От редакции: Каждый год мы подводим итоги года в образовании. И каждый год это становится все более безнадежным делом: почти все законы, которые нанесли этой сфере сокрушительный удар (и о которых победоносно рапортует Министерство образования), уже приняты. Победил воинствующий экономизм. Образование приравнено к сфере услуг и из-за бюджетного недофинансирования, школы и вузы вынуждены зарабатывать услугами коммерческими. Несмотря на новую систему оплаты труда учителя, которую чиновники выдают за шанс повысить зарплату, она увеличились далеко не у всех. Более того: кого-то и вовсе уволили, а у кого-то доходы уменьшились.
Система подталкивает к тотальному обману: критерии, по которым рассчитывается стимулирующая часть зарплаты, формальны. Это результаты ЕГЭ, количество победителей олимпиад и т.д. От результатов ЕГЭ и просто отметок учеников зависит количество денег, выделяемых школе. Как следствие – завышенные, «нарисованные» оценки, помощь детям во время ЕГЭ и т.д.
Можно еще продолжать. Кто виноват, что делать? Были ли достижения в образовании и чего ждать в будущем? Об этом с членом-корреспондентом Российской Академии образования Александром Абрамовым беседует обозреватель «РЖ» Наталья Иванова-Гладильщикова.
Мы вступили в фазу коллективного прозрения
Русский журнал: Какие главные события года в образовании вы можете назвать?
Александр Абрамов: Главный позитивный итог года можно обозначить так: мы вступили в фазу коллективного прозрения по отношению к тому, что происходит в образовании. Оно нарастало в течение всего года, начиная с январских-февральских событий, связанных с представлением новых стандартов для старшей школы. Тогда возникло их живое обсуждение, в итоге которого стандарты были приостановлены. В мае-июне продолжилась эпопея с ЕГЭ, в процессе которой проявились неустранимые недостатки экзамена.
Другим важным событием я считаю нарождающееся профессиональное и общественное мнение, которое начинает влиять на события. Пресса сокрушалась по поводу того, что в сфере образования нет своего Рошаля. Однако, несмотря на отсутствие лидера, итоги года говорят, о более сплоченной, чем в здравоохранении, образовательной общественности. Закон о здравоохранении, который не поддерживал Рошаль, принят, а закон «Об образовании», который резко критикуется, общими усилиями остановлен. Думаю, что ни новые стандарты, ни новый закон, как минимум до президентских выборов не имеет шансов пройти. Мне кажется это самым главным событием года. Ведь до этого все благоглупости, которые спускались Министерством образования, и потом поддерживались на самом верху, проходили: это и закон о ЕГЭ, и решение о переходе вузов на двухуровневую систему (бакалавриат-магистратура), и т.д.
Негативные события года
РЖ: После декабрьских выборов вдруг возникло ощущение, что в образовании возможны перемены. Например, я, как журналист, с самого начала писала о недопустимости ЕГЭ, и о ложном посыле многих так называемых реформ в образовании, и, тем не менее, все чаще казалось, что надежд на перемены нет. Сейчас чувство безнадежности исчезает. Тем не менее, ситуация плачевная. Какие негативные события года вы можете назвать?
А.А.: Есть три негативных события. Первое и самое главное – нарастание деградации образования. Можно приводить много примеров: позорные результаты ЕГЭ, фиксация всеобщей малограмотности. Постоянно падающие спутники, - это тоже результаты провалов в образовании.
РЖ: Зато «Булаву» запустили…
А.А.: Там были приняты особые меры. Одна рухнувшая «Булава» - это катастрофа. Так же, как если что-то случится с «Суперджетом», наше авиастроение уже никогда не поднимет голову. Все в высшей степени тревожно. Сейчас «наверху» начинают признаваться, что все дело в отсутствии культуры производства, в острой нехватке квалифицированных рабочих и т.д. В то же время начального профобразования нет даже в законе «Об образовании».
