На пути в Берлин

Необходимое пояснение. В мире гигантское количество кинофестивалей. Никто не знает, сколько именно. Международная федерация ассоциаций кинопродюсеров FIAPF, присвоившая себе право выдавать фестивалям мандат на существование, признает только примерно пятьдесят - остальные в упор не видит: бюрократия - она бюрократия везде. В ежегодных путеводителях главных деловых изданий мира, посвященных кино, от голливудской Variety до лондонского Screen International упоминается до восьмиста фестивалей, а иногда и больше. При этом, естественно, не учтены смотры совсем уже самостийные, регулярно самозарождающиеся и тихо умирающие во всех университетских центрах мира. В Москве вот появился фест под названием "ЗАВТРА / 2MORROW". Есть фестивали Трех Континентов (Азии-Африки-Латинской Америки), немого кино, параллельного, эротического, франкофонного, феминистского, документального, гейско-лесбийского, фантастического, фестивали хорроров и триллеров, комедий, фильмов, снятых на мобильные телефоны - какие угодно. Но есть, понятно, и такие, которые можно уподобить чемпионатам мира или (поскольку нескольких чемпионатов по одному и тому же виду спорта в течение года не бывает), теннисным турнирам Большого шлема.

Кто на свете всех сильнее. Официальных фестивальных рейтингов не существует. Но есть неофициальный, принятый киноделовыми изданиями Запада. В нем ровно пять представителей - остальные считаются менее значимыми. Их так и именуют Big Five: Большая Пятерка. #1 - Канн (мы настаиваем именно на таком наименовании знаменитого городка Cannes. КаннЫ - Cannae - это в Италии, где в 216 году до н. э. армия Ганнибала качественно накостыляла римлянам). #2? тут вечный вопрос: Берлин или Торонто. #3, соответственно, Торонто или Берлин. #4 - Венеция. # 5 - Санденс.

За этой пятеркой следуют несколько других крупных фестивалей: в Роттердаме, Локарно, Сан-Себастьяне, Монреале, Шанхае, Карловых Варах, Токио, Каире, Мар-дель-Плате, Москве. Наряду с киносмотрами из группы Big Five их традиционно именуют фестивалями категории "А". Наши чиновники и журналисты употребляют этот термин по делу и без, особенно гордясь литерой "А", вроде как прилепившийся к флагу Московского фестиваля. При этом большинство из них и не подозревают, что этот термин тоже условный. Никаких сертификатов, что, мол, такому-то фестивалю присвоена категория "А", никто не выдает. Больше того: термин этот очень расплывчатый.

Пример: часто утверждают, будто к категории "А" относятся кинофорумы, выделенные FIAPF (см. выше) в особо избранную группу крупных фестивалей универсального значения, имеющих обязательную конкурсную программу. Но ни фестиваль в Роттердаме, ни относящийся к Big Five Санденс FIAPF отчего-то не признаны. А другой представитель Big Five - с пропиской в Торонто - не входит в элитный список (хотя и получил аккредитацию FIAPF), поскольку не желает заводить конкурсную программу (хотя является абсолютным рекордсменом по количеству мировых премьер: по сто и больше). Что в итоге? А то, что европейские киноиздания чихать хотели на рейтинги FIAPF и все равно включают эти три фестиваля в условную "А-элиту". Зато что касается фестиваля Московского, то деловой в А-лист этих изданий он попадает не всегда. И ясно, почему: он остается мероприятием прежде всего внутреннего значения - хотя и потихонечку тянется ввысь.

Но мы сейчас не о ММКФ, а о специфике фестивалей западно-старосветских. В ее поисках сосредоточимся на трех фестивалях, демонстрирующих не просто разные, а именно разные европейские подходы к киноделу и киноискусству. Два из них - из группы Big Five, еще один - тот самый Роттердамский, у которого контры с FIAPF (примечание, предупреждающее возможное удивление: мы не говорим о Венецианском фестивале, потому что в целом он старается идти по каннскому пути, но страдает от идеологических неразберих, связанных с частыми сменами директоров и команды).

