Наблюдателю педагогических дискуссий, расцветших в России начала XXI века, бросается в глаза распространенное явление. Сначала мы сталкиваемся с тем или иным анализом ситуации, исполненным в диагностическом ключе, иногда справедливым, иногда не вполне, а потом слышим из уст того же аналитика рецепт, не только совершенно не соответствующий тяжести болезни, но и даже теоретически не направленный на то, чтобы эту болезнь вылечить. Относительно безобидный пример. Диагноз – наша школа вредна для здоровья учеников. Рецепт – строить больше спортзалов.
Сама по себе констатация вреда российских школ для здоровья подрастающего поколения россиян совершенно справедлива. Жалобы, подобные этим, если мне не изменяет память, раздаются уже примерно две тысячи пятьсот лет – с того момента, как интеллектуальный элемент в педагогике стал преобладающим. Однако, прежде чем принимать решение, хотелось бы знать статистику: действительно ли школы со спортзалами вредят здоровью меньше? Рискну предположить, что прямой связи обнаружено не будет, по той простой причине, что и школьников с испорченным здоровьем, и школ со спортзалами большинство. Если прямой связи нет, дальше предстоит задуматься о том, какое влияние на здоровье молодежи оказывает уклад школьной жизни. Сам по себе он, безусловно, вредоносен, но, когда его проанализируешь, придется столкнуться с тем фактом, что конкуренция в старшей школе за место под солнцем неустранима, а потому все время, которое мы высвободим для досуга, будет затрачено на победу в этой конкурентной борьбе. Этим отчасти и объясняет печальное обстоятельство: за две с половиной тысячи лет борьбы за здоровье школьников сколько-нибудь остроумного выхода найдено не было.
Хотя частные улучшения, конечно, возможны. Я готов одно даже порекомендовать – для того чтоб до него додуматься, достаточно взвесить в руке ранец или рюкзак, с которым карапуз идет в школу. Нужно торжественно, под барабанный бой и в присутствии выстроенных шпалерами гвардейских полков, повесить на Красной площади разработчиков стопудовых методических комплексов, по которым учатся школьники младшего возраста, и руководство выпускающих эти комплексы издательств. Этот шаг будет даже экономически выгодным, поскольку имущество казненных можно отобрать в казну. Не исключено также, что косые парты в стиле ретро и чернильные ручки полезнее для осанки и развития мелкой моторики, нежели веселая современная мебель и письменные приборы.
Но здоровье – область сравнительно безобидная (здесь нет возможности ни существенно исправить положение, ни сильно навредить). А вот идея модернизировать образование — уже не столь безобидна.
Что можно понимать под «модернизацией»? Две вещи – изменение содержания и изменения метода преподавания. Посмотрим, что на самом деле имеется в виду.
Любая поисковая система в интернете сразу же выводит на действующий (хотя и старый, 2002 года) официальный документ. В нем читаем: «Устаревшее и перегруженное содержание школьного образования не обеспечивает выпускникам общеобразовательной школы фундаментальных знаний, важнейших составляющих стандарта образования наступившего века: математики и информатики (включая умения вести поиск и отбор информации), русского и иностранных языков, базовых социальных и гуманитарных дисциплин (экономики, истории и права)». И это едва ли не единственная реплика в пространном тексте, которая затрагивает содержание образования. Как мало содержательные проблемы волновали составителей концепции, видно из такого пассажа: «Правительство Российской Федерации планирует осуществить комплексные меры по борьбе с беспризорностью, асоциальным поведением детей и молодежи, социальным сиротством. В их числе: создание сети учебно-воспитательных учреждений по типу суворовских, нахимовских училищ, кадетских школ и корпусов, казачьих школ…». В Российской империи кадетские корпуса были не резервациями для подростков с девиантным поведением, а школами, готовящими офицерскую элиту страны, приучающими юношей быть «смолоду и всей душой в строю». Как можно охарактеризовать такой подход современных властей? Ориентировать элитарный образовательный тип на решение коррекционных задач – это, по меньшей мере, неразумно.
