сам собой никогда не уйдёт.
Новая историческая политика соседей России – это очень долговременная реальность, свидетельствующая о провале всей московской политики на постымперском пространстве. Москва остаётся его центром, но скорее центром отталкивания, чем притяжения. Она всё время вынуждена переживать неудачи своей политики в отношениях с элитами и общественностью стран бывшего СССР и Соцлагеря. Единственный способ быть успешным в современной международной политике – это хорошая информированность, основанная на деятельности больших исследовательских центров. Как можно рассчитывать на удачу в исторических спорах с теми же странами Прибалтики, если у нас их история систематически нигде не изучается? И как можно эффективно работать на их информационном поле, если у нас изучать их языки можно только на курсах при соответствующих посольствах? Россия может незаметно для себя проиграть все те многочисленные «битвы за историю», которые ведут с ней соседи. А вот последствия этих поражений будут уже весьма заметны.
Но и ситуация с отсутствием российского изучения истории и культуры соседних народов – это только часть общей проблемы с исторической наукой в стране. Все 1990-е её планомерно уничтожали, но с некоторыми изменениями в начале 2000-х у многих были надежды, что ситуация улучшится. Однако то, что происходит с исторической наукой в России в последние годы, иначе как разгромом назвать трудно. Уничтожаются целые научные школы, изучение многих стран и эпох, научные коллективы сокращены ещё примерно на треть, а то и более. Вроде как желаемой прежде смены поколений всё равно не произошло, так как чтобы в область пришли молодые кадры, уровень их зарплат должен быть хотя бы чуть выше прожиточного минимума. Гонения на историческую науку в 1990-2000-е сравнимы с тем, что делалось в 1920-30-е – годы погрома, когда были закрыты исторические факультеты по всей стране. Да, с одной стороны, нынешний погром, конечно, гуманнее – никого в тюрьмы и лагеря не сажают. Да и происходит степеннее. Но, с другой стороны, по отношению к науке он даже жёстче: тогда была задача переставить науку на новые идеологические рельсы, что само по себе свидетельствовало о большом значении, которое власти придавали историческим исследованиям. Сейчас же задача просто медленного упразднения науки как таковой: стране не нужны исторические исследования.
А вместо того, чтобы создавать науку, развивать её (или хотя бы остановить её уничтожение), создают чиновничью комиссию, которая призвана всем объяснять, каково же было прошлое. Конечно, очень хочется верить, что она что-то полезное сделает, и хотя бы в чём-то улучшит ситуацию, где-то проявит нужную инициативу. Если только не превратится во что-то вроде «Министерства правды» с репрессивными функциями. Однако за этим подходом к делу стоит довольно странное отношение к истории не как к области исследований, а как к памятнику, своего рода «Бронзовому солдату», стерегущему прах предков. Причём, как к памятнику уже созданному – даже новые скульпторы ему уже не нужны. Нужны секьюрити и представители властей, которые будут охранять его от соседских хулиганов. А учёные – они, да, вечно мешаются.