Деградация идет по всем направлениям. Могу привести личные наблюдения. Сегодня преподаватели мехмата МГУ (а это долгое время было, может быть самое великое учебное заведение по математике) фиксируют, что ситуация там очень трудная. И в связи с тем, что к ним приходят слабые студенты, и в связи с тем, что резко постарел профессорский корпус. В других сферах образования процесс деградации еще более стремительный.
Второе грустное событие касается Москвы. При том, что Министерство образования явно ослабело, резко активизировались негативные процессы в столице. С приходом начальником Департамента образования Исаака Калины и его команды, Москва по существу превратилась в гигантскую экспериментальную площадку по отработке идей модернизаторов. Это, например, введение новой системы оплаты труда учителя и финансирования школ. Подушевое финансирование обрекает школу на погоню за учениками, любой ценой. Не говоря о том, что этот принцип элементарно не просчитан: не может быть школа на 10 тысяч человек. Никаких помещений и хороших педагогов не хватит. А идиотские критерии оценки труда учителя, от которых зависит его зарплата, создают обстановку наветов и поклепов друг на друга. Идет формирование класса рабов: учитель теперь полностью зависит лично от директора, который распределяет деньги. А директор превращается в раба департамента, который распределяет их между школами. Не говоря уже о критериях оценки труда учителя. Во многом они сводятся к количеству высокобалльников по ЕГЭ, победителей олимпиад. Это несерьезно. Система критериев должна быть гораздо более объемной.
РЖ: Такой формализованный подход к оценке труда учителя абсолютно ложный. Ведь труд учителя в школе, где учатся дети мигрантов или дети из неблагополучных семей (где ни о каких высокобалльниках по ЕГЭ говорить не приходится), ничуть не меньше, чем труд педагога элитной гимназии. Если ученик на входе делал 30 ошибок, а теперь – 10, это личная победа учителя и ученика. Но формально это та же «двойка». А, значит, - низкая зарплата учителя. Систему оценки труда учителя надо в корне перестраивать.
А.А. Конечно! А третье грустное событие года заключается в том, что чиновники продолжают катастрофически умнеть, защищать кандидатские и докторские диссертации. Последнее знаменательное событие года – выборы в Российскую Академию образования, когда вопреки здравому смыслу и мнению многих членов РАО, в членкорры была избрана глава Рособрнадзора Любовь Глебова, а в академики – начальник департамента образования Московской области Лидия Антонова. Совершенно ясно, что у крупного чиновника нет времени на занятия наукой, тем более, становиться академиком. Если называть вещи своими именами, здесь присутствует мягкая коррупционная схема. К тому же, академия, которая лет десять воздерживалась от оценок реформы образования, проголосовав за главную начальницу ЕГЭ, Глебову, таким жестом, по сути одобрила ЕГЭ. На самом деле мне известно, что очень многие голосовали против этих кандидатур. Но на общем собрании они чудесным образом были избраны.
РЖ: Ну, если на думских выборах просто пририсовали голоса, то уж тут и говорить не о чем.
А.А.: Ну, да. Ситуация с РАО показывает, что в стране действует кадровый отрицательный отбор. То же самое происходит везде. Общий вывод: решения в образовании принимают конъюнктурные и непрофессиональные люди.
Что делать?
РЖ: Что со всем этим делать? Каковы ваши пожелания на следующий год?
А.А.: Нужно менять политику в целом. И, в частности, нужна новая образовательная политика. Мы вошли в зону политической турбулентности, когда выхода пока не видно. Я не претендую на решение вопроса, но мне кажется, что он появится тогда, когда свое слово начнут говорить профессионалы. Нужно избавиться от рабьей психологии: учителя, должны начать обсуждать проблемы всерьез, а не молчать. Должны заговорить родители, которых волнует судьба собственных детей, и которые должны понимать, что система образования сегодня в высшей степени неэффективна, требуются большие перемены. Я не говорю уже про власть, которая мечтает об инновациях и модернизации. Но для этого нужны люди, следовательно – эффективная система образования.
РЖ: То есть, дикое слово «инновации» должно хотя бы превратиться в нормальное слово «новации», а заодно стать реальным выражением чего-то.
