Бонн, Кёльн, Дюссельдорф

В избушке сидит Баба Яга,

морда жилинная, нога глиняная;

сидит и братец на лавочке,

играет золотыми яблочками.

"Гуси-лебеди", русская народная сказка

Что такое Бонн - это как-то можно понять: вспомним чопорную бонну, воспитательницу, по-нашему - няню, которая строго следит за поведением детишек - одергивает, окрикивает, наказывает. Мы привыкли с детства слышать: Бонн настаивает, Бонн считает, Бонн уполномочен заявить... Этот воспитатель мужеского рода, эдакий строгий надзиратель, который указывает, как надо себя вести.

Бонн стал столицей Западной Германии благодаря Конраду Аденауэру, уроженцу Кёльна, которого американцы после Второй мировой войны назначили командовать немцами. Аденауэр считал, что на восточном берегу Рейна уже живут не те, "порченые" немцы, так и получилось, что столица Западной Германии "отпрыгнула" так далеко от Берлина, заняла чуть ли не самый западный уголок немецких земель.

Бонн, Кёльн и Дюссельдорф выстроились с Юга на Север вдоль Рейна, как солдаты на параде, все - на "правильном", западном берегу. Между ними курсируют кораблики, так что часа за два-три можно добраться из Бонна до Дюссельдорфа. Рейн здесь, в своем средне-нижнем течении несет сильно, мощные струи его подхватывают корабль и тащат вниз по реке. Окрестности - вполне буколические, романтические, с вербами над водой.

Главная "фишка" Бонна для туристов - лазерное шоу на площади у древней кирхи: фонтан под музыку вскидывает струи, серебрится, золотится, голубеет и зеленеет, вскипает и пенится, пускает водяную пыль в глаза и стреляет фейерверками. Эту феерию наблюдает, пританцовывая и попивая пивко, толпа тысяч в пять-семь. С пивом или без пива, но это вправду красиво, и изумленный Бетховен, уроженец Бонна, смотрит на концерт "с другой стороны музыки", из-за фонтана. Бонн награжден талантом - здесь родился Бетховен! Памятник Бетховену несколько мрачноват, но и музыку он писал не самую веселую.

На берегах Рейна рождались бетховенские замыслы - и трубный глас из-за гор Бад Годесберга, плавных и мягких гор, с той восточной и мистичной стороны, которую так корил Аденауэр, навевали Бетховену музыкальные мотивы.

Но нам пора в ресторацию: какой визит в Бонн может пройти без посещения домашнего ресторанчика? Угощение начинается с подачи Кёльша - это нечто среднее между пивом и лимонадом, кёльнцы его считают пивом, а жители других германских земель за слабость градуса равняют с ситро (такой бытует анекдот: приехал берлинец к приятелю в Кёльн, зашли они в паб, и хозяин заказал Кёльш, тут гость и говорит бармену: в таком случае мне пепси-колу, пожалуйста).

А дальше, дальше? Но погодите, я забыл рассказать, как оказался в Бонне. Поводом для путешествия в этот славный город послужила конференция по нанобиологии. Нано - это следующее за "микро", миллионная часть метра - микрон, а если в тысячу раз поделить микрон, но получится нанометр. Бегают, снуют молекулы в клетке, наматывают нанометры. Наноинженеров интересует не жизнь молекул, а конструкции, которые можно из них слепить. Берут молекулу ДНК - и начинают её крутить, гнуть, ломать, потом приваривают её к другой молекуле, привинчивают - будто детский конструктор собирают.

Конструкцию, которая получилась, можно позолотить, посеребрить, загнать в элементы для компьютеров - или подбросить как наживку в бактерию - и посмотреть, что там еще налипнет? Они служат затравками кристаллизации: как на оконном стекле от мороза вырастают сказочные леса, - так и в растворах, в пузырьках являются чудеса молекулярных конструкторов, вырастают новые гомункулусы. Эти гомункулы сами смогут создать новый вид жизни. Они уже и сейчас гоняют молекулярные машины, задавая жару "простым" бактериям и клеткам.

Со всего мира собралось человек тридцать таких нано-алхимиков, чтобы поведать друг другу, каких новых гомункулов они наделали. Я сам не собирал уродцев в пробирках, не лепил новую наноцивилизацию: меня взяли из-за ДНК. Чтобы делать новых гомункулов, алхимикам хотелось узнать, на что способна молекула ДНК. И как раз этот вопрос я изучал: с детства мне интересно было знать, что происходит вокруг этой "главной молекулы".

Алхимики собрались на краю Бонна, в огромном парке Рейнауэн. Не в самом, конечно, парке - а с краю: здесь немцы построили какой-то невероятный по красоте и блеску институт. Если бы земляне собрались показать инопланетянам свои достижения, они бы повели их в этот институт. Название института "Цезарь" (слово это римское можно перевести как "Царь" или "Король"). Институт действительно царский, королевский по всем нормам, и когда я спросил немецкое начальство, не слишком ли шикарный отгрохали тут для ученых институт, мне ответили, что это как компенсация Бонну за то, что он потерял статус столицы. Столица ушла в Берлин, и как сиятельная особа, увела за собой свиту из чиновников. Взамен власти решили заселить Бонн учеными, создав им исключительные условия.

