В последнее время каждый новый фильм пытаются разбирать с "идейных" позиций. Одни с циркулем начинают проверять его на "антирусскость", другие вынюхивают ксенофобский душок. Идеологию ищут в блокбастерах, сериалах и анимациях. А если уж выходит очередной шедевр отечественного интеллектуального кинематографа, то за "измами" о самом кино как-то забывают.
Алексей Герман-младший говорил о том, как "Бумажный солдат" был воспринят в Венеции: "Фильм устроен как система одежек. Можно там понять первую одежку, они понимают, снимают, вторую они тоже понимают. Четвертую не понимают, пятую не понимают. Но им достаточно трех слоев каких-то. В силу того, что он выстроен так многослойно. Дальше просто вопрос, как вы воспринимаете".
Наши, за редким исключением, восприняли фильм, сняв только два покрова – космический и "шестидесятнический". То есть ставя "Бумажного солдата" в один ряд с "Космосом как предчувствие" и "Первыми на Луне" или "Над темной водой".
Снять покров
Космос в фильме – фон для мелодрамы, классического "любовного треугольника". Согласитесь, что это принципиально новый ход для мирового кинематографа. От чего умирает доктор Покровский, от страшной ответственности за жизнь и здоровье первого советского космического человека или от невозможности любить "в этом мире приличий" двух женщин? Непролазная грязь гипотетического Байконура, влажно – ледяные пейзажи дачи знакомого скульптора и Центра подготовки, аутодафе сталинской зоны – все это такой же, как и освоение космоса, фон для истории любви. И ракета, возносящаяся сквозь степной туман почти в финале фильма, скорее, не ракета, а метафора души доброго доктора Покровского, улетающая туда, где всегда хорошо. Почему зритель должен смотреть фильм как "реабилитирующий советское прошлое" или, наоборот, как "антироссийскую антисоветчину", как очередной манифест? Может, стоит смотреть "Бумажного солдата" как "историю любви"? Почему нельзя смотреть кино как кино? Ведь если посмотреть его именно как кино, то и увидишь больше. Увидишь то, что показывают, а не то, что подразумевается между кадров.
Если космос придает любовной ленте Германа эпичность, то фон шестидесятничества – определенную сентиментальность и куртуазность. Московская жена, казахстанская невеста и пытающаяся превратить треугольник в квадрат Таня, которая Аня, вряд ли могли быть возможны в другую эпоху.
Мелодрама позволяет ввести в фильм больше человечности. Если настоящий Юрий Гагарин не мог себе позволить истерики в ванной комнате, то у мелодрамного Гагарина она естественна. Реально сгоревший в барокамере Валентин Бондаренко вряд ли писал перед гибелью письма в духе телепередачи "Тайные знаки". Лаборантка комсомольского возраста, читающая в критической ситуации наизусть "Отче Наш", конечно, тоже персонаж мелодрамы. Родители из метерлинковской "Синей птицы", лаковые лодочки на талом снегу, скворечник на голове ответственного человека "космического проекта" – это все приметы "belles cinéma".
Если говорить о третьем покрове, то это конфликт между вечной женственностью и вечной мужественностью, поданный как дуализм шестидесятничества. Противостояние "физиков" и "лириков".
Если Даниил – человек коммунистических убеждений, "надбытийник" и, как это ни странно, оптимист, застенчиво мечтающий об ордене Ленина, то его законная супруга, имя которой Нина, – его полная противоположность. "Ленин – кровопийца и немецкий шпион. Ваши ракеты все равно для бомб" – это не "идейное" диссидентство, а вечное бабье желание "уесть" мужчину, характерное для всех мелодрам. Алексей Герман-младший очень удачно придал этому типично мелодраматическому противостоянию черты войны полов и столкновения принципов. Исход закономерен – Ян "большого проекта" вознеслось, а земному Инь достались московская квартира, ученая собака и женщина. Получилось почти как в жизни. Земным "физикам" дачи, машины и большие пайки, а небесным "лирикам", начинавшим с очищения от лжи сталинизма, – психушки или изгнание.
Плоды "постпроцветания"
В целом в качестве мелодрамы "нового типа" для зрителя, отягощенного знанием мировой и отечественной кинематографии и прочей культуры, "Бумажный солдат" представляется "первой ласточкой" кино эпохи "постпроцветания". Пришедшие и ушедшие с нефтедолларами "русские" блокбастеры скоро вымрут, как много жрущие, нелепо гигантские и сексуально непривлекательные диплодоки. Если кризис приведет к тому, что из нашего кино исчезнет ставка на коммерческую успешность, то его послал нам Бог. Опыт показал, что из всей этой "блокбастерии" реально коммерческую выгоду принес только "Дозор". Когда говорилось, что фильм собрал столько и столько, умалчивалось, сколько ушло на съемку, на рекламу всех уровней, гонорары, откаты и прочее.
Кино Алексея Германа-младшего и еще ряда наших режиссеров, не буду называть фамилии, чтобы не сглазить, – другое. Это кино ради кино, а не коммерческой успешности. Такое кино возникло в Италии на пепелище фашистского гламура. Такое кино стали снимать в США 1940-х, когда пришедших с фронта солдат тошнило от голливудских сказок. Фильм может быть детективом, мелодрамой, комедией. Но он всегда многослоен и эстетичен. Но это не эстетичность и многослойность заумного андеграунда. Многослойность и эстетичность присутствует здесь как забота о зрителе, чтобы ему было интересно смотреть, но никак не волюнтаризмом авторского куража.