Помимо трех книжек о Незнайке и его друзьях Николай Носов (из известного и переиздаваемого) сочинил повесть "Витя Малеев в школе и дома". Сравнивать эпопею о Незнайке и школьную повесть Носова, конечно, невозможно, несмотря на то, что их сочинял один и тот же талантливый детский писатель. Витя Малеев, персонаж 50-х годов, ходит в школу, собирает макулатуру, читает книги, думает, играет, разговаривает с друзьями – все "как в жизни". Хотя и не только, есть и напряженный, уклончивый подтекст в книге, многие вещи пока не называются. "Пока" – потому что идут только первые послесталинские годы и многое еще нельзя (хотя многое уже можно). Можно, например, просто быть человеком, не клясться в верности, не совершать подвиги, не бросаться на амбразуру и не разоблачать вредителей – в этом и есть обаяние Вити Малеева, но тем не менее вспомнил я эту книгу именно для контраста, потому что она имеет сейчас исключительно историческое значение, она вся погружена в реалии того времени, в ту школьную форму, в ту школьную атмосферу, в ту Москву…
А вот "Незнайка" не просто вечен.
Он – всемирно-историческое произведение. Он, как выяснилось, навсегда, на десятилетия, на эпохи, на века, черт его знает, насколько. Почему же так получилось?
Героический антигерой
Изначально повесть о Незнайке писалась автором как дидактическое произведение: ее герой сквернословит, сморкается, грубит, лентяйничает, если говорить откровенно, он глуповат и даже несколько отвратителен, он совсем не похож на прекрасного, идеального ребенка советской эпохи, поздних (да и ранних) сталинских лет, причесанного, светлоглазого, сообразительного, открытого душой. Незнайка – кривое зеркало, подобие человеческого существа, созданное автором, чтобы исправлять недостатки, и неожиданно зажившее своей жизнью.
Впрочем, Носов далеко не первый погрузил своего читателя в измерение маленьких человечков, до него это делали и наши авторы, и зарубежные, однако у него явно получилось что-то иное.
Носов, как сказали бы сейчас, создал "свой формат" сказки.
В одном сказочном городе жили коротышки. Коротышками их называли потому, что они были очень маленькие. Каждый коротышка был ростом с небольшой огурец. В городе у них было очень красиво. Вокруг каждого дома росли цветы: маргаритки, ромашки, одуванчики. Там даже улицы назывались именами цветов: улица Колокольчиков, аллея Ромашек, бульвар Васильков. А сам город назывался Цветочным городом. Он стоял на берегу ручья. Этот ручей коротышки называли Огурцовой рекой, потому что по берегам ручья росло много огурцов. Коротышки были неодинаковые: одни из них назывались малышами, а другие – малышками. Малыши всегда ходили либо в длинных брюках навыпуск, либо в коротеньких штанишках на помочах, а малышки любили носить платьица из пестренькой, яркой материи. Малыши не любили возиться со своими прическами, и поэтому волосы у них были короткие, а у малышек волосы были длинные, чуть не до пояса.
Этот "формат" удивителен тем, что мир, созданный Носовым, отнюдь не является подобием нашего, человеческого, только с другими параметрами (как это может показаться по первым строкам). В том-то и дело, что мир этот совершенно отдельный, особый, мир уютный и гармоничный в своей крайней примитивности и идиотизме. Носов открыл именно это – уют и гармонию идиотизма. Некое счастье, которого у нас, у нормальных людей, нет. Счастье бездумной легкости бытия.
Вот, например, как Носов описывает своего главного героя.
Этот Незнайка носил яркую голубую шляпу, желтые, канареечные, брюки и оранжевую рубашку с зеленым галстуком. Он вообще любил яркие краски. Нарядившись таким попугаем, Незнайка по целым дням слонялся по городу, сочинял разные небылицы и всем рассказывал. Кроме того, он постоянно обижал малышек. Поэтому малышки, завидев издали его оранжевую рубашку, сейчас же поворачивали в обратную сторону и прятались по домам. У Незнайки был друг, по имени Гунька, который жил на улице Маргариток. С Гунькой Незнайка мог болтать по целым часам. Они двадцать раз на день ссорились между собой и двадцать раз на день мирились.
Наряд Незнайки отдаленно напоминает московских стиляг 50-х годов. Носов специально вернется к этой теме, введет в свое произведение целую группу этих грубых и невоспитанных, ярко одетых "малышей", которые всех обижают и вообще ведут себя некультурно. Но сам Незнайка раскрашен так ярко вовсе не потому, что он – пародия на стилягу.
Он одет так ярко, потому что он – Незнайка, гениальное творение, человек, весь состоящий из простых примитивных движений, из дурацких историй, из трогательно-тупых высказываний, из обаятельного идиотизма.
Незнайка – единственный в нашей литературе, и детской, и взрослой, герой-панк (герой-битник, герой-хиппи), словом, герой, независимый от реальности и имеющий внутри себя абсолютно четкую, структурно ясную, осмысленную внутреннюю реальность.
