Критические заметки на полях книги "De futuro, или История будущего / Под. ред. Д.А. Андреева, В.Б. Прозорова. – М., 2008.
* * *
Выход рецензируемого здесь сборника стал в 2008 году, можно сказать, настоящим событием российской публицистической жизни. Однако прежде чем приступить к обсуждению его структуры и содержания ряда ключевых текстов, попробуем в кратко описать ту интеллектуальную ситуацию, в рамках которой данное событие имело место. Ведь социологически всегда гораздо интересней выяснить, кто и как пытается говорить от имени общества посредством временной семантики, какие политические стратегии при этом преследует, при помощи каких риторических средств…
Несмотря на то, что часть высказываемых российскими интеллектуалами позиций обусловлена необходимостью теоретического осмысления настоящего и будущего России в современном мире, значительная их часть все же напоминает скорее хрестоматию по истории идей, чем концептуально-аналитическое прояснение вновь возникших обстоятельств русской жизни. В результате возникшей "забастовки языка" (Александр Филиппов) в экспертном сообществе вновь возник спрос на "идеологических виртуозов", которые, говоря словами выдающегося немецкого социолога Макса Вебера, специализируются на жонглировании различными, например, геополитическими факторами и на разыгрывании различных цивилизационных комбинаций. Ключевыми темами и словечками в подобной интеллектуальной деятельности стали понятия "будущее", "большой проект" и даже "утопия". И все это "пиршество духа" происходит на фоне, мягко говоря, далеко незавершенной интеллектуальной работы по прояснению настоящего современной России! А ведь по идее лишь следующим шагом могла стать попытка размышлений о ее ближайших, средне- и долгосрочных перспективах. Но этот логический порядок, видимо, слишком банален для наших доморощенных мыслителей. Или, как выразился один из авторов, Геннадий Бордюгов: "В конце концов, только через будущее и стал возможен разговор о настоящем" (с.18).
Участник обсуждаемого здесь сборника, известный историк мысли Александр Филиппов, в другой работе так описывает существующий в современной России дефицит профессионального социального знания, часто вынуждающий читающую публику пользоваться его суррогатами: "Для нашей культуры вообще традиционно появление и воспроизводство в значительных масштабах честных, страстных, но абсолютно безграмотных теоретических самодумов, с невероятной энергией высасывающих из пальца все новые и новые универсальные теории" (А.Ф. Филиппов. Предисловие // Социологическая теория: история, современность, перспективы. СПб, 2008. С. 4). Трудно спорить с мэтром, правда, в сборнике "De futuro" Александр Филиппов парадоксальным образом сам оказался в кампании тех самых самодумов, кому, по его словам, "необходимо противостоять со всей жесткостью и принципиальностью"…
Уже при первом ознакомлении с книгой невольно обращаешь внимание на пестроту, разношерстность и даже затейливость собранных в этой книге текстов. То есть у читателя могут возникнуть к составителям данного сборника, – впрочем, как и к составителям всех сборников такого рода, – вполне закономерные вопросы относительно обоснованности включения в один тематический (социально-теоретический) сборник довольно гетерогенных текстов. В данном случае – текстов, написанных в столь различных интеллектуальных жанрах, традициях и перспективах, как например, историческое эссе уже упоминавшегося Геннадия Бордюгова о конструировании будущего властью и интеллигенцией ("Смыслы будущего в России ХХ века"), футуристические грезы публициста Юрия Крупного о "восточном кольце развития" или же колонизации Марса ("Новый Дальний Восток 2017"), квази-теософские фрагменты Вадима Прозорова ("Будущее есть всегда великое “Х” в нашей жизни – неведомая, непроницаемая тайна"). И здесь не спасает даже хитроумная рубрикация – книга состоит из неравных по объему и качеству текстов разделов "Прошлое будущего", "Полития будущего", "Пространство будущего" и "Цивилизация будущего". Впрочем, на эти упреки редакторы, видимо, могут с полным основанием ответить в том духе, что противоречия и разрывы в развитии социально-футурологической мысли, включая конфликты по поводу статуса и роли самой теории будущего, существовали всегда, что здесь не существует единого дискурса и так далее. С этим трудно спорить – достаточно пролистать книжку "De futuro"!
