Фрейд и Жижек в компании волков

В середине февраля друг за другом вышли два очень ожидаемых отечественной публикой фильма – "Остров проклятых" и "Человек-волк". Оба "ретро": один про "остров невезения", на котором живут весьма опасные душевнобольные, отсылает нас в середину ХХ века; другой тоже почти про больных – почти про людей, которые при свете полной луны обращаются в волков, – погружает зрителя в готическую атмосферу конца XIX столетия.

Современный философ-шоумен, к тому же большой киноман, Славой Жижек говорит, что наиболее интересным (ничего страшного, что и постмодернистским) подходом анализировать фильмы является попытка иллюстрировать сценами или содержанием самой картины идеи разных философов, точнее обнаружить или узнать в самих фильмах мысли великих умов прошлого. В случае Жижека чаще всего в популярных кинокартинах узнается французский философ-психоаналитик Лакан.

Так что две этих новых ленты лучше всего смотреть глазами самого Жижека, способного, посмотрев любое (даже самое глупое) кино глазами Фрейда объяснить его с помощью своего (психо)аналитического ума. Почему Фрейда? Об этом чуть позже, а пока давайте представим, как Жижек уютненько примостился на психоаналитической кушеточке, приготовившись наблюдать за интересным кино, а позади него скромно и чинно восседает Фрейд в своем кресле врача. Что они видят?

Зигмунд Фрейд идет в кино

В "Острове проклятых" Жижек и Фрейд видят, как из воображаемого мира, где он – отважный детектив, расследующий весьма опасное дело побега психбольной, главный герой совершает путешествие в пустыню реального, в конец концов, осознавая, что именно он является беглым психом. В "Человеке-волке" Фрейд и Жижек наблюдают за тем, как главного героя кусает оборотень, и он, будучи покалеченным, сам превращается в волка, который не может бороться со своими животными инстинктами. Первый фильм больше нравится Жижеку, второй – Фрейду. Почему?

Жижеку значительно проще применить свой лаканианский метод к прочтению первого фильма. Фрейду – наоборот. К несчастью, старик Фрейд умер в 1939 году – за два года до того, как на экраны вышел фильм с весьма любопытным названием "Человек-волк", по мотивам которого и был снят новый хит про оборотня. Несмотря на то, что к выходу картины Фрейда уже не было в живых, давайте все же представим, что отец психоанализа, вооружившись модной тростью и взяв в компаньонки сестру своей жены, тут же отправился на фильм, желая узнать, что голливудские заправилы из "Юниверсал" сделали из столь благодатного материала. Фрейд непременно заинтересовался бы кино, ибо за 25-27 лет до того написал одну из своих популярных работ, получившую заглавие "Человек-волк".

"Человек-волк" – так Фрейд назвал одного из своих пациентов, страдавшего кошмарными сновидениями, в которых анализируемому с настойчивой регулярностью являлись волки. Что же увидел психоаналитик на экране? Молодого человека кусает волк, потом он превращается в оборотня, потом убивает свою любимую, а его старик-отец умерщвляет сына. "Что это такое, - негодует Фрейд. – Почему убивает отец сына, а не наоборот, где сексуальные влечения, где подсознательное, где психоз, что здесь анализировать?".

Однако теперь давайте вообразим, что Фрейд идет на другой фильм – на ремейк "Человека-волка" 2010 года. Опустим технологический прорыв в кино и сравним лишь сюжеты двух картин. В новой версии картины злостным оборотнем является сам отец главного героя: именно он кусает своего сына. В итоге в борьбе за женщину новообращенный волк убивает седого, а юная женщина, влюбленная в молодого (но человека, а не волка, вернее человека-волка, но в облике человека), убивает объект своего обожания.

Это напоминает один забавный эпизод из мультфильма про далекое будущее, в котором персонаж, испытав невероятную боль утраты, в сердцах кричит "Нет!" (совсем как в очень пафосной и совершенно наигранной сцене фильма "Остров проклятых" кричит Ди Каприо, сгребая в охапку своих мертвых детишек). Далее мы видим, как актер, играющий этого героя, кричащего "нет", говорит: "По сценарию я должен был кричать "Да", но я слегка изменил". То же и с ремейком. Вроде бы все, как и было, но слегка изменено. Теперь Фрейд ликует. За исключением некоторых досадных деталей реальность соответствует его воображению. Сын убивает отца, чтобы стать мужчиной.

Имена-отца

Жак Лакан – икона и краеугольный камень философствований Жижека – назвал один из своих принципиально важных семинаров "Имена-отца". В ходе него он, как и обычно, попытался вскрыть сущность философии Фрейда. Согласно Лакану, ключевая проблема психоанализа – миф об отце, который просто невозможно обойти. "Если в центр своего учения Фрейд ставит миф об отце, то именно потому, что вопроса этого избежать он не может". Однако трудность, продолжает Лакан состоит в том, "если вся теория и практика психоанализа терпят ныне, судя по всему, крушение, то лишь оттого, что в вопросе этом они не осмелились пойти дальше Фрейда". Именно поэтому он и рискует идти дальше Фрейда.

Давайте и мы, как и Жижек, попробуем пойти дальше и попытаемся применить лаканианский психоанализ, чтобы понять суть проблемы, отражающейся в фильме. Когда главный герой фильма "Человек-волк" возвращается в отчий дом, то сталкивается с серьезной проблемой: речь идет о его конфликт с отцом. "Не жди, что я велю забить откормленного тельца", – с самодовольной ухмылкой сообщает герой Хопкинса. Действительно в дом старика возвращается отнюдь не блудный сын. В отчий кров возвращается нежеланный сын, когда-то выгнанный собственным отцом. Не встречаемся ли мы здесь с перверсией Эдипова комплекса? Отец, убоявшийся собственного ребенка, убивает жену и отправляет подальше сына, чтобы тот стал объектом применения методов карательной психиатрии. Его проблема, детская травма, была "залечена", но не вылечена. Психиатрия здесь не помогла, да и не может помочь.