Каннский радикализм. Канн в зеркале общественного мнения выглядит фестивалем буржуазным, фрачным, устричным, гламурным. Красная лестница, тысячные толпы зевак, позирующие звезды etc. Но слухи о буржуазности сильно преувеличены. Гламур - всего лишь рамка или, если хотите, обертка. Как без нее? Зеваки и пресса жаждут праздника - вот вам праздник. При этом надо учесть, что звезды не приезжают в Канн просто потусоваться. Звезды приезжают лишь по делу: для рекламы своих картин или чтобы не забывали. Канн (его особенность #1) - фестиваль очень деловой. Это, между прочим, единственный фестиваль в мире, где вообще не продают билеты на просмотры. Он не для публики - публике уготовано место лишь на бульваре Круазетт. Он - только для имеющих аккредитацию профессионалов-кинодельцов, а также журналистов, по количеству которых Канн (это статистика) уступает лишь Олимпийским играм.

Особенность #2: при всей деловитости, Канн предельно радикален в своих артистических вкусах. Он политически и эстетически полевел после событий 1968-го, когда - при активном участии лидеров леворадикального кинематографа Луи Маля, Годара, Трюффо, Романа Полянского и Моники Витти - его смела докатившаяся из Парижа майская студенческая революция. Фестиваль тогда пришлось закрыть. А свое сегодняшнее лицо он приобрел в конце 1970-х с приходом на пост идеолога легендарного теперь Жиля Жакоба. При нем Канн поставил перед собой четкую задачу: открывать реально интересные имена, формировать кинематограф будущего. Существуют подсчеты (опять-таки в прессе европейской), какой из фестивалей группы Big Five открыл больше режиссеров, признанных мэтрами современного кино (имеются в виду режиссеры поколений от Такеси Китано до фон Триера, Коэнов, Каурисмяки - и более молодых Софии Копполы и др.) Так вот Канн сформировал две трети актуальных режиссерских имен. Только у Канна в фестивальном мире есть свои фирменные режиссеры. Собственно, это все те, кого наиболее ценят киноманы. Канн устраивает премьеры почти всех их новых картин, что иногда выходит фестивалю боком: даже у мэтров бывают провалы, и программа страдает.

Судя по всему, Канн сохранит верность себе. Жакоб перестал заниматься отбором картин, хотя оставил за собой пост президента фестиваля. Но подготовил преемника-единомышленника Тьерри Фремо. Кто решает, какие именно фильмы будут отобраны в официальную программу Московского кинофестиваля? Много разных людей. В Канне - это его особенность #3 - все решает Фремо. Единолично. Это фестиваль - авторский. У Фремо большой штат региональных отборщиков, есть две комиссии советчиков, но окончательное решение (об этом он сам рассказывал автору этих строк) принимает он и лично.

Отношение Канна к российскому кино - предельно внимательное. Изначальный отбор российских фильмов осуществляет один из лучших специалистов по нашему и вообще восточноевропейскому кино Жоэль Шапрон, вкусы которого явно близки Жакобу и Фремо. Наши фильмы в Каннском конкурсе почти ежегодно (рекордсмен - Сокуров, чьи фильмы за последние десять лет пять раз попадали в каннский конкурс). Два года назад в Канне был организован особый день российского кино. Год назад приз за лучшую мужскую роль получил Константин Лавроненко, сыгравший в "Изгнании" Андрея Звягинцева (среди фаворитов значилась и сокуровская "Александра", но жюри ее недооценило). В этом году наших фильмов в конкурсе не было, зато в других программах обнаружилось сразу четыре наших картины, все - режиссеров-дебютантов, что значит: Канн делает ставку именно на наш молодой кинематограф.

Отношение Канна к Голливуду - спокойное. Он любит тех американских режиссеров, которые считаются не голливудскими, а независимыми, истинными мастерами: братьев Коэнов, Линча, Тарантино, Джармуша и др. Из голливудцев предпочитает тех, которые тоже артисты. Например, Иствуда. За голливудскими звездами он не гонится, их на Круазетт и без того выше крыши.