Сборник открывает краткое, но крайне содержательное введение "Хронократия. Вместо предисловия", написанное историком и публицистом Дмитрием Андреевым, выступившим также одним из редакторов-составителей тома. В нем он делает вывод о футурологическом буме, который сегодня переживает российская интеллектуальная среда, и приводит несколько объяснений сего феномена, с большинством из которых невозможно не согласиться. Во-первых, это бессодержательность или даже отсутствие общественной дискуссии по поводу дальнейшего развития нашей страны. Во-вторых, за так называемые "нулевые годы" годы относительного роста благосостояния определенная часть социогуманитарной тусовки перешла из "режима выживания, характерного для 90-х годов минувшего века, в режим насыщения, режим, снимающий острую необходимость повседневной заботы о поддержании элементарного витального обеспечения и, следовательно, позволяющий задумываться о фундаментальных смыслах бытия. А также о перспективах – индивидуальных, групповых, общественных, государственных, планетарных" (с. 5). Подобное, так сказать, "вульгарно-материалистическоеобъяснение" футуробума также имеет право на существование, хотя, как известно, в наших широтах грезить о далеком будущем могут как стихийные самодумы-филистеры, так и "кремлевские мечтатели" – причем при любом социально-экономическом положении (как своем собственном, так и страны в целом). Следующей причиной Дмитрий Андреев называет интеллектуальную провокацию со стороны власти, прямо указывая на фигуру замглавы кремлевской администрации Владислава Суркова, инициировавшего своим текстом "Русская политическая культура. Взгляд из утопии" дискуссию о будущем – естественно, в русле представлений нынешних обитателей Кремля.
Далее автор указывает на внешнеполитический фон "столкновения цивилизаций", конфессионализацию политики и вытекающую отсюда эсхатологию, причем даже в светской культуре различных обществ. Труднее всего согласиться с пятым тезисом, наиболее проблематичным в силу его мировоззренческого, а не аналитического свойства, когда Андреев заявляет о "стремительно нарастающем противоречии между претензией России на полноправное членство в социокультурном ареале Запада и ее онтологическим нежеланием (а скорее, витальной неспособностью) воспринять тоталитарно насаждаемый в пространстве "золотого миллиарда" новый жизненный стандарт, который под убаюкивающую политкорректную риторику ведет к фактическому уничтожению христианской цивилизации с ее ценностями и ориентирами" (с. 6). Стоит ли говорить, что посредством эпитетов "тоталитарный", "витальный" и даже "онтологический" Андреев излишнее драматизирует как само социокультурное развитие Запада, так и характер отношений России с ним. Ведь задача социальной мысли в первую очередь заключается в адекватном понимании происходящих изменений и описании наиболее распространенных социальных практик и дискурсов, а не в выявлении неких политкорректных врагов той или иной религии или спасении якобы гибнущих цивилизаций!
Особняком в сборнике стоит текст Виталия Третьякова "Русская полития XXI века". Как указывает его подзаголовок ("Электоральный цикл 2007/2008 и очертания будущей государственности"), речь здесь скорее идет об актуальной политической публицистике, нежели собственно о футурологии. То есть, несмотря на ряд, – как всегда у Третьякова, – тонких наблюдений и смелых выводов по проблемам многопартийности, парламентаризма и конституционной реформе (правда, крайне персонализированных, то есть привязанных к персонам Владимира Путина и Дмитрия Медведева), в целом данная статья не имеет прямого отношения к заявленной в названии сборника теме концептуализации будущего. За исключением последней главки "Дефицит мечты", где мэтр отечественной журналистики задает формальный вопрос: "можно ли в принципе размышлять о будущем вне пространства мечты? Тем более в такой идеократической стране, какой всегда была и навсегда останется Россия?" И сразу, опять же не затрагивая содержательных моментов, дает прямой ответ на него: "Уверен, что нет. Следовательно, рано или поздно эта мечта, эта утопия, а по сути – лишь метафизическое уточнение своей исторической миссии и желаемого в будущем мироустройства, возникнет и как доминантная политическая идея. И, разумеется, она сразу же породит более точные представления о будущем политическом устройстве России" (с. 82).
