Берлускони: символический уход

12 ноября 2011 года Сильвио Берлускони покинул здание нижней палаты Парламента Италии на холме Квиринал через боковой вход. Но ему не удалось избежать встречи с ликующей толпой, в которой, по разным оценкам, находилось от чуть более тысячи до десятков тысяч его ликующих политических оппонентов. Как написал британский «Экономист», только «политический крестный отец» Берлускони, социалист Беттино Кракси, покидал кресло премьера так же унизительно, как Кавальере.

Проницательный читатель (ныне – зритель новостей), наблюдая разворачивающиеся в Италии события, должен был бы задаться несколькими вопросами о политическом смысле и контексте автоматической отставки Берлускони. И первым из таких вопросов стал бы вопрос о том, почему технический по своей сути и четвертый в карьере уход с поста премьера вызвал в стране и за ее пределами столь бурную реакцию. Ведь Италия, будучи парламентской демократией со смешанной, но тяготеющей к пропорциональной системой народного представительства, больше любой другой страны привыкла и к коалиционным баталиям, и к постоянным вотумам доверия (правительствам Берлускони их голосовалось более 50), и к отставкам премьеров, и к техническим кабинетам. Постоянно блокирующая законотворческий процесс двухкоалиционность Второй республики – наследие противостояния демохристиан и коммунистов – раскачивает всю страну, как маятник, уже почти двадцать лет. Но именно сейчас отставка очередного правительства, кажется, расколола новую Италию как никогда до этого. История с восемью (или одиннадцатью – с учетом отсутствовавших депутатов) предателями всю неделю муссировалась в итальянском Фейсбуке; и она – только отражение вполне традиционного спора между сторонниками правых (они за немедленные выборы) и сторонниками левых плюс всеми остальными, которые вроде бы за техническое правительство, способное вытянуть страну из ямы госдолга и стагнирующего производства. Но даже привычная средиземноморская горячность не может объяснить, что погнало к Палаццо Монтечиторио столько народу.

Этот феномен имеет, как нам кажется, две интерпретации. Первая связана с делами исключительно внутри страны. Для многих неитальянцев результат разговора Берлускони с президентом Наполетано, который по конституции обязан подключиться в условиях падения правительства и легитимировать создание нового, был неожиданным: никто бы не поверил, что какой-то там кризис способен свалить мастодонта итальянской (анти)политики. Но если взглянуть на последние три года (собственно, время работы последнего правительства Берлускони), то мы увидим «эффект снежного кома» сразу с четырех сторон. Первая сторона – личная: скандал Bunga-Bunga и развод с супругой, вторая – предательство давних партнеров по коалиции, Джанфранко Фини и его «финианцев». Третья сторона – нарастание (и подрастание) новой волны леводемократических сопротивленцев и их новой активности, в том числе в СМИ и социальных сетях, а еще «на площади» (in piazza). И вообще-то любящие помитинговать, итальянцы в последние годы выходили на площадь не по экономическим, как французы или американцы, причинам, а из-за, например, несвободы высказывания – под руководством оппозиционных журналистов. Наверное, поэтому лево-ориентированные СМИ сразу поспешили приписать себе большую долю заслуг в отставке президента Совета министров (как он официально титулуется). В частности, «Репубблика» в ночь празднования отставки цитировала на первой полосе собственных форумчан: «Спасибо за все, «Репубблика», и так держать!»

Четвертая сторона – постоянная угроза краха евро и снижение доходов избирателей – была скорее устойчивым негативным фоном правления, что вынуждало популиста Кавальере постоянно уверять любимый народ, что кризис правительству по плечу. И эти уверения породили некоторую усталость – потому что любой, даже самый гениальный спектакль с оголенными девушками и кулинарными кульбитами за семнадцать лет может поднадоесть, а когда под боком Греция, а сверху Германия с Францией – тем более. В критический момент это выразилось в ощущении «конца эпохи», наступившего «вдруг», из-за «предательства восьми», одиннадцати, одного, миллиона – какая разница? То есть – вот катилось-катилось и докатилось, пузырь ожиданий рос-рос – и лопнул. Все вздрогнули – а как иначе? – и выдохнули.

