Не философия должна быть частью политики, а наоборот, политика должна пониматься как момент философской жизни, иначе - скучно.
Если от книг любого реального философа и исходит какая-то опасность, то прежде всего для тех, кто хочет устраивать погромы. И соответствующие персонажи всегда чувствовали эту угрозу своему делу, исходящую от интеллектуальной культуры.
Ни романтизированное правыми понятие народа как нового субъекта социальных изменений, ни воспетые левыми новые социальные силы в виде освободительных движений третьего мира, бунтующих студентов, низов и отбросов городского дна, так и не стали субъектом истории.
Подлинный смысл "левацких" возмущений сводится к следующему: издаются мракобесы, не издаются интеллектуалы.
Война с памятниками уже имела место в истории нашей стране первой половины ХХ века. Результат? Памятников давно уж нет, а на их месте возводятся аляповатые новоделы. Так, может, следует опасаться не памятников, а новоделов?
До каких пор Microsoft Word будет с маниакальной настойчивостью автоматически заменять «Шмитт» на «Шмит»? Думаю, многие сталкивались с этой проблемой, и до тех пор, пока она не решена, рано говорить о шмиттианском засилье.
Я не знаю ни одного интеллектуала-«русиста», который бы мыслил Россию своих грез в юнгеровских категориях – как авторитарно-вождистско-милитарно-рабочее государство. Детской болезнью "правизны" русские националисты уже переболели.
Размежевание правого и левого в наши дни не условно. Очевидно, что поле наэлектризовано, что здесь налицо противостояние, которое будет только возрастать. И это хорошо. Значит, деполитизация интеллектуалов – не окончательный процесс.
Правые могут использовать идеи Гоббса или Шмитта, а левые – Сореля или Бакунина. И что, на этом основании следует запретить издание Гоббса и Бакунина?
Я вижу внезапно и непонятно чем спровоцированное развитие медвежьей болезни, причиной которой объявлены академические издания переводных авторов. Нам говорят: отсюда шаг до нацизма. Это – злостный навет.
Книга Юнгера – это книга о революции, которая требуется – еще и еще одна, сколько надо, – чтобы избежать конформизма и восприятия сложившегося тогда в качестве должного.
Что делать с национал-социалистическим наследием в нашу эпоху дискурсивного дефицита? Как, не опасаясь нацистских теней читать тексты Юнгера, Шмитта, Фрайера, других мыслителей, которых можно отнести к предтечам или теоретикам нацизма? Не опасаясь? Опасаясь не их?