Вечером 31 марта новостные СМИ передали, что известная правозащитница, председатель Московской Хельсинской Группы Людмила Алексеева стала жертвой хулиганского нападения. Как сообщалось, нападавший ударил 82-летнюю женщину по голове со словами: «Ты еще жива?». Произошло данное событие на станции метро «Парк культуры», в момент возложения цветов в память о жертвах недавнего теракта. В происшедшем, конечно же, разберется суд (пока нападавший отпущен под подписку о невыезде). Однако общественность шокировал не только сам факт агрессии против пожилой женщины, но и факт идентификации нападавшего с православными националистами.
Может быть, он и вправду совершил сие деяние из идейных соображений? И что тогда есть происшедшее - выходка одиночки, совершенная на почве личной неприязни? Или же враждебная акция, предпринятая одним неформальным общественным движением, руками (или рукой, в буквальном смысле) его представителя, против другого движения, в лице лидера последнего? Ведь сама Л.М. Алексеева в интервью Интерфаксу назвала происшедшее «спланированной акцией» и «предупреждением». По ее мнению, «в следующий раз... опять какой-нибудь неуправляемый человек позволит себе сделать что-то в отношении меня, но это будет более серьезная акция».
Психология «беспричинной» агрессии
Можно было бы долго рассуждать, отталкиваясь от упомянутого факта, о взаимоотношениях правозащитников и «нацмолов», радикальных молодежных националистических групп. Иными словами, тех движений, которые на оппозиционном поле не нашли точек соприкосновения ни с системной, ни с внесистемной оппозицией, и притом еще находятся в жесткой идейной конфронтации друг с другом - так, как будто каждое из них выступает «против всех» остальных. Но вряд ли подобные рассуждения приведут к чему-либо, кроме повторения избитых мест (в литературном смысле), домыслов и натянутых предположений.
Более интересно посмотреть на ситуацию с иной, социально-психиатрической точки зрения. Для начала – вспомнив инцидент месячной давности, когда известный в Томске общественный деятель, представляемый якобы «оппозиционером», напал на губернатора Виктора Кресса, ударив его по лицу со словами: «За смерть бабушки!». А еще раньше в том же ряду актов немотивированной агрессии, получивших международный резонанс вследствие всеобщей известности пострадавших, вспоминаются прошлогодние нападения в Милане на премьер-министра Италии Сильвио Берлускони (душевнобольной сломал итальянскому премьеру нос и выбил два зуба) и в Риме на Папу Бенедикта XVI (психически нездоровая паломница сбила понтифика с ног).
Давайте задумаемся: могут ли такие публичные нападения служить орудием политической борьбы, пусть даже для самых что ни на есть радикальных движений? И в чем их смысл? Подобные деяния, как правило, совершаются из личных мотивов психически неуравновешенными людьми. Для антисоциальных психопатов это оказывается способом привлечь внимание к собственной персоне (вариант «синдрома Герострата» для современного медийного пространства, где СМИ дружно «слетаются» на скандальный информационный повод, невольно делая преступников героями). Для более «серьезных» психиатрических пациентов – подсказанный затуманенным рассудком «выход» из душевного тупика, способ выплеснуть негативные эмоции, накопленные вследствие длительной фрустрации, нарушения адаптации как психологической, так и социальной.
При этом в представлениях агрессора будущая жертва может выступать виновником как его личных проблем, так и всеобщих социальных бедствий. Так происходит эскалация индивидуальной агрессивности, ее переход из узких рамок семейно-бытового или служебного конфликта на социальную арену, в форме публичной акции, совершаемой агрессором якобы по политическим мотивам. Подобное перенесение ответственности за свои психологические проблемы на других людей, поиск внешних виновников собственного внутреннего конфликта (его экстернализация) – один из общих механизмов душевных расстройств. При этом мнимый «виновник» превращается в личного «врага» и может стать мишенью агрессии, для обоснования правомерности которой порой даже может придумываться внешне правдоподобное объяснение.
Да, но причем же здесь политические убеждения агрессора? Ведь в классификации психических заболеваний «политических» рубрик не существует. И к счастью, мы живем не в СССР, где любое открытое проявление несогласия с существующим режимом рассматривалось как манифестация психического расстройства, и даже специальные диагностические рамки были созданы для официального превращения «несогласных» в «нездоровых».
А если общество больно?
Для прояснения ситуации нужно перейти от анализа индивидуальных психологических проблем к социальным, от душевных расстройств индивида – к «болезням общества». И тогда оказывается, что наше общество, его политическая система в течение долгих лет испытывают психологический кризис, становящийся сегодня препятствием социального развития и экономического роста. Когда власть, призванная выражать волю большинства граждан, к тому же еще игнорирует мнение «несогласного» меньшинства, то напряженность, неизбежно накапливающаяся в обществе, не находит выхода, а исподволь назревающие социальные конфликты не могут разрешиться легитимным путем. Да, на некоторое, возможно достаточно долгое время эти конфликты удается скрывать (прибегая к психологическим аналогиям, «вытеснять»), создавая иллюзию того, что их вовсе нет, или что они, по крайней мере, неактуальны. И этот рецидив «совкового двоемыслия» в перспективе чреват для нашего общества риском наступить на те же самые исторические «грабли», а в настоящее время – усилением проявлений душевного неблагополучия и ростом социальной напряженности.
