Мы давно привыкли к абсурду. Мы привыкли к тому, что абсурд стал непременным условием принятия политических решений, жизни социума, нашей повседневности. Иногда, правда, этот абсурд отзывается острой болью, при смене пространства ожидаемой вроде бы меньше всего.
Коктебель, место легендарное и элитарное, за многие десятилетия стал перекрестьем истории и культуры, русской и советской мифологии. Стал составляющей интеллигентской элитарности и политического фрондерства, которое могла позволить себе отчасти диссидентствующая творческая интеллигенция, летом покидающая столицу. Поездка в Коктебель была для многих почти обязательной, почти ритуальной частью тогдашнего быта. Сейчас Коктебель - это заграница: он находится в Крыму. То есть на Украине. В чужом государстве.
Госпрописка Коктебеля изменилась. Но на что и как это повлияло?
Агрессия курортной индустрии здесь с трудом поддается измерению. Но именно россияне создают здесь, на свои деньги, массу дополнительных рабочих мест, давая возможность жителям Коктебеля и окрестных городков и сел жить на заработанные летом деньги весь оставшийся год (беря на себя, таким образом, выполнение тех задач, которыми должно заниматься украинское правительство). И ощущение от Коктебеля летнего, как и много лет назад, - привычная московская тусовка, расставшаяся в конце 1990-х со своей в прежние времена столь бережно сохраняемой элитарностью. Украинским языком и не пахнет, гривны привычно называют рублями, местные жители на иностранцев не тянут никак. Как, впрочем, и мы.
Но главное не в этом. Коктебель стремительно утрачивает свою историю, размывается катастрофически под действием оползней культурного бизнеса и курортного сервиса. Культура и бескультурье в странном, абсурдном союзе стали той грозной силой, которая, если не опомниться, победит Коктебель.
Центр Коктебеля - Дом Волошина, хранилище неуловимой притягательности этого места. Издавна говорили: не будет Дома, исчезнет и Коктебель, останется только Планерское, место без лица, без подлинного имени. Дом разрушается долгие годы, тем не менее сохраняя какую-то природную силу, свойственную в былые времена его хозяину. Дом долгие годы держит оборону.
Теперь же он как-то совсем зловеще потерялся среди огромного количества торговых павильонов, кафе, гостиниц, турбаз, пансионатов, домов отдыха, санаториев, коттеджей, эллингов и еще черт знает чего, что и возникло-то только потому, что сюда едут и едут люди, по традиции, уже давно не к самому Волошину, но вслед за именем, аурой, энергетикой, потому что ездили родители и родители родителей, потому что модно и было модно. Сам Дом заслонен, отодвинут, вернее, обставлен со всех сторон так, что похож на какой-то заплывающий илом островок.
В этом году под его стенами во второй раз проходил международный джазовый фестиваль. Мероприятие масштабное, широкошумное, многоденежное. Сцена в десяти метрах от Дома Волошина - выше, чем сам дом. Звук такой силы, что его слышно за много километров. Экскурсии в музее вести и слушать в дни фестиваля было невозможно. Что хуже - вибрация от звуковых волн крайне губительно действовала на здание, о сохранении которого так часто говорили устроители фестиваля. Вот что рассказала одна из экскурсоводов музея (цитирую по материалам прессы, размещенным на сайте фестиваля): "Я очень хорошо отношусь к джазу. Но, как вы знаете, у нас в музее уже три года не водят экскурсий наверх, на вышку (только своих, только небольшие группы), в летний кабинет. Почему? Потому как из-за вибраций дом может разрушиться. А можете себе представить уровень вибраций в эти четверо суток, пока слышен джаз, начиная со дня, когда проходит репетиция, и до самой ночи? Уже в одиннадцать часов утра невозможно было вести экскурсии. Когда вечером я уходила из комнаты, где жил Андрей Белый, там дрожали стекла - слава Богу, не вылетели. То есть уровень вибраций недопустим для этого строения. Если же говорить о философско-пространственных моментах, то Волошин действительно, как говорят устроители, любил все новое и был человеком, эпатирующим публику. Но джаз прекрасен, например, на холмах, когда перед вами море, открытое пространство с множеством кафе и стрип-баров. Хотите джаз - идите на холмы и наслаждайтесь им там. Никто не против". И далее корреспондент добавляет: " Напомним, что украинское правительство вроде бы уже выделило полмиллиона гривен на реконструкцию дома Максимилиана Волошина. Стоит надеяться, что к следующему фестивалю уникальному строению будут не страшны барабаны и бас."