Я затрудняюсь объяснить, каким образом Носов пришел к божественному примитивизму – к ярким-ярким краскам, к описанию мира на языке конкретных вещей, к своему удивительному стилю, который ни с чем не перепутаешь. Это никогда нельзя объяснить. Это и есть литература. Ее чудо.
Однажды он гулял по городу и забрел в поле. Вокруг не было ни души. В это время летел майский жук. Он сослепу налетел на Незнайку и ударил его по затылку. Незнайка кубарем покатился на землю. Жук в ту же минуту улетел и скрылся вдали. Незнайка вскочил, стал оглядываться по сторонам и смотреть, кто это его ударил. Но кругом никого не было.
"Кто же это меня ударил? – думал Незнайка. – Может быть, сверху упало что-нибудь?"
Он задрал голову и поглядел вверх, но вверху тоже ничего не было. Только солнце ярко сияло над головой у Незнайки.
"Значит, это на меня с солнца что-то свалилось, – решил Незнайка. – Наверно, от солнца оторвался кусок и ударил меня по голове".
Он пошел домой и встретил знакомого, которого звали Стекляшкин.
Этот Стекляшкин был знаменитый астроном. Он умел делать из осколков битых бутылок увеличительные стекла. Когда он смотрел в увеличительные стекла на разные предметы, то предметы казались больше. Из нескольких таких увеличительных стекол Стекляшкин сделал большую подзорную трубу, в которую можно было смотреть на Луну и на звезды. Таким образом он сделался астрономом.
"Слушай, Стекляшкин, – сказал ему Незнайка. – Ты понимаешь, какая история вышла: от солнца оторвался кусок и ударил меня по голове".
Привычные сказочные сюси-пуси превращаются, таким образом, у Носова, в свою противоположность. Сюси-пуси становятся тем грубым и абсолютно самодостаточным материалом, из которого соткан величественный мир. Мир благородных и разумных идиотов. Мир, в котором мы все бы хотели жить, до того он величественен и органичен, но не можем. Может быть, не умеем, а может быть, не хотим.
Утопия как антиутопия
Однако прозрачная цельность этого мира позволила писателю Носову совершить то, чего ни до, ни после в детской литературе никто не делал: сочинить социально-философскую трилогию, в первой части которой он умудрился поставить первичные для человека морально-этические, гносеологические и эстетические проблемы в их первозданном величии (новелла с отвалившимся куском солнца – лишь одна из многих), а во второй и третьей частях пропустить своих малышек-коротышек через два противоположных устройства мира – то есть коммунизм и капитализм. Причем устройство мира и в том и в другом случае, как это и должно быть в философской прозе, показано автором в абсолютно чистом виде, без примесей и полутонов. Я имею в виду, конечно, "Незнайку в Солнечном городе" и "Незнайку на Луне". Ничего лучшего о том гипотетическом мире, в котором победила идеология, на мой взгляд, никогда не было написано.
И хотя Носов пытался выдать свой Солнечный город за утопию, за город счастья, получились у него две крайних антиутопии, просто в разных вариантах…
Город, в котором вращаются дома и царствуют машины, – жуткий, давящий город, какой бы разумной ни казалась его обитателям эта абсолютно рациональная, строгая, подчиненная только правилам и законам жизнь. Кстати, сегодняшнему читателю этот город вовсе не покажется коммунистическим – скорее, это техногенное царство современного Запада, постиндустриальный рай менеджеров и клерков, где все подчинено разумным технологиям.
Каким образом Носову удалось показать всю отвратительность коммунистической идеи, куда смотрели редакторы – для меня до сих пор загадка. Но его несчастный герой, который из-за вращающихся по часовой стрелке домов чуть не сошел с ума, навсегда остался для меня ярчайшим символом. Символом того, что человек несводим к потреблению и технологиям.
Но вот какая история – носовская Луна, куда попали Незнайка и его друзья и с которой они бегут сломя голову, все-таки веселее, человечнее, интереснее и в ней гораздо больше хочется жить, чем в носовском же Солнечном городе.
Сказка, в которой торгуют акциями, разоряются, отбирают компании и в которой рушатся финансовые пирамиды, оказалась настоящим пророчеством для нашей родной страны. В 90-е годы она читалась просто взахлеб именно родителями, а не детьми. Но дело не только в этом.
Незнайка и другие "малышки" не могут ужиться ни там ни там.
Они сбегают и оттуда, и отсюда.
Им хочется домой. Им хочется в свой мир.
Какой же он, этот мир?
Вчитаемся.
За рекой был лес. Коротышки делали из березовой коры лодочки, переплывали через реку и ходили в лес за ягодами, за грибами, за орехами. Собирать ягоды было трудно, потому что коротышки ведь были крошечные, а за орехами и вовсе приходилось лазить на высокий куст да еще тащить с собой пилу. Ни один коротышка не смог бы сорвать орех руками – их надо было пилить пилой. Грибы тоже пилили пилой. Спилят гриб под самый корень, потом распилят его на части и тащат по кусочкам домой.
Орехи, грибы да ягоды – вот и все, что нужно в этом мире идиотского счастья. Ну, и еще дружба. Настоящая любовь. И иные прелести внутреннего бытия. Бытия, так сказать, в себе и для себя.