Конец япономании

Почему Япония? Почему бесконечные выставки нэцке и кимоно? Почему везде икебана? Почему "Солнце" Сокурова? Почему самураи, харакири, микадо? Почему, наконец, Маса у Фандорина? Почему - если не только у нас - "Убить Билла", "Звонки" и "Дневник гейши"? Что это было?

Мода на все японское, кроме моды на экзотику, - это еще две-три не столь, как экзотика, очевидные вещи. Ведь есть же страны поэкзотичнее Японии и культуры позагадочней японской: Индонезия, Лаос, Австралия, Ливан, Парагвай, Конго, - но не они на протяжении всего ХХ века сопутствовали европейской культуре и были в фокусе ее таких-сяких интересов. Любая японская ерунда и мелочь типа Мураками тут же становилась жутко популярной и читаемой, а гватемалец Мигель Анхель Астуриас или нигериец Воле Шойинка, несмотря на то что они нобелевские лауреаты и писали лучше, - нет, никогда не стали. Дзэн-буддизм, украденный японцами у китайцев, у китайцев был чань-буддизм, но дзэн - это "о, дзэн!", а чань - это "что такое чань?". Как и китайская чайная церемония, считающаяся японской. То же самое с японской техникой: она далеко не всегда лучше европейской и американской, но нам упорно хочется считать ее самой лучшей.

Есть что-то ненормальное в этом влечении ко всему японскому. Но что?

Среди вариантов ответа может быть и такой: Япония - самая прозападная из всех восточных стран - всеми силами делает вид, что она самая антизападная. И этим заставляет завоевывать себя каждый раз заново, как умная женщина даже после замужества держит мужчину в напряжении своим чуть отстраненным и чуть загадочным двусмысленным поведением, чтобы он, ревнуя и мучаясь догадками, не расслаблялся и всегда хорошенько ценил ту, что рядом с ним.

Но Япония еще хитрее: она, в отличие от Индии, Латинской Америки, африканских стран, никогда не выходила замуж за Запад, ни по любви, ни по принуждению, - никогда не была ничьей колонией и не находилась ни под чьим протекторатом, но никогда и не разводилась с ним. С тех пор как Запад разбудил Японию от средневековой спячки в середине XIX века и власть сегунов была свергнута (1867), Япония активно - слишком активно для маленькой островной страны, расположенной на краю света, - участвовала во всех мировых разборках: агрессивно, хищно, уверенно - претендуя на свой кусок европейского пирога в Азии. Оккупационная война с Китаем в 1894-1895 годах, Русско-японская война 1904-1905 годов, захват Кореи в 1906-м, полноправное участие в двух мировых войнах (в первой на стороне Антанты, во второй, наоборот, на стороне Германии), интервенция на Советский Дальний Восток в 1918-1922-х, оккупация Маньчжурии в 1931-м, а в 1937-м начало войны за захват всего Китая и, наконец, Перл-Харбор 7 декабря 1941-го.

Япония чувствует себя частью западного мира, но никогда ему в этом не признается, чтобы Запад не потерял к ней интерес, как это произошло с Турцией, Египтом, Россией - странами, почти или полуевропейскими, которые были хороши и интересны для Запада (модны) именно своей экзотичностью, неевропейскостью. Но когда в какой-то момент открыто - "Ваня, я ваша навеки!" - заявили, что они часть Запада, тут же в его глазах стали обременительным и скучным заштатом, чем-то вроде старой, давно надоевшей жены, о которой очень хочется забыть. А ведь Япония даже не Турция и не Россия, географически она никак не может считаться Западом. Интерес Запада к Японии и "японскости" в ХХ веке - это искусственный интерес, спровоцированный самой Японией. В ХХ веке Япония, как никакая другая страна мира, часто и массированно выбрасывала на западный рынок свои национальные реликвии и в качестве брендов, и в качестве прямого товара.

Так бывает: молодая городская домашняя псина, ни разу не бывавшая нигде, кроме своего двора, вдруг попадает в деревню и впервые видит стадо коров. И одуревает: какие огромные собаки, я такая же, как они, только поменьше и без рогов, но ничего - еще подрасту, а рога - дело наживное. Коровы же одуревшую псину почти не замечают - до тех пор, разумеется, пока она не загавкает.

Япония и хитра, и простодушна. Простодушна, потому что всерьез считает себя коровой, Западом. У того же Мураками везде джаз, европейские писатели, хемингуэевская интонация "никакой жизни после конца света". То же самое у Кобо Абэ, Юкио Мисимы и Кэндзабуро Оэ. Первый - сплошные библейские реминисценции как форма художественного мышления ("Вошедшие в ковчег") и европейский постэкзистенциализм (что такое "Человек-ящик" как не "Назову себя Гантенбайн" по-японски?), у второго - тоже все Европа ("Мой друг Гитлер", "Маркиза де Сад"), третий - "Футбол 1860 года". Акутагава - японский модернист. Даже самый национальный писатель Кавабата и тот использует язык европейской литературы и думает по-европейски. Но это все не на экспорт, это все для себя и о себе. На экспорт - эмблемки национальной самости, прикольные фишки-экзоты, на которые Запад должен покупаться и на которые он, все мы, покупаемся: нэцке, чио-чио-саны, ниндзя, татами, сакэ, суши, красивые самурайские мечи, бамбуковые вееры, картинки с Фудзи, восходящее солнце.

Самой Японии они уже даром не нужны, но, чтобы обмануть Запад, она должна всячески показывать, что именно они, эти фишки, являются священными атрибутами загадочной японской души. И это срабатывает.

Точнее - срабатывало до сих пор, но завтра уже не будет. Во-первых, потому что поток фишек-экзотов, регулируемый и направляемый, должен находиться в довольно узком русле - чтобы спрос всегда превышал предложение. (Если у каждого бельгийца или голландца будет по матрешке, она как таковая быстро потеряет в их глазах привлекательность и ценность, о ней забудут вообще.) В последнее же время волна японского захлестнула западный мир, экзотика перестает быть экзотикой, приедается, автоматизируется и уходит в фон. Во-вторых, с чем прямо связано и "во-первых", японское и "японскость" все больше и больше становятся попсой, частью массовой культуры Запада и в этом качестве теряют все баллы, которые с таким трудом удалось заработать до сих пор. Масскульт же растиражирует и затреплет до бессодержательности любой культурный знак, истопчет любое семантическое поле.

Чтобы сохранить и поддержать интерес к себе как не-Западу, Японии придется извлекать из сокровищницы национальной самости все новые и новые и каждый раз более дорогие японскому сердцу фишки - и уже не фишки, а настоящие реликвии - и бросать их в топку масскульта, где они, вспыхнув на какое-то время ярким светом, тоже вскоре сгорят. Трудно сказать, что из японского станет дровами западного масскульта завтра или послезавтра: синтоизм, хокку, хайку и танки уже попали в масскульт и затрепаны им до безобразия. А когда-то заканчиваются даже реликвии. С чем останется Япония? Наверное, если не перестанет думать о себе как о части западного мира и разбазаривать перед ним свою самость по частям, то - ни с чем. А если перестанет, если заберет обратно все свои самурайские мечи и все о них постепенно забудут, то - с Востоком, частью которого она всегда была и есть на самом деле.

© Содержание - Русский Журнал, 1997-2015. Наши координаты: info@russ.ru Тел./факс: +7 (495) 725-78-67