Как описать здание этого царского института? Представим уголок чистого и теплого моря, теперь вырежем его - и как есть, вместе с волнами, рыбками и кораллами, аккуратно перевернем на бок и поместим в аквариум, который повторит формами то же море (стены здесь изгибаются, как волны). А теперь превратим беспечных рыбок в увлеченных ученых, прекрасные кораллы - в компьютеры и приборы. Но все останется прозрачным: так что любой зевака может с улицы сквозь зелено-голубые стены видеть, как живут в аквариуме рыбки-ученые.

В этом аквариуме часто слышится польская речь: много здесь студентов и стажеров из Познани. Оказывается, содержание одного немца обходится институту дороже, чем затраты на двух поляков - потому и набирает рачительное немецкое начальство себе рабочую силу в соседней Польше. Легко летают милые польки по фешенебельным коридорам института - и кажется, что всё для них тут построено, именно для этих панов и пани, выходцев из сопредельных славянских земель, созданы царские условия...

Рядом с институтом расположен обширный холм, на котором пасутся важные гуси: разбиты вокруг розарии, бьют фонтаны, радуют глаз озера и клумбы - такие гигантские, что можно было бы поселить в сих озерах стаи крокодилов, - а в клумбах прокормить стадо слонов... Именно в таком райском уголке и должны водиться современные алхимики.

По вечерам, после рассказов о своих успехах в деле создания гомункулусов, алхимики разбредаются по парку, к ночи они собираются на трапезы: мощеные камнем дорожки ведут к кострищам, вокруг которых стоят огромные каменные скамьи. Здесь над кострищами заготовлены уже заранее, построены и решетки для жарки мяса... Боннские гуси любопытствуют: осторожно подбираются к кострам, вытягивают длинные, как змеи, шеи - присматриваются к нам. Я вспоминаю сказку "Гуси-лебеди". Там гуси украли мальчика и притащили его к Бабе-яге. Не сюда ли, не к этим ли жаровням притащили они мальчишку?

Как учёные смотрятся со стороны - знахарями, врачами и жрецами? Может быть, именно в виде Бабы-яги и Кощея Бессмертного изображали нас в сказках? Что знают эти гуси, что они тут уже повидали? Я оглядываюсь на своих собратьев, учёных из разных стран. Как черные крылья, встают тени за плечами учёного из Бразилии Дио Чапаны. Верно, он прямой потомок индейского шамана. Вот сверкает кощеевской лысиной доктор из Лондона Гай Камут, а харьковская красавица Нина Касьянко смотрится гоголевской Солохой из "Ночи под Рождество". Мы живем здесь, как в сказке, и духи героев древних сказаний вселяются в нас? На вечерних посиделках в парке Рейнауэн горят в костре дубовые поленья, пышут пламенем, согревая странную компанию алхимиков. Мы чокаемся рейнскими винами, попиваем и водочку, провозглашая тосты за создание новых гомункулюсов. Не так ли в глубокой древности жрецы, ведуны и ведьмы вкушали священную сому, напиток богов?

А утром все вновь обыденно, и даже не шумит головушка после принятого зелья - да, наша водочка пришла когда-то на Русь из Персии, и принимали её как лекарство, малыми дозами - лечились. Как меня вчера проняло: засмотрелся на гусей, что танцевали вокруг костра, и привиделось чёрт знает что...

Прошли наши заседания и трапезы, завершились угощения в царском институте, в отеле, ресторане и парке - перепробовали мы блюд немецкой кухни, которые казались порой подозрительно легкими: удобно расфасованные и нарезанные на мелкие кусочки, они были словно выкроены по какому-то дробному модулю. Чтобы гость не съел лишку - и не оставил на тарелке жирного куска, всё превращается в какую-то окрошку: тут тебе и ветчина, курятина, рыба, салаты, сыр, рис - всего понемножку... Глобализация дошла уже и до желудка, еда становится о по-китайски мелкой, удобной, вкусной - но и безликой.

Вот и закончилась конференция - и можно прогуляться по городу, походить по музеям, проехаться на трамвайчике. Но теперь я уже осторожнее присматриваюсь ко всему, что вижу вокруг, - всюду мнятся мне герои из сказок. Вот среди респектабельных пассажиров замурзанный пацан перевозит в трамвае какую-то невообразимую коляску, забитую рухлядью. Что это за немецкий беспризорник, куда его несёт? В ответ на чьё-то замечание ребёнок открывает рот, начинает говорить... на грязнейшем русском языке - мат-перемат!

Да, вот они где, ребятки наши - вот как катают они тут золотые яблочки. Как попал он сюда, какие гуси-лебеди его принесли? По несколько раз на дню встречал я соотечественников, бывших и настоящих, и почти всегда узнавал их по разговору: деньги считали, хлебушек покупали, трамвая ждали - и все действия сопровождали высказывания на русском языке ядрёной выпечки. Даже те, кто мог говорить по-немецки, внедряли в речь крепкие выражения при всякой возможности.