Политкорректность по-берлински. Если Каннский фестиваль ориентируется на искусство, то Берлинский (Берлинале) пытается играть прогрессивную геополитическую роль. На его знамени можно было бы написать давний лозунг советского ММКФ "За мир, демократию, социализм". В 2001-м не без скандала был уволен тогдашний директор фестиваля, один из главных фестивальных монстров (в том же смысле слова, что и в случае с "монстрами рока") Мориц Де Хадельн. От его приемника Дитера Косслика ожидали, что он в большей степени будет поощрять кино для киноманов, кино как искусство. Не случилось. Он еще сильнее ударился в политику. Первейшим принципом формирования берлинской программы остается тематический. Шансы пробиться в главные разделы Берлинале (включая конкурс) имеют прежде всего те фильмы, которые: а) поднимают социально-политические проблемы (художественным откровением они могут и не быть), б) проблемы сексуальных меньшинств. В Берлине есть особое жюри сексменьшинств, вручающее, наряду с призами-"медведями" большого жюри, своих медвежат по кличке "Тедди". Пару лет назад, накануне чемпионата мира по футболу в Германии, высоко котировались и ленты, героем которых был футбольный мяч.

Логику Косслика понять можно. Он, вероятно, догадывается, что никогда не одолеет Каннский фестиваль, сражаясь с ним на его территории - в пространстве кинооткрытий и киноискусства. Он понимает также, что в Германии, все еще отдающей миру моральные долги после фашистского прошлого, политическая важность и культурная миссия фестиваля ценится больше каких-то там кинооткрытий. Он также обладает способностью производить особый товар - впечатление, чему соответствует и его личный имидж - этакого открытого обаятельного шутника. Причем он, конечно, знает, что должен производить его на людей (правительство, спонсоров), которые в киноискусстве ни черта не понимают.

В результате если Каннский фестиваль строится вокруг главного блюда - картин, то Берлинале пытается поразить гарниром. Тут вам и придуманный Коссликом "Кампус молодых талантов", куда по особому конкурсу отбирают молодых фильммейкеров и даже критиков из разных стран, которые общаются и слушают лекции мудрых мэров - то бишь вот: фестиваль культурно развивает юные кинопоколения во всем мире. Тут вам и новые помещения для кинорынка, открытие которых посетила сама Ангела Меркель (в Канне, заметим, никогда не увидишь французских политиков).

В итоге Берлинский фестиваль производит что угодно, кроме имен, киномод и кинотенденций. Кого из режиссеров именно он открыл за последние? пусть даже двадцать лет? Чжана Имоу, Уинтерботтома, Озона, Цай Мин-ляна, Мудиссона, Фатиха Акина. Наверное, еще кого-то - только фокус в том, что почти все они открыты еще в годы правления Морица Де Хадельна.

Беда и в том (и тут мы заодно поговорим об отношении Берлинале к российскому кино), что, стараясь производить громкое впечатление, фестиваль вольно или невольно поддерживает не просто прогрессивные тенденции, а модные прогрессивные. Россия не только сейчас, но и в последние годы вообще явно не самая модная страна. В итоге за все восемь лет правления Косслика в конкурсную программу Берлинале была отобрана всего одна картина российского режиссера - "Солнце" Александра Сокурова. А при Де Хадельне советское и российское кино часто брало берлинские призы. Доходит до анекдота: главной российской картиной на Берлинале-2007 оказался отчет о скандале с московским гей-парадом "Московская гордость-06", снятый режиссером-дилетантом, который вообще не владеет профессией.

Отношение Берлинале к Голливуду тоже в меру анекдотично. Да, там показывают и достойное голливудское кино. Но иногда и редкостно плохое. Не любое, а то, в котором снялись звезды. Это не случайно. В отличие от Канна, Берлинале необходимо постараться, чтобы зазвать звезд. Они нужны, чтобы окончательно убедить финансирующее фестиваль госначальство, что фестиваль удался. Но ради хорошего фильма, который не нуждается в дополнительной рекламе, голливудская звезда может и не приехать. А вот ради плохого, который надо раскручивать, завсегда пожалуйста. Так недавний Берлинале посетила Шарон Стоун, снявшаяся в посредственном фильме о якобы страданиях якобы людей "Когда человек падает в лесу", да еще умудрившаяся стать его продюсером.