Вторая интерпретация – европейская. Как пишут известные неитальянские исследователи политики в Италии М. Булл и Дж. Ньюэлл, Европа для Италии, несмотря на «американскость» внешней политики этой страны, все последние десятилетия была главным внешним ограничителем – и главной надеждой на то, что спасение страны от коррупции, клиентелизма, неэффективности и раздрая придет извне. Максималистская любовь итальянцев к идее ЕС не выразилась в успешном лоббировании интересов страны в Брюсселе, но это не уменьшило то уникальное чувство, что ли, стыда перед европейскими соседями и желания, чтобы кто-то оттуда навел в стране порядок, потому что свои политики на это не способны. И вот теперь у проницательного читателя есть большой соблазн объяснить уход Берлускони не просто давлением со стороны ЕС (никто, собственно, не ставил условием поддержки Италии отставку правительства), но добровольным подчинением парламента идее того, что дальше Европа просто не потерпит несерьезного отношения к экономическому положению страны. Саркози назвал ситуацию взрывоопасной; в ответ итальянцы сделали озабоченное лицо – и выразили правительству недоверие. Более того, само правительство в этом поучаствовало, чувствуя, что пахнет жареным. Кто не верит – пусть прочтет (правда, по-итальянски) «Письмо Италии к Европейскому Союзу» от 26 октября об очередной «мановре», то есть совокупности мер жестокой экономии, опубликованное в том числе лично Сильвио на его фейсбук-странице. «Репубблика» тут же назвала письмо правительства «мини-согласием ради собственного спасения»: «Не умеющие спасти Италию, они спасают самих себя», - написал известнейший итальянский журналист, ныне редактор «Репубблики» Эцио Мауро. И абсолютно в рамках привычного проевропейского спасательного дискурса продолжил в передовице: «Европа наложила принцип реальности на итальянский бухгалтерский макияж и фальшивую театральную постановку на тему государственных финансов». Но внутри страны уход Берлускони воспринимается скорее именно как личное «падение Берлускони» под давлением грозного будущего, чем как часть волны смены правительств, потерявших доверие парламентов по всему Средиземноморью. Как символ того, что потехе час, но делу время.

Второй вопрос со стороны проницательного читателя: а ушел ли Кавальере? И что, как говорит газета «Ежедневный факт», будет делать Берлускони после Берлускони? Ведь несмотря на потерю абсолютного большинства в нижней палате (но с сохранением «относительного», как выразился парламентарий Ла Русса) его партия в составе коалиции продолжает контролировать Сенат и вполне может ставить палки в колеса новому правительству. Берлускони продолжает возглавлять «Forza, Italia!», свою «медийную партию-компанию». И сам он в своем видеообращении (которое оппозиция с надеждой называет последним) пригрозил, что удвоит старания на благо страны. На голосование по доверию новому правительству он обещал не приходить, но все-таки пришел. Складывается ощущение, что будет как в известное песне: «Еще раз – уйти, чтобы вернуться». Уход Берлускони сейчас может быть изящной «мановрой» на время самой сильной волны кризиса, чтобы показать еще раз: «профессорское правительство» не справляется и нужна тягловая сила старого коня, изучившего борозды специфической национальной политики и экономики вдоль и поперек. Так что отставка может оказаться, как говорится, символической.

Третий вопрос – снова проявившийся раскол страны на «за» и «против» технического правительства, иными словами – за то, может или не может Берлускони попытаться вернуться в кресло премьера прямо сейчас, на основе нового народного мандата. Справедливости ради надо сказать, что в Италии это действительно вопрос ценностно-нагруженных позиций, раскола по послевоенным идеологическим линиям демаркации, а не только вопрос привязанности к одному человеко-образу. В символическом смысле союз правых партий («Вперед, Италия!», «Национальный альянс», «Северная лига» и меньших) до сих воспринимается как защита от коммунистической угрозы, поскольку, по данным оксфордского проекта The Manifesto, позиции итальянских коалиций, которые считаются право- и левоцентристскими, на самом деле уходят в зону, граничащую с крайними взглядами с обеих сторон.