Замечательно это " вроде бы выделило"! В музее мне сказали (правда, не начальство, а экскурсоводы), что никакой прибыли от фестиваля пока музей не имеет. Да, конечно, в прошлом году на деньги, собранные к первому фестивалю, отремонтирована набережная у Дома, построена площадь - но это у Дома, за оградой, на торжище, вне храма. Там, где в этом году фестиваль развернулся с новой силой. Начал атаковать Дом еще активнее. Где до и после фестиваля кипит та же торговля, что была и на не отремонтированной площади. При чем здесь Волошин?
А на сайте фестиваля про все про это написано так: "2003 год. Сто лет со дня окончания строительства дома великого Волошина. Праздник? Вряд ли... Дом дорог немногим, вокруг нищета и грязь, площадь между домом и морем разрушена мелким бизнесом - шашлыки, шаурма, короче курортный сервис. От последнего удалось избавиться. Мэр города Коктебель Алексей Булыга все это срубил. Но на этом финансовые запасы города (а формально ПГТ) с населением в 2,5 тыс. человек иссякли. А на строительство площади требовалось не больше не меньше 100 тыс. долларов. И деньги нашлись. Не сами, конечно. Журналист Дмитрий Киселев, узнав о трагичной судьбе Коктебеля и дома Волошина, принял решение, изменившее не только судьбу дома-музея, но и всего города. Ему пришла идея проведения джазового фестиваля, посвященного столетию дома Волошина, прямо на площади перед домом поэта. Деньги удалось собрать, и теперь имена тех, кто перечислил деньги на строительство площади, увековечены на гранитной плите в центре самой площади... И был проведен джазовый фестиваль, тут же названный ураганным". Вчитайтесь в этот шедевр. Вокруг Дома нищета и грязь? Но чем ближе к тому, волошинскому состоянию Коктебеля богатая набережная, где продолжается та же буйная торговля, которая никуда не делась - хоть мэр города ее якобы и "срубил" (весьма интересное жаргонное выражение, производящее рядом с наименованием официального лица странное впечатление; сразу вспоминается фразеологизм "срубить бабки"...)? Каким образом связаны джаз и Волошин? Как изменил "ураганный" фестиваль судьбу Дома - кроме того, что заставил его сотрясаться (да еще рассказали мне экскурсоводы, что для гостей фестиваля настежь открыли те самые заветные комнаты наверху, куда не пробиться любителям Волошина, а после выгребали из них пустые бутылки и окурки)? И откуда эта странная новорусская (или новоукраинская?) уверенность, что не будь таких шоу-проектов, то и интерес к этому месту угаснет и праздник не будет праздником? Что теперь с Коктебелем навечно должны быть связаны в первую очередь имена спонсоров и устроителей?1
Тот же самонадеянный тон и в сообщении украинского телеканала ICTV - и то же абсурдное нагромождение взаимоисключающих позиций: "Фестиваль не будет выходить за пределы Коктебеля. Ведь здесь особая атмосфера между горами и морем, вдали от шумных городов. Феерический джаз прервал спокойную жизнь курортного городка. Благодаря фестивалю Коктебель стал известным. Украинское правительство уже выделило полмиллиона гривен на реконструкцию дома известного крымского писателя и художника Максимилиана Волошина. Эти места снова стали центром творчества, не только письменного, но и музыкального". Фестиваль прервал коктебельский покой - это истинная правда. Разрушил особую атмосферу этого места. Вот что сказано в процитированном отрывке - а при этом чувствуется, что хотели сказать: ура фестивалю! Можно ли не слышать самих себя, настолько не уметь пользоваться пусть иностранным, но все же близкородственным языком? Особенно замечательно утверждение о том, что благодаря фестивалю Коктебель стал известным. А то ведь больше-то причин для известности и нет.