Роттердамское своеволие. Ротердамский фестиваль тоже, конечно, ценит политическую прогрессивность. Но обожает и эстетический экстрим. Пожалуй, именно этот фестиваль позволяет, во-первых, точнее всего понять суть европейского киноманства, сочетающего в себе либеральные ценности и любовь к смешному режиссерскому хулиганству, а во-вторых, прояснить суть оппозиции Европа-Америка в области кинематографа.

Роттердамский фестиваль - классическая иллюстрация к утверждению, что в Европе, в отличие от Америки, не все делается на продажу, и что культурные ценности для европейского интеллектуала (не только политические, как утверждает Берлинале) важнее рыночных.

В Роттердам принципиально не приглашают актеров-звезд. Вы не поверите: вообще никаких. Там не бывает томов крузов. Под звездами фестиваль понимает только режиссеров (Такеси Китано, Катрин Брейя, Андрея Звягинцева, Яна Шванкмайера), с которыми носится как с писаной торбой. Главный фестивальный мультиплекс Pathe украшен гигантскими портретами режиссеров-классиков. На самом почетном месте - только четыре: Фассбиндера, Кесьлевского, Антониони - и? да-да, Сокурова, от которого европейским фестивалям никуда не деться.

Это еще что: Роттердамский фестиваль - единственный, который вообще не показывает голливудских картин. Отношение Роттердама к Голливуду однозначно: все голливудское - отвратительно. Вы думаете, это какой-нибудь маленький маргинальный киносмотр? Тут-то и главный фокус: ничего подобного! Это самый большой фестиваль в мире. Он ежегодно демонстрирует более тысячи картин - правда, включая короткометражные.

В Роттердаме приходишь к удивительному открытию, что мейнстрим - совсем не б ольшая часть мирового кинопроцесса. Основная часть кинематографа развивается помимо мейнстрима. Арт-хауса больше, чем не арт-хауса. Сколько лет смотрю кино, но для меня это - действительно откровение, причем недавнее.

Самое интересное, что в Роттердаме при этом действует и кинорынок. Но продаются не фильмы, а актуальные кинопроекты: Режиссеры из разных стран, у которых уже есть часть денег на перспективную картину, встречаются там с продюсерами и представителями кинофондов из разных стран и пытаются увлечь их своим замыслом, уговорить их вложить недостающие средства. Больше всего денег вкладывает голландский Hubert's Balls Found. Его средства сейчас - почти в каждой серьезной европейской и азиатской картине. Этот фонд помогал снимать нашим Илье Хржановскому, Алексею Герману-мл., Светлане Проскуриной, Игорю Волошину ("Нирвана") и др.

Роттердамский фестиваль ( отношение к российскому кино) вообще на редкость уважителен по отношению к нам: как к молодому кино, так и к старому, 1930-х, 1970-х годов, часто попадающему в архивные разделы программы. На Берлинском фестивале, который всегда стартует через три дня по окончании Роттердамского, нашего - почти ничего. В Роттердаме ежегодно - то четырнадцать, то восемнадцать картин, иногда практически не доступных в России (вы видели, к примеру, "Человека безвозвратного" Екатерины Гроховской?). За последнее время мы побеждали там дважды: "С любовью. Лиля" Ларисы Садиловой - 2003 год, "4" Ильи Хржановского - 2005-й).

И что тут сказать? Только то можно с пафосом сказать, что в Роттердаме понимают: российское кино - часть общеевропейского. Не только от Сокурова никуда не деться. От всего нашего кино - тоже.

© Содержание - Русский Журнал, 1997-2015. Наши координаты: info@russ.ru Тел./факс: +7 (495) 725-78-67