Даже серьезней: раскол этот постоянно ставит страну на грань дестабилизации. В стране, по выражению известного политолога Джованни Сартори, поляризованного плюрализма в публичную сферу все время вбрасывается идея полной смены политической структуры в целом – то есть идея революции. Гуляющие по социальным сетям картинки типа «Против системы – в честь суверенного народа» Габриэле Ди Лючии – лучшее тому подтверждение. Неважно, кто твой враг; главное – победить. Именно поэтому один из самых популярных в мире блоггеров, бывший комик, а ныне лидер политического «Пятизвездочного движения» Беппе Грилло артикулировал в своем блоге надежду на то, что уход Берлускони – это поворот к строительству Третьей республики, свободной от берлусконизма как основы политической победы.

Но путь к настоящей новой политике кажется долгим: от Милана до Палермо на улицы вышли студенты, которые протестуют против «банкирского правительства» и забрасывают яйцами и дымовыми шашками офисы банков. Их лозунги («Займем всё») подобны лозунгам «оккупантов» на Уолл-стрит. Но вот в чем парадокс: если в США Occupy Wall Street явно имеет оттенок левизны и антиконсерватизма, то в Италии против «governo dei banchi» бастуют в первую очередь студенты правых взглядов – эти взгляды в Италии благодаря Берлускони ассоциируются с популизмом традиционалистской ориентации, и только во вторую очередь – те, кто за распределение доходов не по-банкирски.

И все же, как показывает, например, исследование Диего Гарциа из Университета Сиены, именно постмодерные черты современной политики в Италии играют важнейшую роль при определении партийных пристрастий. Эти черты – совпадение интересов в рамках текущей повестки дня и оценка лидера, а не близость по классовому, церковному, образовательному или территориальному принципу, как раньше. Почему итальянцы так привязаны к Берлускони – этот вопрос задают себе СМИ в любой стране мира, куда ни глянь. Интересно мнение Б. Л. Надоу в «Экономисте», известном своей бескомпромиссной антиберлускониевской позицией все последние годы. Она пишет, что Кавальере – олицетворение итальянской dolce vita, которая, конечно же, вариант American dream. С ней можно в чем-то согласиться: весь комплекс берлусконизма – смесь поводов завидовать и индульгенции жить как хочется, раз уж так позволяет себе жить сам премьер. Тут и власть в ее клиентелистском смысле – как возможность неформального влияния, «руления и разруления», как связи и доступ к ресурсам. Тут и деловая хватка на грани закона, и личное обаяние, и собственное мнение по любому вопросу, и традиционные ценности, и популизм, и весь комплекс медиасопровождения, сделавший жизнь политика бесконечным сериалом, и, конечно, футбол… Истинный cavaliere – наездник, оседлавший жизнь. «Квинтэссенция итальянского» - так называет его «Newsweek». Берлускони отличается от стереотипного представления о «настоящем итальянце» только одним: у него была реальная политическая власть, равной которой в стране не было ни у кого.

