Мысль, вернувшаяся домой

Язык. На чужом языке мы теряем восемьдесят процентов своей личности. Мы утрачиваем способность шутить, иронизировать. Одно это меня в ужас приводит.

Сергей Довлатов,Заповедник.

Время, когда о русской эмиграции можно было говорить как об очаге русской интеллектуальной культуры за пределами России, для меня осталось где-то в университетских аудиториях. Давным-давно на лекциях по русской литературе мы говорили о Набокове и Довлатове, а также о многих других интеллигентах, которые, не имея возможности жить и работать в родной стране, за ее пределами развивали и поддерживали свою культуру. Когда я уезжала в Америку, то надеялась, что лично смогу увидеть этот процесс – процесс развития русской мысли за рубежом.

Может быть, набоковы и довлатовы есть и сейчас. Живут где-нибудь себе на Манхэттене, ходят на пафосные мероприятия и пишут об этом для каких-нибудь московских журналов.

О том, что происходит на восточном побережье, я практически ничего не знаю – пока что не было шанса повидать Нью-Йорк. Однако мой отец, проработавший в Нью-Джерси лет пятнадцать, рассказывал мне о проходивших в центре Нью-Йорка встречах “за сохранение русской культуры”. Из его слов получалось, что традиционным там было только количество выпитого алкоголя. Обычно это был какой-нибудь “домашний” концерт, после которого все присутствующие напивались до беспамятства, после чего вызывали такси и ехали домой, чтобы поутру лечиться от похмелья закупленным в русском магазине рассолом. На одном из таких концертов мой отец познакомился с Андреем Макаревичем, приехавшим в тот момент в Нью-Йорк поддержать развитие русской культуры за рубежом. Однако поводом для знакомства послужил вовсе не интерес к нынешней культурной и политической ситуации в России... Просто оба увлекались дайвингом – экзотическим для русского человека хобби в тот момент.

Однако здесь, в окрестностях Сан-Франциско, у меня возникает вопрос. Зачем вообще современному эмигранту целенаправленно сохранять русскую культуру? Предыдущие эмиграционные волны несли в формирующиеся диаспоры любовь к русскому языку, к свободе слова, к творчеству и литературе. Даже несмотря на то, что чаще эмигранты писали не на русском (надо же было на что-то жить в другой стране) они основывали русские издательства, журналы и сообщества, активность которых была в большой мере обусловлена надеждой когда-нибудь вернуться домой.

Здесь же у меня возникает ощущение, что сам смысл сохранения оригинальной культуры утрачен. Я прожила в Калифорнии год и поняла, что здесь интерес к нашей литературе и языку проявляют только те, кто имеет о России весьма отдаленные представления. Мой муж, два семестра учивший русский язык в университете в Беркли, принес как-то домой журнал “Troika”. Его издают студенты-бакалавры, большинство из которых – даже не потомки русских эмигрантов. Они очарованы русской литературой, но она для них – все равно что для нас Кафка или Бегбедер. Настоящие же русские предпочитают вообще не говорить о России. Зачем? Ведь столько сил было потрачено на то, чтобы из нее уехать, причем уехать навсегда. Новости об очередных российских бедах вызывают у простых эмигрантов смешанные чувства от “боже, как все ТАМ ужасно” до “так вам и надо”.

Да и что, в общем-то, сохранять? Язык? Традиции? Менталитет? Его-то как раз всеми силами стараются изжить. Когда я скачиваю из интернета фильмы и книжки, моя русская подруга, прожившая здесь уже пять лет, яростно возмущается: “У русских так всегда! Все надо получить на халяву, бесплатно! Это в крови...” подразумевая при этом, что она-то уже совсем американка, а мне, видимо, никогда не суждено ей стать. Я на это только пожимаю плечами и продолжаю скачивать книжки из сети.

С русским языком еще более запутанная история. Да, на нем говорят, пишут домой письма, но обогащается он только за счет английского. Здесь это происходит само собой, потому что вещи нужно называть своими именами, чтобы разговор имел смысл. Поэтому, например, квартира с одной спальней, гостиной и кухней становится “однобедрумной”, а вместо того, чтобы записаться к врачу, мы “делаем апойнтемент” Разумеется, подобный процесс происходит с русским языком и в России, но при всем этом он так и остается русским, его основные свойства не изменяются. Здесь же переход от русского к английскому практически незаметен.

Сохранение языка у детей многие русские эмигранты, с которыми я общаюсь, все же считают важной задачей. Однако передача культурных ценностей и, уж тем более, способов мышления, здесь ни при чем. Большинство из моих знакомых уверены, что русский дети должны учить для общего развития, чтобы в будущем их конкуретоспособность на рынке была выше. Другие эмигранты умудряются делать деньги на этом убеждении. Так появляются русские школы, где дети учат Муху-Цокотуху и пляшут на уроках музыки в кокошниках.

Раньше в Америку уезжали не по собственной воле, а в силу обстоятельств. Эмигранты обладали вполне определенным уровнем культуры, были образованы и часто имели достаточно средств для того, чтобы прожить в чужой стране. Сейчас, особенно с появлением интернета, возможностей для переезда в другую страну стало намного больше. Информацию об этом можно найти за пару кликов. На эмигрантских сайтах можно найти подробные инструкции по заполнению всяческих документов, и там же получите тысячу бесплатных советов о том, что и в каком порядке нужно делать. И даже при условии, что денег у будущего эмигранта на переезд совсем немного, через интернет можно найти практически любую помощь, которая потребуется вам в первое время в другой стране.

После же того, как вы немного обосновались, можно получить какую-нибудь нехитрую профессию (в Калифорнии многие новые эмигранты обычно переучиваются на тестеров программного обеспечения, поскольку здесь есть хороший спрос на русских программистов) и начать откладывать деньги на собственный дом. Времени и желания на то, чтобы читать русскую литературу, а уж тем более, следить за тем, что происходит в политической и культурной жизни в России, обычно нет ни у кого. Да и к тому же, никто не видит в этом смысла, поскольку, даже несмотря на то, что теперь вернуться в Россию можно в любой момент, многие воспринимают такую перспективу с неподдельным ужасом.

Наверное, именно поэтому я не нашла того, что надеялась найти. Те писатели, журналисты и вообще все, кто действительно хочет принимать активное участие в развитии русской мысли, теперь не пишут из подполья, не задерживаются здесь настолько, чтобы успеть сформировать какой-то культурный очаг, а просто переезжают обратно в Россию. Диана Качалова, редактор питерской Новой газеты, с которой я недавно общалась по скайпу, сказала, что она провела в Беркли четыре года – и вернулась. И она – не единственный пример. На “Снобе” не так давно я читала целую серию статей на тему возвращения домой. Причин называют много, но одна наиболее очевидна – желание говорить, писать и думать на русском языке и при этом иметь свою активную аудиторию, поскольку здесь, несмотря на огромное количество русскоговорящего населения, магазинов и церквей, развитие русской мысли как таковой никого не интересует, а на сайтах русских газет самыми популярными становятся разделы с объявлениями о работе.

В поисках этой самой мысли я зашла в русскую библиотеку в университете Беркли. Но меня, как не студентку, фактически выпроводили оттуда. Моя последняя надежда на Русский Центр в Сан-Франциско умерла после того, как я побывала на сайте этого самого центра. Помимо того, что русскоязычной версии я там не нашла, походя по ссылкам, я обнаружила, что некоторые из них ведут на сайты с китайской порнографией.

© Содержание - Русский Журнал, 1997-2015. Наши координаты: info@russ.ru Тел./факс: +7 (495) 725-78-67