Отчуждение идеологии

Пожалуй, главной особенностью современной идеологической разметки современной России является ее... неидеологичность. Ценностные разделы между основными, да и второстепенными партийно-политическими игроками условны и размыты, и провести сколь-нибудь четкую границу между ними - задача явно нетривиальная не только для внешнего наблюдателя, но и для самих участников политического процесса.

Нет, разумеется, конкуренция между основными игроками есть, и последние выборы 11 марта показали, что она только нарастает и становится все более жесткой. Но дело в том, что эта конкуренция приобретает отнюдь не форму столкновения идеологических концепций. И это избирателя сегодня вполне устраивает.

Так, вполне напряженная конкуренция ЕР и СР в идеологическом пространстве свелась к крайне общим, а потому и достаточно условным мессаджам по поводу сохранения сегодняшнего статус-кво - в "правом" и "левом" вариантах соответственно, когда "хорошее сегодня" конкурировало с потенциально "еще лучшим завтра". При этом (сошлюсь тут на недавний доклад в фонде Карнеги коллеги Александра Кынева) ни одна, ни вторая партия власти не обеспечили сколь-нибудь последовательной и непротиворечивой трансляции собственных федеральных идеологических установок на региональном уровне, да и, похоже, не стремились особо к этому. На результат, однако, это серьезно не повлияло: ЕР сохранила в целом лидерские позиции, потеряв, впрочем, часть своих избирателей; СР по большинству регионов набрала количество голосов, в целом сопоставимое с количеством, которые по отдельности набирали партии-основательницы, т.е. "Родина", ПЖ и ПП. КПРФ, выступившая на последних выборах более чем удачно, своим успехом обязана именно отказу от выстраивания кампаний в идеологическом ключе - кампании в регионах были выстроены преимущественно на региональной тематике, в силу чего были точными, адресными и вылились в итоге в привлечение новых, вполне молодых и нетрадиционных для коммунистов массивов избирателей. В идеологическом дискурсе были выстроены только кампании СПС ("достройка") и "Яблока", которые собрали в целом остаточный массив своих избирателей (впрочем, недостаточный для прохождения 7-процентного барьера).

Иными словами, сегодняшняя реальность состоит в том, что федеральный идеологический дискурс не только не предлагается избирателю, но и не востребован самим избирателем - по крайней мере, он вовсе не требуется обществом от партийных игроков. Можно, конечно, говорить, что виной всему административный ресурс, сузивший партийно-политическое предложение до узкого клуба "своих", - однако это не вполне так. Если бы политическое предложение было сужено до исключения значимых для общества дискурсов - общество на это отреагировало бы значимым всплеском активности вне рамок внеэлекторальной борьбы, чего не произошло. Значит, нет не только предложения, но и значимого запроса.

При этом интерпретация ситуации в духе достижения российским обществом новой степени отчуждения от политики и политического тоже не представляется справедливой. Если бы было так, в России не наблюдалось бы ни одного значимого федерального политического дискурса. А такой дискурс явно есть, и это дискурс исполнительной власти, олицетворяющейся с фигурой В.Путина. Реально высокий рейтинг его поддержки самим фактом его существования позволяет отклонить тезис о нарастании регионализации России и "растворении" федеральных политических дискурсов в локальной тематике. Более того, прямым следствием его наличия является и лидерская позиция ЕР, и успешный старт СР - поскольку обе партии обладают не столько собственным, сколько отраженным существованием, то их легитимность является прямым следствием легитимности власти исполнительной. И, соответственно, легитимности и приемлемости для общества того политического дискурса, в рамках которого она существует.

В чем же состоит этот дискурс и чем обеспечивается его поддержка? Я уже неоднократно озвучивал тезис об экономичности мышления нынешних российских (и, впрочем, не только) политических элит. На уровне политических практик это означает, что не экономическое развитие мыслится элитами средством для достижения политического результата, а политический процесс является средством для достижения результата экономического. Примерно как Маркс в свое время определил капитализм как переход от формулы Т-Д-Т (товар-деньги-товар) к формуле Д-Т-Д, так и политический дискурс российских властных элит сегодня можно определить как переход от формулы "политика-экономика-политика" (П-Э-П) к формуле "экономика-политика-экономика" (Э-П-Э). Иными словами, мы можем говорить о принципиальном изменении самой логики политического процесса в путинский период по сравнению с периодом ельцинским. Равно как и о том, что эта новая логика является вполне приемлемой для российского общества - как минимум по сравнению с логикой прежней.

