Дресс-код

Mitrofanov Sergey

Я не знаю, заметили ли вы, как в России стали хорошо одеваться женщины, как впархивают они в метро разноцветными блестящими рыбками, как вспыхивают на них дорогие и разнообразные марки - будто бы дело происходит не в Бирюлево каком, а в Париже или же в Лондоне? Хотя что я такое говорю? Почему как в Париже или же как в Лондоне? Наоборот, и в Париже, и в Лондоне очень даже можно отличить дорогих моему сердцу россиянок именно по изысканности линии и цвета их платья. Если джинсы на них, то обязательно с множеством карманов, простроченных очень сложно и украшенных каким-то вроде как бисером. Если кожаные курточки - то обязательно блестящие. Если батничек - то продумано с умом, он в ансамбле и либо что-то оттеняет, либо, наоборот, подчеркивает. Несомненно, красотка не просто так на себя все это напялила, а долго листала журналы, долго стояла перед зеркалом, пробовала и так и эдак и, выйдя в свет, что-то этим о себе сказала.

А то же и с русским парнями! Нигде в мире (разве что у негров) я не видел такой продуманности имиджа. То все у них какое-то рокерское, то, наоборот, как у яппи (в смысле - как у яппи в кино). И опять же видно, что парень долго это продумывал, компоновал протертости или, наоборот, чтил принципиальную непоношенность своего гардероба, будто хотел показать, что он продукт некой продвинутой цивилизации, например, "России, встающей с колен".

Я вот сказал: "...как в Париже и в Лондоне". А я ведь опять не прав! В Париже и в Лондоне совсем не ходят так, как мнится отечественным чтецам журналов мод. И дорогие моему сердцу соотечественники не то чтобы "как бельмо на глазу", но опять же очень даже становятся видны, отличимы. Как были бы они видны и отличимы девяносто лет назад, если бы явились на Запад в буденовках со звездами и стуча в барабаны.

Дело в том, что Запад перестал одеваться. Не хочу сказать, что Запад теперь ходит голым, но он в массе своей, за исключением узких прослоек, перестал придавать одежде привычное для нас значение социального маркера. Доступность одежды, широкое ее предложение, десятилетия, прожитые без дефицита, разучили использовать платье в сложной системе опознавания социальных иерархий. Однажды я спросил свою парижскую приятельницу, когда она задумчиво доставала со дна шкафа мятую майку: "А что это у меня такое впечатление, что все здесь одеваются как-то случайно, как будто не до конца проснувшись?" "Да, это стиль у нас такой", - тут же признала она, обесценивая десятилетия идеологической борьбы против, как выясняется, отсутствующего тлетворного влияния. А я ведь помню, как ловили стиляг. Помню брюки дудочкой и брюки клеш, разносы на комсомольских собраниях, космополитизм, бриолин. Но и, правду сказать, джинсы Super Rifle за сто восемьдесят при стипендии в 40 рублей с точностью необычайной выделяли носителя оных в разряд людей опасных, свободомыслящих.

* * *

О, память, память, каких только воспоминаний - радостных и грустных - не будит во мне высказывание неизвестного блогера: "На выходных объездил несколько шоппинг-моллов. Хотел купить джинсы из темно-синего дэнима, как в 60-х и 70-х годах. Видел только Levi's истертые, рваненькие, за цену 2400-2900. Super Rifle вообще нигде нет. Где можно купить? Темно-темно-синие, можно немного pre-washed, но не рваные, не ободранные. Особенно хотелось бы старого фасона Super Rifle, с висюльками на зиперах задних карманов. Когда был молодым парубком, так у нас была целая наука о том, чем отличаются Levi's c красным флажком сзади от тех, у которых сзади оранжевый или белый флажок. Может, кто-то помнит, в чем отличие?" На собственные фирменные джинсы мне не хватало вплоть до конца 80-х. Только поступив на работу в "Коммерсантъ", я с радостным удивлением обнаружил, что могу с зарплаты купить штаны и ботинки. Ну а тогда, сразу после института, предвосхищая рыночную экономику, было дело, задумал страшную спекуляцию. Глубокой ночью по наводке легкого поведения подруги отправился однажды за джинсами в общежитие югославских строителей. Там купили мы в вскладчину с приятелями пять пар джинсов и поехали торговать ими в Малый Ярославец. Одни, помнится, я там продал, покупала мать какого-то подростка, она же и спичкой терла, чтоб проверить, что красятся как надо, - с понятием была тетка. А другие четыре пары в конце концов разобрали друзья по десятке сверху и, чтоб меня не расстраивать, соврали, что продали, даже не догадываясь, что действовали в русле глубинных тенденций.

