Буш и кузница мирового джихада

В середине декабря в Багдаде во время встречи Буша с иракскими журналистами один из них - Мунтазер аль-Зайди - запустил в американского президента своими ботинками.

Второй раз в мировой истории основным способом решения международных проблем стал ботинок. В первый раз это был ботинок Никиты Хрущева на заседании Генеральной Ассамблеи ООН в октябре 1960 года. Хотя справедливости ради стоит отметить, что метание ботинок в Буша все-таки было не вторым, а третьим случаем, когда ботинок сказал свое слово на международной арене. Вторым случаем следует считать эпизод, когда в том же Ираке после низвержения американскими войсками власти Саддама Хусейна, возбужденные от восторга иракцы били подошвами своих сандалий по лицу сброшенной с постамента статуи вчерашнего иракского диктатора.

Два эпизода с ботинками, которые пришлись на долю Ирака, неудивительны, если знать умение арабов выражать свое отношение к человеку с помощью собственной обуви. Можно конечно по примеру арабских и мусульманских СМИ восторженно описывать мужественный поступок ботинкометателя Мунтазира аз-Зайди. Можно по примеру «Los Angeles Times» писать о том, что тот факт, что аз-Зайди бросил в Буша именно ботинком, а не гранатой, является свидетельством демократизации мусульманского мира.

Женская беспомощность

Но, предпринимая попытку более глубокого анализа, стоит осознать, что ботинки, гулявшие по лицу низверженного Саддама, и ботинки, брошенные в Буша, не просто отражают совершенно противоположные позиции иракского общества в отношении американского вторжения. Но и полную военно-политическую беспомощность современного мусульманского мира перед лицом мира западного.

Не велико геройство припечатать лицо ненавистного Саддама своим ботинком после того, как тиран уже низложен. Не велико геройство метнуть ботинком в Буша, несмотря на то, что последствия этого шага для самого ботинкометателя могут оказаться не самыми приятными. Подобные поступки скорее отражают женскую, импульсивную, истеричную реакцию на проблему, когда поступок больше основан на одномоментном выплеске собственных эмоций. Нежели они отражают мужскую, более скупую на эмоции, но более основательную реакцию, когда перед лицом проблемы необходимо сосредоточиться и настроиться на долгий путь ее преодоления.

Данное соотношение арабской модели политического поведения и американской, как женской и мужской достаточно точное. Поскольку Америка, как мужчина предпринимает, пусть и ошибочные, но самостоятельные шаги на мировой арене, а арабские лидеры предпочитают по-женски к этим шагам подстраиваться, иногда позволяя себе истеричные реакции. Как нельзя лучше эту модель отношений описывают сами же арабы, прямо утверждающие о себе: «Нахну – завджату Амрика» - «Мы – жена Америки».

Конечно, можно много и долго говорить о том, каким кошмаром обернулась для арабского и всего исламского мира операция по смещению Саддама, можно затронуть более глубокие пласты арабской трагедии, связанной с незаживающей палестинской раной, можно отметить, что политика США на Ближнем Востоке, поддержка Израиля, война в Афганистане и Ираке привели к взрывному росту джихадистских настроений в арабском мире.

Но все-таки этом самый главный удар, постигший арабский мир заключается никак не в иракской и даже не в палестинской катастрофе, а в его полном поражении перед лицом западной цивилизации. Цивилизация, которая утратила собственную волю к самостоятельному существованию не может не уступить места на исторической авансцене более дерзким и мощным игрокам.

Возвращение исторических соперников

Этим новым игроком в прежний исторический период выступила сама западная цивилизация. Но сегодня ей на смену идут крепнущий, иерархически выстроенный Иран и экс-территориальная политически мотивированная и организованная по сетевому принципу суннитская ортодоксальная община. И неизбежный конфликт между ними грозит затмить собой весь кошмар палестинского противостояния и вторжения в Ирак.

Вали Наср профессор Tufts University и научный сотрудник отдела ближневосточных исследований Совета по внешним связям утверждает: «Соединенные Штаты по сути переоценили значение израильско-палестинского конфликта на Ближнем Востоке, и недооценили значение битвы за баланс сил между Ираном и арабским миром, особенно в районе Персидского залива».

Он призывает за сегодняшними конфликтами на пост-бушевском Ближнем Востоке увидеть более широкое и все более усугубляющееся противостояние между суннитами и шиитами. И это, на взгляд, Насра является наиболее значимой тенденцией в регионе. Ему вторит Джеффри Голдберг, корреспондент «The Atlantic» и бывший ближневосточный корреспондент «New Yorker», когда пишет, что «еврейско-мусульманское соперничество ничто по сравнению с шиито-суннитским соперничеством».

Возвращаясь к нашему гендерно-политическому цивилизационному раскладу, стоит заметить, что Иран и возрождающаяся суннитская политическая община – это два основных мужских игрока в регионе, начавшие теснить как феминизированную арабскую прозападную элиту, так и позиции западных держав. А битва двух мужчин на Востоке, да и еще являющихся вековыми историческими соперниками, обещают погрузить регион в пучину такого противостояния, что может кого-то заставить с тоской вспоминать об эпохе Буша.