А.А.: Я упрощу дело. Нужно обозначить профессиональные течения в дискуссии, которая началась в стране. В системе образования - честно ответить на вопрос: что сделано и какова реальная ситуация. А второй вопрос: что делать? И обсуждать разные варианты выхода. Честная профессиональная дискуссия должна коснуться всех сфер. Чтобы нам объяснили, почему падают спутники, и что с этим делать? Почему падают самолеты, и как возрождать авиастроение? Что реально происходит в здравоохранении? Если профессионалы выйдут на эту дискуссионную площадку, они усилят и политическую оппозицию, и самое главное – нащупают выходы из глубочайшего кризиса.
РЖ: Что, на ваш взгляд, необходимо делать именно в образовании?
А.А.: Первый шаг – отказ от ЕГЭ. Он гробит и школу, и вузы. С этой иглы надо сходить. Есть возможность это сделать уже в 2012-м году. У нас демографическая яма, поэтому можно принимать в вузы без экзаменов. А в те немногие университеты, где большой конкурс, - проводить свои испытания в той форме, в которой они считают нужным. Для того чтобы бороться в этих вузах с коррупцией, можно ввести там независимые экзаменационные комиссии, которые станут привлекать людей со стороны. Так мы, с одной стороны, избавим школу от того, что она превратилась в институт натаскивания на ЕГЭ, а с другой - уничтожим коррупцию и недобросовестность при проведении ЕГЭ.
Одновременно нужно вводить серьезные выпускные испытания в школе (школа – это труд). А пока установить временные правила на эти испытания. Для того чтобы дисциплинировать и учеников, и учителей, нужно создавать систему контроля на протяжении всех лет обучения. Например, на выходе из начальной школы добиваться, чтобы все читали, писали более или менее грамотно, чтобы хорошо знали таблицу умножения и умели работать с числами. Простые и необходимые вещи на каждой ступени. По каждому предмету – свои критерии. Это – большая работа, но надо двигаться в этом направлении.
РЖ: А что вы предлагаете кроме отмены ЕГЭ?
А.А.: Я скажу о существенно более важной вещь, которую необходимо сделать. Сегодня единственный путь, который видится после окончания школы – это поступление в вуз. Это вредно для страны. Нужно всячески поощрять другую жизненную линию. Линию, связанную с начальным профобразованием. Чтобы человек, даже после 9-го класса, имел возможность где-то за несколько месяцев, где-то за полгода, за год-два, обрести профессию, которая будет его кормить. Естественно для этого нужен крупный национальный проект, участие в этом бизнеса с выделением нужных экономике профессий. А дальше, встав на ноги, человек может продолжать свое образование. Для этого существуют заочные, дистанционные формы. Задача требует перестройки всей системы образования.
Нам скажут: нет денег. Но тут должен быть принцип подлинной приоритетности. Включите и другие источники. Почему у нас отсутствует то, что действует во всем мире? Налоговое благоприятствование всем жертвователям или спонсорам, которые вкладывают ресурсы в сферу образования. Скажут: разворуют. Но, поскольку сейчас говорят, что коррупция душит страну, святым делом было бы восстановить земства. Выбрать туда ответственных и честных людей, которые бы за всем этим следили (не только за деньгами, конечно) и брали на себя ответственность. Это должно стать общенародным, а не узковедомственным делом.
РЖ: Ну, и с вузами надо что-то делать?
А.А.: Должен быть составлен разумный график и сокращения вузов, и обновления списка специальностей, и географического распределения по территории страны. Должна вестись и работа над содержанием. Например, педобразования в природе не существует: в нем нет мало-мальски разумного содержания.
Сборная России, которая возникнет в результате дискуссии, должна думать над всеми этими проблемами. И еще: пора перейти от системы эффективных менеджеров, стоящих во главе разных отраслей, к отбору высоко ответственных профессионалов. А это - смена кадровой политики.
Беседовала Наталья Иванова-Гладильщикова