* * *

Театр одежды всегда был больше характерен для обществ классовых, социально стратифицированных или же для совсем диких племен. По мнению историков, та же средневековая французская знать не только имела в обращении деньги таких номиналов, каковые никогда не видела чернь (до "крупнейшей катастрофы XX века" аналогичную функцию выполняли у нас чеки Внешпосылторга), но носила платье, которое в сложной (а иногда и не очень) системе кодов многое что имело сказать о владельце.

В хрониках времен Людовика ХIV Александр Дюма, в частности, пишет: "Первым доказательством любви, которое принц дал девице де Пон, было похищение шелкового чулка, снятого ею с ноги, который он вместо пера носил на своей шляпе. Эта новая мода произвела шум при дворе, и все сбегались к окнам, чтобы поглядеть на де Гиза, когда он проходил или проезжал мимо какого-нибудь дома. Но принц нимало этим не стеснялся и в продолжение восьми дней продолжал пресерьезно носить это странное украшение на своей шляпе". Таковы были нравы в удушающей атмосфере французской монархии...

Но уже после Первой мировой войны в демократических странах внешний облик стал гораздо менее очевидным, более запутывающим, и, как было написано в одной диссертации по этому поводу, стали расти неясности в интерпретации. В 60-70-х годах прошлого века западная молодежь, как ей казалось, вообще сломала буржуазный стиль "отцов", установив универсальную моду на одежду, напрочь стирающую социальную кодификацию, что в советском "бесклассовом обществе" вызвало настоящую панику. Как оказалось, оно совершенно не было готово к миру во всем мире и нивелированию различий across frontier s . Все попытки привить чужеродные вкусы приравнивались здесь к антисоветской агитации и покушению на незыблемость основ государства.

Понятно, что невзыскательность пролетарского стиля лишь камуфлировала тоталитарный дресс-код, навязываемый КГБ. "В моде были штаны с мотней до колен", - писал Александр Зиновьев. Не случайно в 1956 году по этому самому главному отличию Востока и Запада нанес удар известный шансонье Ив Монтан. Возвратившись с гастролей по Советскому Союзу, он якобы устроил в Париже выставку советского белья, чем поверг в культурный шок компартийную аристократию. Парадоксально, но в 1956 году уже можно было критиковать Сталина, но трусы - ни за что. На долгие годы Ив Монтан сделался персоной нон-грата. Позже анекдот об этом лег в основу следующего эпизода "Трудно быть богом" - культового романа братьев Стругацких: " Хорошо бы все-таки ввести в моду нижнее белье, подумал Румата. Однако естественным образом это можно было сделать только через женщин, а Румата и в этом отличался непозволительной для разведчика разборчивостью".

* * *

ХХ век породил много иллюзий, в том числе и иллюзию братства нонконформистов. К миллениуму, однако, и в так называемых странах западной свободы силы различного рода финансовых деспотий снова изготовились перехватить кодифицирующие социум аппараты. Даже джинсы в ряде случаев опять перестали являться символом демократии и равенства. "Они зависли в вечном противостоянии элитизма и равенства, став инструментом, с помощью которого и проигрывается это противостояние. Они также зависли между модой и антимодой: иногда их клеймят как антимодный предмет, но время от времени они появляются в бутиках Chanel. Получается, что предмет равенства, доступный всем, на самом деле дифференцирован всеми возможными способами, так что социальные различия все еще можно выразить. С одной стороны, джинсы используются как индикатор видимой бедности, когда теряют цвет, протираются и бахромятся - следовательно, вызывают презрение к тем, чьи джинсы не более чем новые. Но, с другой стороны, дизайнерские джинсы с автографом Yves Sent Lauren или Gloria Vanderbilt свидетельствуют о явном благосостоянии" ( Peter Corrigan , The sociology of Consumption ).

Еще более стремителен поиск новых знаков различий в России, медленно и верно преодолевающей ошибки августа 1991 года. В какой-то степени о том стали свидетельствовать стилистическая завершенность живописного водолазного костюма омоновца; желтые жилеточки журналистов, которые предписано носить на маршах оппозиции; 70 тысяч сторонников президента, одетых дедами-морозами и снегурочками, ожививших улицы и площади столицы 17 декабря 2006 года. Безусловно, все это еще не переросло в почин исключительно таким образом маркировать лояльную молодежь. Но просьба нового начальника Комитета по делам молодежи В.Якеменко о выделении ему в правительстве сметы на приобретение специальной форменной одежды уже есть явное и недвусмысленное стремление к наглядной политической кодификации.

Впрочем, возвращающей ли нас к опыту культурной революции Китая, сталкивающей ли в тьму веков феодализма или, наоборот, поднимающей на уровень имущественной сегрегации современного постиндустриального строя - это еще неизвестно.

© Содержание - Русский Журнал, 1997-2015. Наши координаты: info@russ.ru Тел./факс: +7 (495) 725-78-67