Четвертый вопрос проницательного читателя будет совсем прост: а что после Берлускони будет со страной? Новое правительство Марио Монти – проявление еще одного типичного итальянского маятника: от популистов к профессорам и обратно. Романо Проди, дважды занимавший кресло премьера, почти копия Монти: тоже бывший еврокомиссар, тоже носит кличку «Профессор» и тоже маломедийный персонаж. Даже интересно, как теперь обзовут Монти; Проди после первого премьерского срока назвали «Mortadella» - такой сорт миланской колбасы. Вряд ли и Монти удержит свою кличку «СуперМарио», хотя на Ютьюбе вовсю крутятся ролики с ним в главной роли на тему популярной игрушки. Существует, например, мнение о том, что Берлускони и его правительство были не так уж некомпетентны в экономических вопросах и что кабинетные экономисты загонят страну в еще больший кризис. Сторонникам Берлускони есть чем крыть: в последние 15 лет, в том числе в кризисные годы, экономика страны, по данным Би-би-си, росла, хотя и менее чем на 1% в год. Общий объем внешнего долга страны ниже, чем у других государств еврозоны. Общий госдолг страны достигнет примерно 120% в 2012 году – и, как считается, стабилизируется на этой отметке. Но другие показатели удручающие: так, из 179 стран Италия находится на 167 месте по приросту объема ВВП на душу населения за 10 лет. И даже если усталость итальянцев от Берлускони больше психологической природы, чем экономической, это не отменяет опасений Европы и давления на римскую элиту.

Монти возглавил не только технический, но и технократический кабинет: в нем нет ни одного политика. Политическое представительство в новом governo tecnico было возможно, но левые настолько не терпят правых, что заблокировали назначение правой руки Берлускони Джанни Летта на пост министра, сами лишившись возможности получить столь же значимый пост для своего представителя. Впрочем, сейчас любое правительство без правых будет намного «левее», чем предыдущее, и левым этого пока достаточно. Это доказывает и тот факт, что против нового правительства проголосовал 61 человек: 59 депутатов «Северной лиги», внучка дуче Алессандра Муссолини и депутат Доменико Щилипоти от одного небольшого политического объединения («Iniziativa Responsabile»), который пришел к зданию парламента с черной повязкой на руке и набором таких же повязок для всех желающих, заявив, что голосование в поддержку технического кабинета равносильно смерти демократии. Ведь это правительство не избрано народом, а назначено ему. Беппе Грилло называет Монти «премьер, избранный спредом» - разницей между ставками по итальянским (BTP) и немецким (BUND) казначейским обязательствам: 9 ноября ставка по итальянским бондам достигла 7%, то есть порога, при котором Греция, Испания и Португалия запросили помощи ЕС. Тем не менее правительство, поддержанное всеми фракциями, кроме правого фланга, можно назвать правительством консенсуса, и в этом смысле оно вполне народное; Монти обещал, что кабинет останется у власти ровно столько, сколько захочет парламент, то есть не будет бороться за кресла вместо исполнения своего долга. Не зря же итальянские газеты пестрят призывами к народному единству, сплочению и солидарности, а само правительство было собрано в рекордные сроки и получило рекордную по численности поддержку в парламенте, в том числе в Сенате.

Сам Берлускони, оставаясь депутатом, проголосовал в поддержку нового правительства. И это тоже своего рода символ – того, что турбулентная политическая жизнь в Италии продолжается. Что будет дальше с триллионным госдолгом и обязательствами перед Европой – пока неясно. Вся следующая неделя у Монти пройдет в консультациях: поддержкой Папы он уже заручился, теперь на очереди Ван Ромпю во вторник и Меркель с Саркози в четверг. Пока же в новом кабинете обсуждаются незначительные вопросы, маркировавшие, однако, противостояние правых и левых в свое время, – вроде «ici», муниципального налога на недвижимость, сумма которого для одной семьи не превышает нескольких сот евро; правые его обещали отменить и отменили, и новое правительство сразу взялось за его возрождение. Поэтому экономический смысл смены власти в стране будет понятен позже. А вот политический более-менее уже ясен: если Италия и могла сделать шаг в сторону Третьей республики, она сделала его сейчас. Как пишет «Ежедневный факт», «будем держать глаза открытыми» - чтобы не пропустить те небольшие соломинки, которые могут сломать, по известной пословице, спину верблюда современной политической системы Италии.

© Содержание - Русский Журнал, 1997-2015. Наши координаты: info@russ.ru Тел./факс: +7 (495) 725-78-67