Теперь вернемся к первому пассажу и посмотрим, какая школа могла бы быть создана на основе этой концепции. Она задана на уровне приоритетов, точнее, предметов, которые должны быть приоритетными; но этот перечень – очень красноречив. Вот он: математика, информатика, русский язык, иностранные языки, экономика, история, право. Отсутствуют: литература, естественные науки (физика, химия, биология, география). По-видимому, они – первые потенциальные жертвы борьбы с «перегруженностью». Рассмотрим по порядку приоритетные предменты.
Математика в советской школе никак не была ущемлена. Это самая сильная сторона советской школы, поскольку, кроме математики, в ней не оставалось предметов, содействующих «наращиванию интеллектуальных мускулов» [1]. Пожалуй, для массовой школы это предел. И мы, действительно, слышали с самого верха предложения упростить математические программы; так что от модернизации этот предмет уж во всяком случае не выиграет. Информатика – поскольку это ключ всех мыслимых модернизационных концепций – будет рассмотрена последней.
В чем пожелания реформаторов для русского языка – не вполне понятно. С одной стороны, программа «перегружена», с другой — не дает достаточных «фундаментальных знаний». Следует ли понимать «устарелость» в том смысле, что любые знания из истории языка признаны излишними? В связи с выпадением литературы из числа приоритетов это смотрелось бы весьма логично. А чем заменяем? Можно современным молодежным наречием и «олбанским» диалектом – это было бы вполне современно и «модернистично». Но тогда перед школой встает роковой вопрос, который умели ей задавать педагоги прошлого: а зачем, собственно, возить дрова в лес?
Иностранные языки. Никакой конкретизации – и потому мы не можем предъявить разработчикам концепции никаких претензий. Отметим только, что иностранные языки можно преподавать двояким образом: для разговора и для чтения. Не нужно быть пророком, чтобы понять, какое направление может быть выбрано как модернизационное. И тут будут подстерегать ловушки: первый язык – тратя на него столько времени, сколько в спецшколе, или по крайней мере сопоставимо, – можно вытянуть на этот уровень, а второй – уже весьма затруднительно. И вообще коммуникативный подход, с одной стороны, меняет естественную последовательность навыков (письменный текст воспринимать комфортнее и проще, нежели устный), а с другой – отрицательно сказывается на словарном запасе (кроме как чтением, серьезно его ничем не нарастишь).
История. Конкретных претензий нет, потому ограничимся одной цитатой — из статей Михаила Никифоровича Каткова: «В какие источники будут погружаться эти двенадцатилетние исследователи жизни народов и казуальной связи событий?» [2].
Теперь рассмотрим предметы, представляющие собой – по крайней мере относительное – новшество и, по-видимому, один из ключевых пунктов модернизации – экономику и право.
Прежде всего, тот человек, который желал бы придать этим предметам высокий статус, отличается беспримерной смелостью: он совершенно не опасается нежелательных эффектов в области воспитания, которые неизбежны, когда дети увидят, как суха теория и насколько пышно зеленеет — ничего общего с ней не имеющее — древо жизни. Но пусть – на это обращать внимания не будем; к тому же нам не привыкать. Не следует, однако, забывать, что обществоведение в советские времена по уровню глупости на две головы превосходило любой другой предмет средней школы. Так что у всех предметов, зачатых в лоне советского марксизма-ленинизма – преподаватели-то никуда не делись, и других в массовых масштабах взять неоткуда – дурная наследственность [3]. И для ее преодоления нужна и свежая мысль — как научная, так и методическая, в также значительные организационные усилия. Все это до последнего предела затруднено и провинциальностью постсоветской экономики и юриспруденции, вынужденных довольствоваться пересказом импортных теорий, и самой новизной задачи, и общим истощением резервуаров, откуда школа могла привлекать квалифицированные педагогические кадры.
Но особенно остро для этих предметов стоит вопрос развития. Оно просматривается в виде соответствующих игр (для экономики) и традиционных в свое время диспутов (для права). Но как игры, так и диспуты требуют большой предварительной работы. Она возможна, конечно, но для этого экономика и право должны получить значительную долю академических часов (думаю, не меньше чем по три часа в неделю в старших классах).
Отсутствующие в перечне предметы. С ними можно поступить двумя способами – объединить в виде единого естествознания или оставить в сокращенном объеме. Правда тогода на каждый, при усилении других направлений, придется не свыше одного часа в неделю, что сделает их преподавание бесполезным. Естествознание (2–3 часа) какие-то обрывки в голове оставит, вроде того, что электричество бьет больно, кислота обжигает, витамины полезны, нитраты вредны, а Волга впадает в Каспийское море; но реально мы и так имеем ненамного больше, так что по сути дела ничем не рискуем.