Почему этот переход возник и в чем его природа? Иными словами, путь ли это вверх, к новому, "капиталистическому" этапу развития или вниз, к новой стадии распада?

В ельцинский период многочисленные политические дискурсы, в первую очередь - либерального толка, использовались не для порождения новой реальности, а для легитимации более или менее бурного распада реальности прежней, принявшего форму радикального передела собственности. Передел не имел никакой иной цели, кроме собственно передела - в силу чего произошло не развитие, а развал, надолго скомпрометировавший в глазах общества ценностные политические дискурсы вообще: политика стала восприниматься исключительно как ритуальная дымовая завеса для прикрытия вполне партикулярных и, как правило, своекорыстных дел. Идеологии попросту девальвировали как способ постановки политической цели.

Соответственно, на этом фоне неидеологичность Путина (и раннего, и нынешнего) вкупе с ориентированностью на практический результат оказалась, возможно, единственно подходящим дискурсом, в котором и могла вестись коммуникация между властью и обществом. И, отметим, результатом стала консолидация России и восстановление дееспособности государства вплоть до обретения им способности заявлять о национальных проектах, т.е. о чем-то выходящем за рамки непосредственных обязанностей государства, без того, чтобы общество в них изначально не верило. Конечно, не последним фактором, позволившим эту консолидацию осуществить и легитимировать новый порядок вещей, был и остается фактор высоких цен на нефть - однако не вызывает сомнений, что в ельцинский период этот фактор "сработал" бы исключительно в пользу нефтяных корпораций и вовсе не обязательно был бы замечен обществом.

Партийно-политическим игрокам в этой новой реальности места откровенно мало. Что, собственно, и выражается через общую слабость, эклектичность, а иногда и противоречивость идеологических платформ. Но... Весьма точно угаданный коммунистами тренд к политизации региональной тематики, имевший последствием подбор молодого электората, с одной стороны, и история со ставропольским губернатором Черногоровым, избавившимся от гнева "Единой России" путем обретения защиты со стороны "России Справедливой", с другой, - намечают путь, который в будущем будет освоен теми политическими партиями, которые всерьез станут заботиться о собственном политическом выживании: от общефедеральных движений, олицетворяющих центр и весьма поверхностно связанных с регионами, к укоренению в региональных элитах и сублимации их расколов в рамках партийно-политических дискурсов и - к перспективному вырастанию уже в полноценные политические партии, имеющие уже укорененный в регионах и потому совсем не произвольный политический дискурс. Полноценные партии в ельцинской России не сложились и не могли сложиться: нелегитимность в глазах общества приватизации не позволила возникнуть легитимному бизнесу, в силу чего не возникли и институциональные отношения между бизнесом и политическими партийными игроками. Последнее же, однако, критично для самого существования партии как института, являющегося, по идее, профессиональным посредником между обществом, властью и бизнесом. В итоге партии не развились, так и оставаясь кто движением, а кто - клубом по интересам.

Нынешний этап развития, в ходе которого произошло, хоть и поверхностное, разделение бизнеса на легитимный и нелегитимный, с некоторым улучшением восприятия бизнеса обществом как института, имеющего право на существование, в принципе открывает шанс и партиям для развития и вырастания из нынешнего состояния в полноценное. Это неблизкий путь, поскольку мы говорим тут пока только о наметившихся трендах, а не о свершившейся реальности. Но, думается, не раньше, чем этот этап пройдет, в обществе только и может возникнуть запрос на федеральный политический дискурс, автономный по отношению к личности первого лица, которому доверяют по делам его, и построенный на классической формуле П-Э-П, т.е. на основе выраженных через идеологию ценностей. Старая истина: чтобы существовал политический дискурс, как минимум должен существовать легитимный дискурс экономический. Который сейчас, собственно, и вырастает.

© Содержание - Русский Журнал, 1997-2015. Наши координаты: info@russ.ru Тел./факс: +7 (495) 725-78-67