Правление Буша, как «милость Аллаха»

Более того, сторонники жесткого противостояния в мусульманском мире неоднократно высказывали свое одобрение политике, проводимой Бушем, утверждая, что «никто не сделал столько для пробуждения мусульман, сколько сделал Буш». Практически каждый лидер исламского диверсионно-политического фронта от Басаева до Завахири, и от Заркави до Ахмадинеджада высказывался на тему, что джихад, вспыхнувший по всему исламскому миру в ответ на западное вторжение – «это милость Аллаха» и «наиболее эффективный способ загнать мусульман обратно в свою религию».

Буш, таким образом, за 8 лет своего правления стал самым мощным катализатором такой тектонической трансформации исламского мира, каковая не снилась целой когорте его предшественников. Ситуация в исламском мире по сравнению с прошлыми десятилетиями за последние годы изменилась настолько коренным образом, что дальнейшее применение в отношении пробуждающихся исламских сил абсолютно не соответствующих характеру вызовов и устаревших методов, предназначавшихся для сдерживания и наказания зарвавшихся стран и правительств, грозит привести к полностью противоположным результатам.

В исламском мире, тем временем, накапливается невероятная по своей мощи пассионарная энергия, одновременно направленная и на разрушение (препятствий на своем пути), и на созидание (выстраивание исламского мирового порядка). Понятно, что этой накапливающейся и концентрирующейся энергии нужен выход. Понятно и то, что у радикальных сил в исламском мире свои представления о том, как и куда ее направить.

Перед современным западным миром не просто встает, но уже несколько десятилетий дамокловым мечом висит вопрос, что с этой энергией делать, куда ее направить, чтобы она не взорвала и не уничтожила современную цивилизацию. Но, к сожалению, за все эти годы не было найдено ничего лучшего, кроме как канализировать эту энергию в локальные и региональные вооруженные конфликты в странах Исламского Востока в надежде, что она вся там и выдохнется.

Конечно, войны – это самый мощный канал, для канализации и управления этим видом энергии. Кроме того, проекты создания и управления каналами сброса и рассеивания пассионарной энергии возрождающегося ислама через вооруженные конфликты на безопасном для Запада отдалении, где-нибудь в афганских ущельях и африканских песках сами по себе очень привлекательны, поскольку позволяют решить проблемы возрастающих угроз стабильности западной цивилизации за счет других стран и игроков. И именно в эту «историческую ловушку», как выразился аз-Завахири и попался Буш со своим «новым крестовым походом» и желанием победить нового нарождающегося соперника на его же территории.

Семь раз отмерь…

Но, как оказалось, подобные попытки заигрывания с военно-политической активностью исламских сил, даже на удалении от центров западной цивилизации, очень опасны и чреваты. Во-первых, пассионарной энергии у мусульман оказалось несравнимо больше, нежели предполагалось. Она не только не рассеялась за годы противостояния западной оккупации, борьбы с местными авторитарными режимами, арабо-израильскими войнами, джихада в Афганистане, ирано-иракской войны, локальных конфликтов, но и в огромной мере нарастила свою мощь.

Во-вторых, годы закалки в боях, сражениях, партизанской и диверсионной активности только подогрели амбиции и аппетиты участников джихада. Если раньше речь шла только о свержении какого-нибудь местного авторитарного лидера, оттеснения Израиля за ту или иную черту в пустыне, изгнания СССР из Афганистана, отделения Чечни от России, то теперь цели ставятся поистине глобальные – от полномасштабного противостояния Западу, как коварному врагу, стравливающему и уничтожающему мусульман, до построения всемирного Исламского Халифата.

В-третьих, за эти годы был накоплен значительный боевой и диверсионно-террористический опыт, подведена безупречная идеологическая база под необходимость продолжения войны и ее разворачивания в мировом масштабе, детально проработана поэтапная стратегия достижения целей. Примечательно, что многие войны и конфликты, начинавшиеся на мусульманских землях, как национально-освободительные, зачастую светские, даже социалистические, к началу 21 века уже приобрели завершенный исламский характер. Самые яркие примеры здесь, конечно же, эволюция социалистического арабского противостояния Израилю в непримиримый исламский джихад движений Хизбулла и ХАМАС, а также эволюция светского, националистического сопротивления дудаевской Чечни в исламскую стратегию создания Кавказского Имарата.

В-четвертых, джихад – это самый мощный канал мобилизации и глубинной, тотальной исламизации всех сторон воюющего общества. Усвоение исламских норм, формирование исламского сознания и добровольное подчинение всей своей жизни исламским нормам в сражающемся обществе происходит намного быстрее, чем в мирном. Поскольку исламская идеология дает сражающимся мусульманам четкое обоснование и легитимацию их действий, ясное видение целей и перспектив, предельно простую и внятную картину миру, а также, как никакая другая идеология в мире, героизирует бойцов и мучеников за веру и обещает им ни с чем не сравнимые награды после смерти.

