Голый король

Партизанские действия белорусского президента по добыче российских ресурсов из транзитных труб, превратившись в общеевропейскую проблему, одним махом перевели отношения России и Беларуси из стадии "семейных", когда наличествующие проблемы старательно сглаживаются и остаются за закрытыми дверями, в стадию совершенно неприличного, возможно уже и бракоразводного, публичного скандала. Приличия забыты, шансы замять, "все забыть" и сохранить при этом лицо уже практически отсутствуют, поскольку претензии демонстративно выносятся на людской суд, и начинается пора шокирующих открытий, когда одна из сторон с оторопью узнает, что на самом деле думала о ней "все эти годы" вторая половина. И выясняется, что и семья была не семьей, и что жили все эти годы "обе половины" каждая в своем измерении, совершенно по-своему, в своей системе координат понимая даже обыденные вещи, не говоря уже о материях более сложных.

"Союзный проект" на самом деле всегда понимался совершенно по-разному в Москве и в Минске: каждая из сторон говорила о своем союзе, и общий риторический массив ничуть не мешал каждой стороне вкладывать в него свои смыслы, не озабочиваясь тем, что разумеет под теми же словами другая сторона. Долгое время это даже не было проблемой: "союзный проект" по изначальному замыслу выполнял вполне внутренние функции и для России, и для Беларуси, никак не связанные с контекстом двусторонних отношений. Так, с фактором союза Ельцин получил в руки инструмент для инициирования в раздираемой региональными сепаратизмами России процессов централизации, когда фрустрированным провалившимися реформами россиянам парадоксальным образом была продемонстрирована интегративная привлекательность страны даже в момент ее максимальной слабости. Процесс пошел, инструмент оказался более чем эффективным - и дешевые ресурсы вовсе не представлялись высокой платой за укрепление целостности страны.

Лукашенко же, открыв для себя новый рынок, когда интеграционную риторику стало возможно продавать за реальные энергоресурсы, использовал громадный ресурс для выстраивания вполне особого, контрэкономического уклада в стране, когда функционирование всей политэкономической системы стало базироваться не на экономической эффективности, а на политическом распределении получаемого за счет России ресурса. Российские прямые и косвенные дотации позволяли получать "из воздуха" до половины бюджета Беларуси и за двенадцать лет составили, по разным подсчетам, сумму от 50 до 70 млрд. долларов. Сумма по идее невелика по сегодняшним российским меркам, но если, например, представить, что кто-то России, просто за то, что она есть, ежегодно дарит существенную часть ее бюджета, вещи приобретают истинный масштаб. Конечно, не было и нет никакого "белорусского экономического чуда", по крайней мере в том виде, как это подается белорусской стороной - было разве что чудо невиданной и нерациональной щедрости со стороны России, оплачивавшей таким образом восстановление своей целостности.

Однако такая роль "союзного проекта" до поры до времени устраивала обе стороны. Но в то время как в Беларуси время застыло, поскольку Лукашенко решил, что рынок продажи союзной риторики будет функционировать вечно, в России вовсю шли процессы централизации. И когда они приняли уже вполне законченную форму, встал вполне резонный рыночный вопрос о целесообразности продолжения дальнейшей покупки пророссийской риторики белорусского президента. Первый звонок для Лукашенко тогда прозвенел в виде исторической фразы Путина об отделении мух от котлет. Ему вполне ясно дали понять, что рынок закрывается, и попросили определиться: либо суверенитет и вытекающие из него равноправные недотационные отношения двух субъектов, либо вхождение в реальный союз и строительство общего экономического пространства, функционирующего по единым законам, при том, что Россию устроил бы и тот и другой выбор.

Ответ Лукашенко известен: суверенитет при сохранении дотаций. Впрочем, иного выхода у него, честно говоря, и нет: отказ от первого или второго автоматически влечет за собой крушение всей властной системы Беларуси, столь трепетно, как в компьютерной игре, выстраивавшейся на основе доступа первого лица к неограниченному ресурсу и вполне нежизнеспособной без этого доступа. Реальный суверенитет потребует превращения экономической системы в жизнеспособную, а значит, завтра появятся экономполитические субъекты, альтернативные президенту, а послезавтра выяснится, что главным тормозом их развитию является не кто иной, как активно управляющий ресурсом президент. Отказ от суверенитета тоже уже давно невозможен - и дело даже не во властных амбициях белорусского лидера, которому не нашлось бы места в России, а в новой социально-политической реальности, сформировавшейся за годы борьбы Лукашенко "за союз", в результате которой от союза не осталось камня на камне.