Самое горькое впечатление от Германии - от наших. От их сквернословия, от того, что легко растворяются они в низах общества, слоняются по улицам в полукриминальных компашках, от беспросветности и нищеты их жизни. Вспомнил я, как прочитал в свежем журнале "Октябрь" несколько забавных рассказов Александра Хургина. Рассказы были написаны в самой Германии, так сказать, изнутри - но боже мой, зачем же в первых строках автор начинает нелицеприятно шутить по поводу немецких дам? Разве можно этих милых фройнлейн называть мымрами? Я просто диву дался - мало того, что это - дешёвый способ заработать успех у невзыскательного читателя, шуточки казарменные вложены не в уста какого-нибудь Швейка, а так сказать, рассказчик собственной персоной так живописует грубости, эдакое саморазоблачение. Будь я немецкой дамой, я бы Хургина на порог к себе с тех пор не пускала. Хамит дядя. А жаль - пишет задорно, легко и даже не без юмора.

Вот и думаю я, с чего это наш человек, даже не самого "грубого помола", попадая в Германию, заболевает болезнью хамства. Других объяснений, как реакция на пресловутую немецкую функциональность, я не вижу. Они - механичные, а мы зато - живые! Вот что подразумевает это хамство. Вы такие правильные, прямые и ровные, а мы - исключения из всех правил, мы кривые и сучковатые!

Теперь я понимаю, почему не мог заказать себе гостиницу в Кёльне по Интернету - места-то были, а русских туда не селили, нельзя было не то, что бронировать места, а даже и заказать их: потому как в списке из сотни стран сразу за Реюньоном следовала Руанда. России не было! Не было мест для кривых и сучковатых! Немецкие гостиницы не пускают на порог неизвестных "русских хамов" - вот до чего мы дошли?

Пришлось мне из Бонна в Кёльн добираться "самопально", за час на трамвайчике (куда можно взять и велик) я промчался мимо полей, дачных поселков и хозяйственных дворов, скользнул глазом по Рейну - и оказался в центре города, который во всех концах мира знают благодаря одеколону. Кёльн знаменит как источник пахучей воды: L'eau de Cologne, в этой некогда римской колонии научились делать особую воду, которую смогли оценить французы (франкоговорящие земли находятся неподалеку: область Северный Рейн - Вестфалия, которыми управляет Дюссельдорф, граничит с Бельгией).

Я вдоль и поперек исколесил несколько кварталов, оставшихся от центра Кёльна (остальное сожрал вокзал). Здесь расположен знаменитый Кёльнский собор, который уже кажется больше символом времени, чем реальностью жизни. Реальность жизни - это вокзал, от которого до собора рукой подать, здесь царит пассажирская привокзальная круговерть, - а собор остается в небесах, занимая там больше места, чем ему оставили на земле. Тут же у собора помещается милый античный музей, где можно полюбоваться скульптурами и мозаикой.

Весёлый негр на набережной Рейна показывает уличное представление "Цирк из Африки", на которое собирается по паре сотен зевак, кораблики везут по Рейну туристов из Испании и Португалии, а в музее современного искусства показывают выставку транвеститов: всюду жизнь! Ополоумевшие от непристойных картинок зрители вываливаются на крышу музея и с сомнением поглядывают друг на друга: не трансвеститы ли? Кажется, здесь без нравственного содрогания можно смотреть только на небо (хотя и рядом с Кёльнским собором всё же поставили какого-то огромного Давида, розового, как поросёнок). Однако же еще не всё небо занято подобными экзерсисами, так что можно найти оскорблённому здесь сердцу уголок...

Всё же больше всего неба мы находим в аэропорту Дюссельдорфа. Построенный конструктивистом-фантастом, этот аэропорт сделан по последнему слову техники, и недаром сюда летят со всего мира - хотя и в Кёльне, и в Бонне есть свои аэродромы, но куда им до Дюссельдорфа!

Германия не желает средств на строительство. Быстрый "Рейнский экспресс" несёт пассажиров по дорогам мимо строек, мимо пакгаузов и хоздворов: всюду лежат-хранятся балки, рельсы, палки, всюду тянут шеи, как огромные гуси, подъемные краны - и приветливо машут своими носами. Всякая строительная вещь бережется здесь - за это можно полюбить Германию: за культ машин, деталей и механизмов.

Потому, наверное, и собираются в Германии алхимики: они тут вполне способны настрогать полки гомункулюсов с "мордами жилинными, ногами глиняными", да напустить их на нас. А уже если это будут Бабки Ёшки, Кощеюшки и Панночки - так не взыщите: каждый делает себе детище по образу и подобию своему. Большой мир наш глобально расчленённый да заново собранный, протезный и салатно-винегретный - такой же будет и микромир...

© Содержание - Русский Журнал, 1997-2015. Наши координаты: info@russ.ru Тел./факс: +7 (495) 725-78-67