Мовлади Удугов, один из идеологов и свидетелей подобной эволюции чеченского сопротивления описывает этот момент предельно четко: «Уже в ходе войны никто не хотел умирать «за суверенитет», хотя и повторяли лозунг «Свобода или смерть!». Все хотели, если умереть, то умереть в Газавате, на пути Аллаха. Хотя многие тогда и намаза не делали, но научились в ходе войны». Кроме того, в ходе джихада достигается самая высокая степень консолидации общества вокруг этой священной для мусульман обязанности.

В-пятых, поскольку современные мусульманские общества, расположенные на периферии исламского мира, за годы колонизации подверглись достаточно плотной деисламизации, а сама исламская мысль уже несколько столетий находится в застое и упадке, то исламское сознание мусульманского населения этих стран отличается очень низким уровнем развития. Оттого, попав в стремительный и мощный поток, канализирующий возмущение и активность последователей ислама только в направлении джихада, эти мусульмане полностью отрываются от осознания исламских предписаний и образа жизни в остальных, невоенных сферах деятельности и активности.

Именно поэтому за годы джихада в Палестине, Афганистане, Ираке, Сомали и других регионах выросли целые поколения мусульман, ни о чем, кроме войны представления не имеющих, и ничего, кроме убийства и сражения не умеющих. Подобные «постджихадовские» общества в случае прекращения боевых действий потом очень долго не могут вписаться в мирный формат жизни, не могут по иному мыслить и представлять отношения с немусульманами, кроме как в виде постоянной войны, не могут настроиться на созидательную и кропотливую деятельность без оружия в руках. Оттого целые «постджихадовские» регионы, будучи не в силах вписаться в современное мировое сообщество, почти полностью выпадают из мировой истории, экономики и политики и превращаются в резервации радикализма, ненависти и жажды мести за свое униженное положение.

В-шестых, еще больше радикализировавшись за период боевых действий, теперь уже убежденные сторонники глобального джихада, используя все средства, предлагаемые современным миром, переносят боевые действия на территорию самого главного противника – западных стран. Учитывая открытость западных обществ, наличие и доступность всевозможных средств передвижения и коммуникации, наличие многочисленных и разветвленных мусульманских диаспор и общин на «территории противника», сделать это не представляет никакого затруднения.

В современном мире, который становится все более открытым, взаимопроникающим, доступным, энергия озлобления и ненависти по каналам внутриобщинных, этнических, религиозных связей, через посредство глубокого чувства исламской солидарности очень легко доставляется до Нью-Йорка и Лондона. То есть, радикализация населения мусульманских стран автоматически приводит к радикализации мусульманских диаспор в западных странах. Которые, в свою очередь, благодаря своей глубокой «закладке» в западное общество, в результате такого радикального «перегрева» и детонации легко могут взорвать ситуацию уже изнутри самого западного мира. Мы сами все этому были свидетелями.

В-седьмых, если на этом этапе сами западные страны, даже объединившись в представительные альянсы, используя самое совершенное вооружение, объявляют войну «заигравшимся» в джихад боевикам и террористам, то и этот сценарий не сулит западным обществам успеха. Потому что пассионарности и самоотверженности у моджахедов несравнимо больше, нежели у изнеженных благами потребительской цивилизации западных солдат, а готовности к жертвам у мусульман несравнимо больше, нежели у западного обывателя, для которого каждая новая потеря очередного солдата на войне – большая трагедия.

Из ботинка возгорится пламя?

Эту исламскую пассионарность никак не удается перебить даже самыми страшными ковровыми бомбардировками и масштабными спецоперациями, потому как для воюющих моджахедов, вставших на путь джихада для обретения милости Аллаха, война – мать родна, а смерть – самая желанная в этом мире награда. А затяжные боевые действия, в которых зачастую погибает больше мирных жителей, нежели комбатантов, только увеличивают ряды сочувствующих и оказывающих им поддержку.

Своим самоубийственным сопротивлением и готовностью умереть ради своих идеалов, моджахеды ломают любую решимость и боевой дух западных обществ в затяжном противостоянии. Яркие тому примеры – уход СССР из Афганистана, США из Сомали, Израиля с палестинских территорий и из Ливана, сегодняшние неудачи США в Афганистане и Ираке. В итоге, западные силы, покидая поля сражений, оставляют после себя все более увеличивающиеся территории с развращенным войной населением, ненавидящим Запад и с твердой решимостью его уничтожить.

При таком раскладе ботинок аз-Зайди, так и не попавший в лицо Буша, обещает стать не символом долгожданной демократизации исламского мира, как это видится «Los Angeles Times», но последней по женскому истеричной выходкой матереющего на глазах араба-мусульманина. Так кого же из смертных благодарить исламским радикалам за такую форсированную смену женской парадигмы поведения арабского мира на брутальную мужскую и за такую ускоренную военно-политическую мобилизацию исламского мира, если не Буша?

© Содержание - Русский Журнал, 1997-2015. Наши координаты: info@russ.ru Тел./факс: +7 (495) 725-78-67