Че. История болезни мира

Че Гевара умер, но обрёл вечную жизнь на футболках и кепках. Он стал символом революции, которая не стала перманентной и глобальной. Он закрыл своим телом мечты на преображение мира. Красивое лицо смотрит на нас с плакатов и глядит в светлое будущее, которое никогда не настанет. Но история продолжается. Что делать левым? Как быть осиротевшим без своего вечного врага правым? Не это ли исчезновение Че привело к снятию самой оппозиции?

История как несмертельная болезнь

Как известно, Эрнесто Гевара был врачом. Врачебная деятельность исходит из того, что есть здоровый организм, а есть болезнь. Болезнь порождает в организме процессы, которые мешают нормальному функционированию этого самого организма. Если удалить причину болезни, то норма биохимических реакций может быть восстановлена, и человеческий организм будет работать дальше, пока не умрёт. Это мировоззрение можно перенести и на историю. Согласно вульгаризированному марксизму, история любого общества – это процесс эволюции от одной общественно-исторической формации к другой, процесс, завершающийся установлением коммунизма. И это – норма. Подобному нормальному течению истории всегда что-то мешает. Например, паразитические, эксплуататорские классы, мертвой хваткой держащиеся за отмирающие производственные отношения и препятствующие мерной поступи пролетариата, класса-гегемона светлого коммунистического завтра.

Впрочем, такой взгляд на поступательное развитие истории характерен не только для левых, но и для представителей других политических взглядов. Последовательный апологет рыночной экономики, например, скажет вам, что система развивается нормально, если государство не мешает. Сторонник суверенитета будет говорить, что внешние силы противостоят естественному развитию государства, а глобализация и вовсе губит его на корню.

Однако важно не это. Важно, что в такой системе мышления выстраивается оппозиция свой-чужой, враг-друг и многие другие. Основания для противопоставления могут быть почти любыми, и примеры таких оппозиций начинают появляться в жизни каждого человека и в истории любого государства с первых же дней существования. Интересно, что наиболее сильные теории, определяющие болезнь и норму в итоге оказывают воздействие на развитие первого и второго. То есть в некотором смысле именно врачи диктуют, что нормально, а что - нет. Врачи в данном случае имеют только одно оправдание. Их оправдывает смерть как вечный антоним жизни. И смерть позволяет брать в руки скальпель, прописывать аспирин и даже капать капли в нос. Если бы конец истории был объективным феноменом, если бы мы могли говорить о примерах ушедших цивилизаций как об историческом факте, то, наверное, аналогия была бы полной. Ну а Че Гевара смотрел бы на нас не с пресловутых маек, а с экранов телевизоров или другого медиума, вещающего о благе и истине в последней инстанции.

Но история не приемлет собственной смерти, не признаёт линейности, как ни пытаются разные системы мировоззрения убедить нас в обратном. Человек, впрочем, упрям, и всё равно создаёт легенды о возможном завершении истории, облекая их то в форму религии, то в форму идеологии. Это неизбежное свойство нашего разума, зацикленного на идее подобия себе всего, что попадает в поле зрения. В конце концов, так возник антропоморфный Бог и антропоморфная история.

Когда в процессе излечения врач погибает, это достаточно странно. Потому что врач погибает в том случае, если болезнь оказывается заразной и смертельной, а доктор пренебрегает техникой безопасности. И, например, случайно режет себе палец скальпелем, испачканным в заражённой крови. Обычно это также означает, что врач допустил ошибку, а значит, он что-то сделал неправильно. Это не ставит крест на идее излечения, но предполагает, что врача нельзя после такого назвать героем и возводить в ранг местных святых. Впрочем, появление исторических героев всегда связано с некоторой жертвой, поэтому смертельная ошибка может стать, напротив, символом подвига, при котором смерть доктора знаменует надежду на выздоровление пациента.

История альтернативных историй

Значит, дело не в смерти Че. Дело в другом. Что нужно для того, чтобы погибший в процессе излечения пациента врач оказался героем, а не случайной жертвой той же болезни? Нужно во-первых, чтобы организм-пациент всё же начал выздоравливать. А степень болезни, напомним, определяют врачи. Таким образом, врач может умереть, но норма, им определённая живёт, а значит история продолжается, и пациент скорее жив, чем мёртв.

Для того, чтобы это произошло, создаётся теория, более сильная, чем любое событие, происшедшее на больничной койке, и всё случившееся представляется как необходимая часть излечения. Таких историй мы знаем множество, начиная с христианства и заканчивая современным развитием прогресса (нам популярно объясняют, что отказ от возможных альтернатив существующему прогрессу есть не более чем необходимая плата за то, чтобы в целом всё было нормально). Иными словами, слово и действие должны быть равны друг другу и представлять динамическую развивающуюся систему. Они и создают напряжение, в рамках поля которого развивается история до тех самых пор, пока не окажется, что появилась новая болезнь, которая губит естественный ход истории, а все теории, говорившие, что план выполняется, неверны. Короче, должна возникнуть новая идея конца, чтобы появилась новая история начала.