Вот еще панегирик из Интернета: "Из уходящей эпохи в грядущую Дом поэта передает эстафету творческой свободы для непредсказуемых, с требовательным вкусом, образованных людей. Для тех, кто озабочен гуманистическими проблемами, кто живет не для того, чтобы кем-то "казаться", а для того, чтобы действительно "быть" такими. Для тех, чей девиз: "Больше искренности. Больше жизни. Больше джаза"." Читаю - и вспоминаю, как в дни фестиваля услышал от тех же экскурсоводов музея историю, которая обожгла обидой. Может, кого-то из искренних, образованных и гуманистически озабоченных обустройством площадей под торжища она тоже заставит призадуматься?
Есть в центре длинного коктебельского пляжа, примерно в том районе, где обосновались нудисты, довольно высокий холм, сразу бросающийся в глаза на фоне плоской прибрежной кромки. На него любят взбираться охотники поглазеть на купающихся нагишом отдыхающих, а также те, кому нужно справить свои естественные потребности или же выкинуть мусор, который опять же естественно накапливается вокруг тех, кто круглосуточно отдыхает у моря. Этот холм-свалка, загаженный до невозможности, - не что иное, как фамильный склеп основателей Коктебеля, семейства Юнге. Все, кто посещал музей (а не только тусовался на площади около), видели фотографию Эдуарда Андреевича Юнге, известного врача-офтальмолога, профессора, который в конце XIX века поселился в тогда еще совсем пустынном Коктебеле, провел туда воду, начал выращивать деревья (до него там не было ни единого деревца) и виноград (знаменитый завод "Коктебель", который активно рекламировал в дни фестиваля свою продукцию, именно ему обязан своим рождением). Его жена - художница, племянница Л.Н.Толстого. У четы Юнге было три сына: Александр, Федор и Сергей. Все они продолжали дело отца, живя и трудясь в Коктебеле и во всех смыслах делая пространство вокруг него окультуренным. Так вот, именно они и захоронены на этом холме. В конце пятидесятых годов дочь Александра Юнге Марина Александровна Розанова (она сейчас живет в Москве, недавно посещала Коктебель) добилась разрешения перенести прах отца на городское кладбище, где похоронен Эдуард Андреевич. Братья же его и сын одного из них и посейчас покоятся на том холме... Марина Александровна рассказывала еще, что во время эксгумации рабочие натолкнулись на более древние захоронения, случайно откопав пещеру с белыми сводами и множеством костей. Очевидно, этот холм и раньше служил местом погребения. И теперь на месте этих могил, точнее, прямо на них - помойка и отхожее место. И это в нескольких сотнях метров от богато устроенной площади в сотню тысяч долларов.
Чем может гордиться город, испражняющийся на могилах собственных основателей и не находящий нескольких тысяч рублей для того, чтобы хотя бы огородить это кладбище и написать на каком-нибудь скромном памятнике имена похороненных там людей? Мне рассказали также, что владелец одного из известнейших и старейших городских кафе "Бубны" (было такое и во времена Волошина) хотел сделать это сам, на свои деньги - но только чтобы городская администрация на какое-то время освободила его от налогов. Не захотели... Пересилило желание "срубить бабки"? Впрочем, может все это просто слухи? Но факт остается фактом - позорное захламление святого кургана продолжается. Богатеет город, веселится, все крепче становится на ноги - "горе тебе, Вавилон, город крепкий"!
Примечания:
1 Конечно же, джаз сам по себе прекрасен. И фестивали джазовые очень и очень нужны. Вполне возможно, что и Волошину джаз бы понравился (именно на этот пункт постоянно упирают устроители фестиваля в своих интервью). Но все-таки такое совмещение на практике выглядит диким.