Лакан и, следовательно Жижек, могли бы предложить нам прочитать этот конфликт не через Эдипов комплекс, но через историю с жертвоприношением Авраама, воспетую Кьеркегором: "Дав Аврааму сына, Бог велел доставить его на это таинственное свидание, чтобы там, связав Исаака по рукам и ногам, тот принес его в жертву". Однако в данном случае этот миф нам не поможет: Хопкинс не любит своих детей, и когда он приносит их в жертву, он руководствуется не капризом того, имя кого не произноситься (отсюда множественное число "имени" отца), но собственными интересами.

Здесь давайте прервемся на один сюжет. Не случайно сегодня такой популярностью у нас пользуется фигура Сталина. Жижек бы сказал: его похоронили недолжным образом, поэтому он все возвращается и возвращается как символ, а точнее как символы символа. Однако Фрейд бы сделал другой, более традиционный вывод, руководствуясь психоаналитической теорией. Все предшествующие поколения, да и сегодняшние тоже, стремились освободить родину-мать, уничтожив тирана-отца. Так, Сталина выволокли из Мавзолея. Изобличили "культ личности". Раскрыли все его исторические "деяния", преступления. То есть нарушили все запреты, преступив табу. Тем не менее, испытывая стыд за содеянное, мы создаем тотем, наделяя его четами «отца», то есть возвращая Сталина в качестве символа, – сначала в московское метро (прямо на кольце), а теперь и на билборды (по всей Москве).

Таким образом, на самом деле дискуссии вокруг Сталина вовсе не являются попыткой рассуждать о политике в отсутствие самой этой политики. Это действительно принципиальный вопрос бессознательных и подсознательных страхов нашего народа, которые рискуют обернуться серьезным психозом. Не прекращающаяся полемика вокруг предмета служит тому ярким аргументом.

Сталин – отец народов. Энтони Хопкинс – отец Бенисио Дель Торо. Герой Леонардо Ди Каприо в фильме "Остров проклятых" – отец троих детей. Каждый их них, однако, стремится уничтожить своих собственных детей. Правда, Ди Каприо виноват в том, что его жена утопила их трех детишек, лишь косвенно. Все это имена-отца. Все это – лишь частные случаи общей проблемы. Вот что увидел бы во всем этом Славой Жижек.

Психоанализ встречает человека-волка

И на самом деле, при всей своей поверхностной непохожести, оба фильма идут в тесной упряжке: там, где кончается один, начинается другой. "Лучше умереть человеком, чем жить монстром", - говорит персонаж Ди Каприо своему лечащему врачу и по совместительству напарнику-маршалу, добровольно отправляясь на лоботомию. Меж тем, весь пафос "Человека-волка" именно в том и состоит. Энтони Хопкинс (старик-отец по сюжету), будучи оборотнем, не жил, а существовал, запирая в клетке свои инстинкты. Только почувствовав любовь к женщине, он решает утолить свою жажду крови, не щадя при этом никого – ни преданного слугу, верой служившего ему в течение долгих лет, ни собственных сыновей. Чадо Хопкинса, став оборотнем, решает умереть, нежели жить животным. Не встречаемся ли мы здесь с наглядной иллюстрацией главного тезиса первого фильма?..

На самом деле связующим звеном для обоих фильмов, объясняющих их духовную близость, будет еще одна картина, не очень-то у нас известная, но превосходящая две другие во всех отношениях - "Джорджино" француза Лорана Бутона. Именно в ней связываются темы действенных (недейственных) психиатрических методик и мистическая сюжетика якобы существующей стаи волков. Главная героиня (Милен Фармер) – девушка с серьезными отклонениями – утопила [точь-в-точь как жена Ди Каприо в "Острове проклятых"] в болоте группу ребятишек, испугавшись стаи волков. Навязчивое возвращение этих самых волков, которых никто и никогда не видел – и не должен увидеть, согласно фильму, в конец концов приводит ее в дом умалишенных, где злобные психиатры используют новейшие средства лечения ее все более усугубляющегося психоза.

Еще одним фильмом-связкой могла бы стать для нас картина Нила Джордана "В компании волков". Собственно, все ее повествование – ничто иное, как тревожный, беспокойный, жуткий сон маленького ребенка, а вернее – серия сновидений, связанная единой темой – людьми-оборотнями. Давайте задумаемся, не тот ли это самый ребенок, который, когда подрос, обратился к Фрейду с проблемой навязчивых кошмаров?..

В то же время в некотором смысле "Остров проклятых" и "Человек-волк" фильмы антагонисты. Они говорят нам, что психиатрия, даже с самыми дорогими и прогрессивными методами, не может дать желательного результата: вылечившись, человек добровольно лишает себя рассудка, выбирая жизнь растения, отправляясь на лоботомию и весело покуривая сигаретку. Психоанализ в отличие от психиатрии – прогрессивное учение. Там, где бессильна психиатрия, психоанализ всемогущ. Другими словами, там, где кончается психиатрия, начинается психоанализ.

© Содержание - Русский Журнал, 1997-2015. Наши координаты: info@russ.ru Тел./факс: +7 (495) 725-78-67