Такое отношение к истории было безнадёжно загублено Эйнштейном, а точнее, не им, а влиянием, оказанным теорией относительности на так называемые гуманитарные науки. Базовой идеей блага, совпадающего с истиной, была признана идея множественности восприятия и осознания реальности, завязанная на разной системе координат и способов описания. Разные версии осмысления этого события мы найдём у Витгенштейна и Лумана, апофатический взгляд - у французских постмодернистов и экзистенциалистов, и уж вовсе противниками такой истории окажутся представители Франкфуртской школы. В призме подобного взгляда на реальность Че Гевара, конечно, не врач, а скорее анти-доктор, который пытался навязать обществу неправильное с точки зрения мультиверсумной картины мира, путешествие в светлое коммунистическое будущее. Впрочем, это не совсем верно. Все-таки Че был противником авторитарной системы, существовавшей в некоторых государствах Латинской Америки. То есть ломал он как раз систему универсумов, построенных на представлении о должном отдельных людей, а именно, представителей авторитарных режимов. Соответственно, идея его была благой и соответствовала не только классическому марксизму, но и до сих пор толком не осмысленной идее относительности. Но лекарство, которое он предлагал, было не панацеей, а попыткой заменить смертельную болезнь пожизненным приёмом витаминов и иных поддерживающих жизнь веществ. Это, кстати, есть одна из возможных метафор для перманентной революции.

Значит, дело не в неправильном Эрнесто Геваре, а в проблеме связи знания и действия. Значит, что-то не так в самом осмыслении Че Гевары, раз его так быстро включил в себя безальтернативный универсум глобального мира и капиталистической экономики.

История головы Че Гевары

Такое незамысловатое рассуждение позволяет перейти от Че-человека к Че-легенде. Проблема легенды, порожденной Эрнесто Геварой, в историческом плане заключается в том, что она базировалась в первую очередь на догматическом марксизме. Повторюсь, догматичен был не Гевара, а интерпретации его действий. О самом Че мы можем судить лишь по немногим источникам, которые в данном случае не очень важны. Важно то, как он был истолкован. А он был принят с восторгом европейскими левыми интеллектуалами, которые радостно поместили портрет революционера в святцы рядом с Марксом и Энгельсом, устроив 1968 год, лейтмотивом которого и была попытка замены одного универсума другим. Отчего пресловутые франкфуртцы вовсе не пришли в восторг, ибо увидели, что один одномерный человек заменён другим. И это совсем не то, ради чего они хотели изменить мир.

Впрочем, попытка определить однозначно «новых левых» сегодня обречена на то, чтобы потеряться в той самой относительности. И это не приблизит нас к пониманию того, что произошло после смерти Че. А происходила и происходит попытка обращения к старым символам, наполненным старым смыслом. Смысл трактуется в том же ключе, в каком трактовали его "апостолы" революции: к тому, что история должна продолжиться переходом к коммунистическому строю и это есть норма, а всё, что от неё отклоняется есть болезнь, которую нужно только лишь вылечить. Впрочем, от лечения становится только хуже. То ли срок хранения лекарства истёк, то ли в самом лекарстве не хватает какого-то компонента. В любом случае, что-то происходит не так.

А мы оказались в ситуации, когда системы противостояния справедливости и свободы рухнули, похоронив под собой и первое, и второе. Лозунги обоих великих режимов остались и трепещут теперь на флагах их немногочисленных последователей. Мультиверсум оказался воплощён самым простым техническим образом, но никакой революции не произошло, информационный век пока не ославлен героями, а героев мы продолжаем искать в прошлом. Это, конечно, может означать лишь то, что история перешла на новый, безгероический виток. Но если бы всё было так просто, мир не сотрясался бы от событий на Ближнем Востоке и на фондовых биржах. Происходит очевидная перемена, никем толком не описанная.

Пример Че Гевары - это лишь один из множества примеров ложной мифологизации, выбора, не выдержанного теми, кто его совершил. Правых и левых уже почти не осталось, но осталась необходимость в поиске нормы и отклонений. Вместо того, чтобы ждать, когда смерть попробует предъявить свои права на нашу скромную цивилизацию, расплодившуюся по планете, стоит вспомнить историю Эрнесто Гевары, который стал Че, но так и не встретил того, для кого он стал бы Предтечей. Но встретил тех, кто его предал.

© Содержание - Русский Журнал, 1997-2015. Наши координаты: info@russ.ru Тел./факс: +7 (495) 725-78-67