Когда думаешь о жизни и смерти Вадим Леонидыча, невольно вспоминаются герои Н.С. Лескова, и прежде всего – Левша. Увы, прав Николай Семенович, о судьбах русских гениев говоря – прав до сих пор. Ведь как у Левши сложилось, а как – у пресловутого английского шкипера?…
Очень много было им сделано, исключительно много для одного человека. Даже трудно себе представить, что один человек мог сделать так много. И тем большая лежит на нас ответственность развивать его идеи.
Авторы «Вех» обвиняли интеллигенцию, тот политический класс, который делал революцию, в том, что он оказался не на уровне ее потенциала, не на уровне ее задач, не на уровне ее масштаба.
Всегда новаторская, глубоко и широко обоснованная научная мысль Вадима Леонидовича облекалась в высокопрофессиональные яркие и четкие формулировки.
Парадоксально, что единственный человек, который смог обнаружить смысл в существовании России-РФ, являлся поистине политическим маргиналом, причем и в значительной степени сознавал себя таковым, относясь предельно критически ко всем реалиям постсоветского общества.
Нам еще предстоит оценить масштаб этой утраты. Не хочется подменять человеческие эмоции высокими словами, тем не менее, эти высокие слова надо произнести.
Человек широких академических интересов, Вадим мечтал о синтезе политической науки, геополитического действия и житейской удачи. В последнем пункте ему страшно и горько не повезло.
Цымбурский был без ума от кошек. У него в достаточно скромных жилых условиях, набралось их более чем достаточно. Он постоянно рассказывал о них и часто даже упоминал о них в своих политологических текстах.
Мир тебе, дорогой мой Вадик! Мир тебе! Мир твоему праху! Я очень скорблю по тебе... Ты всегда пребудешь в памяти моей, всех филологов и политологов, а также всех своих друзей!
Вадим Леонидович яростно не хотел умирать. Он – человек, ощущавший себя выше окружавших его людей по интеллектуальной силе, по уровню образования, по оригинальности задуманного: созданного и не созданного.
В 1990-е годы статьи Вадима Цымбурского были тем свежим воздухом, который все же проникал в затхлое мерзкое помещение российской политологии.