Первыми эту растущую общую напряженность способны, как индикаторы, улавливать люди неадаптированные, психически неустойчивые, страдающие пограничными нервно-психическими расстройствами, связанными с нарушением эмоционально-волевой регуляции. У них-то и наступает срыв адаптации, в том числе в форме демонстративной агрессии. Пытаясь оправдать подобное поведение как в глазах общества, так и в собственных глазах, они могут прикрываться якобы политическими убеждениями, называть себя борцами за оппозиционные идеи… Все это, конечно, лишь видимость; по сути, искажение политической деятельности, ее выворачивание наизнанку, когда человек не общественные проблемы воспринимает как личные, а личные проблемы пытается представить общественными. В подобных случаях нужно говорить не об оппозиционности, а о псевдоппозиционности.
Для их разделения важен ответ на вопрос, заданный читателем моего блога: «Где та грань, которая отделяет оппозицию от душевной болезни?» На мой взгляд, таким отличительным критерием выступают моральные качества человека и его умение уживаться с другими людьми, вне зависимости от различий в убеждениях, способность решать спорные вопросы не путем «животной» агрессии, как во времена каменного века, а цивилизованно, с помощью диалога.
Вытеснение политики
К сожалению, нынешнее духовное состояние и уровень душевного здоровья российского общества, а также способ организации общественного диалога явно не способствуют, а то и прямо препятствуют поиску конструктивных решений социальных проблем. Позволю себе привести высказывание по этому поводу одного из комментаторов моего блога: «Нет возможности канализировать настроения - так и будет, а то и похуже... Занимает внимание под вопрос : откуда вокруг столько идиотов? Часто кажется, что это и есть норма! Причём не добрых идиотов, нелепых неумех - а именно озлобленных идиотов с «базой», с доморощенной идеологией, вывернутыми наизнанку мозгами». Сказано едко – но метко, и верно отражает последствия описанного социального «вытеснения».
Каким образом это вытеснение происходит на политическом «игровом поле»? После «удаления из игры» ряда оппозиционных «игроков» (вспомним «Яблоко», СПС и еще некоторые партии, прекратившие свое существование), изменились если не сами правила «игры», то, по крайней мере, ее стратегия и тактика. В тактическом аспекте «системная» оппозиция, допущенная в парламент, по сути консолидировалась с властью. Оппозиция же внесистемная не только разрознена, но и действительно находится «вне системы», отказываясь от взаимодействия с другими элементами социальной системы и оказываясь не в силах на нее повлиять.
В стратегическом же аспекте стала происходить деполитизация жизни для основной части населения, утрата большинством россиян интереса к публичной политике. Раз невозможно ни на что повлиять – так чего же и пытаться-то без толку? Здравомыслящий обыватель понимает: по отношению к власти надо вести себя либо полностью послушно (отсюда – консолидация конформного большинства, 2/3 населения), либо просто пассивно (оставшаяся 1/3). Следствием последнего стало происходившее в течение ряда лет снижение интереса к официальным оппозиционным движениям, маргинализация оппозиции и появление на этом поле рядом со старым правозащитным движением мелких, неоформленных, разномастных молодежных псевдооппозиционных групп, для заполнения пустоты по принципу «на безрыбье…»
То, что это группы именно молодежные, связано как с естественно присущим юности максимализмом и радикализмом, так и с углублением в нашем обществе идейного разрыва между поколениями, несовпадения их жизненных ценностей, усугублением традиционного противостояния «отцов» и «детей». Построенные же на основе юношеско-подростковой психологической реакции группирования общественные движения воспроизводят характерные черты поведения неформальных молодежных «команд», стремящихся сплотить ряды «своих» за счет жесткого противостояния с «чужими», занять свою нишу в бескомпромиссной конкурентной борьбе («кто не с нами…»). С самым же близко расположенным на политическом «поле» соседом – правозащитным движением, противостояние «нацмолов» оказывается наиболее острым. Это и борьба за «территорию», и идейное противоречие, и противостояние возрастное.
Итак, подытожу сказанное, возвращаясь к главной теме: нападение на Людмилу Алексееву – это случайность или закономерность? Является ли оно акцией одиночки или спланированной акцией определенных сил? На мой взгляд, происшедшее может быть неадекватным, неуравновешенным поведением отдельно взятого человека, и в этом смысле оно оказывается случайным. Но в целом то, что подобные тревожные инциденты происходят, закономерно – это является отражением нынешнего состояния нашего общества, роста общей напряженности, потенциально готовой вылиться в локальную агрессию.