"Вторая половина" оказалась склочной, скандальной и неуступчивой, но, надо отдать ей должное, интенсивные усилия Лукашенко по сохранению любой ценой рынка "риторика в обмен на ресурсы" до самого момента нефтегазовой конфронтации оказывались вполне эффективными, несмотря на все усилия Москвы подтолкнуть ситуацию из "безнадежно зависшей" в ту либо другую сторону. Так, интенсивная информационная кампания по дискредитации России в белорусских государственных СМИ, не прекращавшаяся последние шесть лет, исключила вначале возможность интегративных усилий России через голову Лукашенко, а потом и саму возможность объединения: на момент 2005 года уже лишь 6% белорусов были готово политически объединяться с кем бы то ни было, тогда как на момент начала интеграции число ее сторонников приближалось к 50%. С другой стороны, интенсивный пиар союза в российских СМИ не позволял Москве, не породив проблем внутри России, прекратить уже ставшее бессмысленным дотирование. Пока наконец сам Лукашенко не предоставил такую возможность, выступив во время президентской кампании 2006 года под уже единственно возможным тогда слоганом "За независимую Беларусь", поставив тем самым фактическую точку на "союзном проекте".

Тем не менее, когда российская сторона стала приводить практику в соответствие с реальностью, предварительно и заблаговременно (за девять месяцев) известив об этом белорусскую сторону, разгорелся предсказуемый и громкий скандал по поводу "нарушения союзных договоренностей".

При этом аргументы белорусской стороны явно несостоятельны. Рыночная цена на газ есть факт признания Россией суверенитета Беларуси и начало выстраивания с ней равноправных партнерских отношений. При этом переход более чем щадящий - цена газа для Беларуси в 100 долларов за тысячу кубов на самом деле самая низкая в СНГ. Подписанное же в 1995 году соглашение об отказе России от взимания экспортных пошлин на нефть при ввозе ее в Беларусь, восстановления которого ультимативно требует Лукашенко в обмен на прекращение конфискации российской транзитной нефти, вообще не входит в союзный договор и подписано в качестве отдельного и никуда не включенного документа. При этом соглашение было нарушено белорусской стороной еще в 2001 году, когда та сначала перестала перечислять российскую долю пошлины в российский бюджет, а потом и вовсе стала устанавливать ставки экспортных пошлин на нефтепродукты существенно ниже российских (по соглашению белорусская ставка должна была быть синхронизирована с российской), превратив тем самым Беларусь в нефтяной офшор. Стоит удивляться скорее тому, что российская сторона из политической необходимости терпела это в течение пяти лет, нежели запоздалому наведению порядка и признанию факта прекращения действия соглашения в декабре 2006 года!

Несостоятельность аргументов, впрочем, ничуть не мешает вчерашнему закадычному союзнику действовать вполне в духе средневекового феодала, творящего в своих пределах все, что душе угодно, вплоть до изобретения невиданных доселе пошлин и поборов. У него нет другого выхода - без перепродажи российской нефти быстро и на корню рушатся все мифы о "белорусском чуде", о профиците европейской торговли Беларуси, чем долго пугали Россию, и многие другие. Король остается голым и наедине с народом. Львиная доля экспорта Беларуси в ЕС, около 40% всего экспорта, - это продукты переработки российской нефти, результат функционирования нефтяного офшора. Без этих средств невозможна ни социально ориентированная экономика, когда зарплата выплачивается ради поддержания стабильности, но никак не связана с конкурентоспособностью производимой продукции, ни многое другое. Кстати, реальная конкурентоспособность белорусской продукции, вопреки широко распространенной убежденности, не особо беспокоит белорусского президента. Когда цена газа для Беларуси была 47 долларов за тысячу кубов, для предприятий газ обходился в 90-100 долларов, не успела она подняться для Беларуси до 100, как для предприятий она тут же стала 150. Доля затрат на энергоносители в стоимости продукции доходит до 30-40%, эффект от такого повышения можно легко подсчитать...

Поэтому сегодняшний нефтегазовый конфликт явно тупиковый: ни одна из сторон не может отступить от своей позиции, и конфликт это даже не личностный, а системный - тех системных принципов, на которых зиждутся российская и соответственно белорусская властно-политические системы. Компромиссные решения пока не просматриваются, а кто пережмет в сегодняшней схватке - покажет уже ближайшее будущее. Однако, каков бы ни был ее исход, по завершении баталий и Москва, и Минск явно окажутся в новой реальности - войти в ту же реку возможности явно нет. И эта новая реальность будет свободна от многих сегодняшних мифов и иллюзий.

© Содержание - Русский Журнал, 1997-2015. Наши координаты: info@russ.ru Тел./факс: +7 (495) 725-78-67