Теперь, наконец, переходим к информатике. Она сопровождается следующим примечанием: «включая умения вести поиск и отбор информации». Собственно, информатику можно преподавать либо прививая пользовательские навыки, либо готовя программиста. Второй тип – развивающий; думаю, я не сильно ошибусь, если скажу, что в области программирования можно придумывать задачи, ничуть не менее сложные, чем математические, а по типу и развиваемым интеллектуальным навыкам отличные от них; введение элементов программирования в школьную программу можно было бы только приветствовать.
Но в информационном обществе нужно не это. Нас будут нацеливать на поиск информации. Это как? Вот я искал и нашел свой документ по яндексу. Можно протестировать все поисковики. Можно — в разных режимах. Ах, мы изучаем иностранные языки? Набираем — примера ради — «www.google.de» и забиваем в поисковую строку «Modernisierung der Bildung». Таких манипуляций можно провести сколько угодно, но я не понимаю, каким образом решение этих задач может способствовать развитию школьника? Пользовательские навыки – вещь полезная. На собственном опыте их усваивать обременительно, да и пропустишь много. Однако педагогическая ценность этой работы для интеллектуального развития ребенка примерно такая же, как выполнение инструкций по приготовлению борща. Насколько нам известно, серьезное преподавание программирования – вещь не столь частая и обыкновенно это практикуется там, где уровень математики выше среднего.
Из важных дыр отметим одну. Популярнейший блоггер Д. Е. Галковский совершенно справедливо отмечает: «Если говорить о позитиве, то из унифицированной средней школы надо убрать колмогоровщину, больше внимания уделять языкам и в разы больше — общению. Ведь и по обсуждению в ЖЖ видно, как людям недодали в этой области, до какой степени они не умеют слушать собеседника и правильно отстаивать свою точку зрения. Тут любой старшеклассник из Европы даст дяденькам фору». Эту проблему решает классическая риторика. И тут очень сильно могла бы помочь форма диспута, к которой прямо-таки подталкивает преподавание права. Если двигаться в таком направлении, то модернизация перестанет быть пустым призывом и анекдотом [4].
Одним из важных инструментов реформы должно стать новое поколение стандартов; упрек в том, что их нет, не так давно раздавался с самого верха. Оно действительно запаздывает; но запаздывает как раз потому, что занимаются этим делом квалифицированные и ответственные люди, прекрасно видящие катастрофические последствия, к которым привело бы внедрение любого из предложенных вариантов. Это сродни квадратуре круга и вечному двигателю: сделаешь стандарт слишком обширным – загубишь вариативность; сократишь – установишь своими руками заниженную планку. Эта проблема на самом деле имеет решение, и решение, педагогической практикой давно найденное, – но о нем как-нибудь в другой раз. Пока же сделаем умеренно оптимистический вывод: при условии серьезной разработки и концентрации на задачах развития новая школа может быть немного лучше старой; но и, не соблюдая этих условий, серьезно испортить ее тоже не получится – возможности ограничены в обоих направлениях.
Примечания:
1. Понимаю, как много возражений встретит эта реплика. И все-таки: для того, чтобы оценить развивающий потенциал предмета, нужно смотреть на сложность задач. Физика в обычной школе редко дает что-либо сложнее квадратных уравнений; химия – пропорций; биология (точнее, генетика) – элементарных задач по теории вероятности. О литературе и говорить смешно: она «воспитывает».
2. Катков М.Н. Наша учебная реформа. М., 1890.
3. Эта проблема весьма грозно стоит и для основ православной культуры. Один просвещенный клирик пишет в своем блоге: «Я увидел школьных учителей истории уверенных в том, что „ ислам был всегда“ и что „арабы всегда были мусульманами“. Даже до Рождества Христова. А ещё они не знают, в чём разница между храмом и мечетью…».
4. Форма диспута интегрирует многое. Кроме самого предмета, в рамках которого он применяется, это и речевые навыки, и пресловутый «поиск и отбор информации». Поставленная же перед учеником задача предугадать возможную стратегию противника, «встать на его место», является действительно сложной и развивающей.