Собственно футурология в традиционном ее понимании в сборнике представлена, например, довольно глубокомысленным сочинением "специалиста по опережающим исследованиям" Юрия Громыко под многообещающим названием "Общество развития. Сценарий России для мира в 2030 году". В своем духоподъемным опусе Юрий Громыко задает острые вопросы типа "Проснется ли Россия до 2030 года?" и "Кем проснется Россия?". И, отвечая на них, автор смело оперирует псевдонаучными понятиями: архетипы, энергетика сознания, эпистемоэйдетика и так далее. А когда не спасают и они, он творчески использует странные для нормального уха слова и аббревиатуры: благобытие, жизнестратегия и даже некий "курс Всероссийской Вертикали Проектов" (все с большой буквы! – О.К.).
Однако настоящей универсальной отмычкой для разгадки тайны будущего – уже Гегель называл такие лжепонятия "заклинаниями" – для автора стало некое русское RAZVITIE, которое должно затронуть "все мировое целое, всю планету". Естественно инициатива столь глобальных потрясений будет лежать на нас: "В этом случае, конечно, речь будет идти о развитии мирового целого с позиций русской. Российской цивилизации. И в этом случае мы хотя и будем говорить о планетарных изменениях, но определять и описывать будем русское RAZVITIE, а не немецкий Entwicklung, не американский Development, не китайский фаджань, не японский кайхацу и т.п." (с. 103). Увлекшись описанием перспектив создания "государственной эпистемотехнической корпорации" для осуществления "концептуальной власти" товарищ не заметил одной мелочи: чисто русское, по его словам, средство спасения планеты почему-то графически изображается у него посредством латинских букв!? Видимо, для более успешного продвижения на загнивающем Западе. Причем букв заглавных – это, видимо, для пущей убедительности. Одним словом, автор явно иллюстрирует наблюдение немецкого философа и социолога Теодора Адорно в его лекциях "Введение в социологию" по поводу уже упоминавшихся самодумов, то есть "таких ученых, которые хотели бы что-либо произвести на свет и стремятся иметь успех на рынке": им достаточно выдумать "заклинание" подобного рода, то есть какую-то отдельную категорию, которую необходимо лишь к чему-нибудь пришлепнуть…"
В компании подобных гигантов мысли довольно сиротливо выглядит текст уже упоминавшегося профессора Филиппова "Чувственность и мобилизация". Как можно судить уже по подзаголовку ("К проблеме политической эстезиологии"), известный ученый вновь стал жертвой собственной заоблачной теоретической культуры, – в результате неоднократно прочтения текста остается абсолютно не ясными основания включения его в данный сборник, а также выбор автором столь усложненного штиля для выражения ясной идеи. Ведь мысль мэтра абсолютна проста: "Идеологическая критика не зацепляет, не приводит в действие никакие мотивационные механизмы основной массы людей. Новые радикальные изменения придут не от великих умов. Они станут результатом мобилизации чувственности. Когда и как оно свершится, мы не решаемся предугадать" (с. 140).
В заключение позволю себе заметить, что социологически осмысленно говорить о будущем означает говорить о социальном действии – действии ином, действии другого типа, отличного от нынешних массовых практик. Однако в результате, мягко говоря, амбивалентного характера последней попытки модернизации страны времен 90-х и "реставрации" нулевых годов "цивилизованное" институциональное строительство современного типа практически провалилось. Последнее особенно драматично ввиду общей антидемократической – то есть исключающей большинство – направленности многих структурных изменений, антисовременные последствия которых могут быть выражены формулой "модернизация без модерна". Мы сегодня все больше ощущаем себя в "вечной России", так хорошо известной нам по текстам классической русской литературы, прежде всего, Гоголя, Салтыкова-Щедрина, Чехова, а также Платонова и Булгакова. Как помыслить будущее в условия подобного, говоря словами Ницше, "вечного возращения одного и того же"? Что же касается собственно проблемы настоящего как прошлого будущего, то ее в сборнике теоретически "разрешил" Геннадий Бордюгов: "Что же способно реабилитировать будущее, вдохнуть в него новые смыслы? "Осуществимая утопия" для XXI века? Влиятельная духовная корпорация? Смена самого типа развития? Покажет будущее" (с. 46).
Стоит ли говорить, что рецензируемый сборник является замечательным артефактом современной русской интеллектуальной культуры, который сам по себе позволяет сделать далеко идущие выводы о ее настоящем и будущем – как минимум на ближне- и среднесрочную перспективу.