Одигитрия была в Смоленске всегда. Сознание мирянина просто воспринимало это как факт. Ну, пожалуй, стоит добавить, что мирянина обычного, особенно не обременяющего себя историческими штудиями.
Спускаюсь с котелками к Городцу и вижу лед. С опаской ступаю – держит. Лишь слегка поскрипывает, потрескивает вдоль узких берегов. Но в одном месте – промоина, расширяю ее, чтобы набрать студеной воды…
Скончался Глинка за границей, в Берлине, где принялся изучать церковную музыку. Правда, верная сестра сумела перезахоронить великого брата на родине. Жаль, что не в Новоспасском. Но – слава Богу, он здесь родился.
Что там Индия или Непал, если никак не удается зачерпнуть пригоршню воды в истоке Днепра. Или хотя бы разбить веслом волну с отражением древнего Дорогобужа.
Всегда есть надежда что-то нагнать в дороге, а еще больше хочется многое оставить позади. И сразу удается по крайней мере обогнать все новости, как жужжащее кровожадное облако слепней.
Где-то мне встречалось это соображение о цветущем саде: природа его сновидческая. То есть, входишь в цветущий сад, как в сон. И ведь метафора верная: цветение мимолетно, пусть и продолжается неделю. А вспоминаешь – пронеслось мгновенно.
Удивительность переживания Нижнего – большого русского города, живущего своей жизнью, имеющего свой выразительный облик и свою местную жизнь.
Для меня нет никакой отдельной поездки в Киев. Теперь это уже одна большая часть жизни. Которая изменила меня. Как и Киев, я уже не буду прежним. Никогда в моей жизни не было столько Украины.
Пропасть между обоими мирами – миром сна и миром этой совершенно беззвучной ночи – показалась поистине трагической, да так оно и было. Так оно и есть.
Борис Рыбаков писал об одном убеждении предков: будто солнце в середине лета, в зеленые святки, играет. И мне показалось, что солнце, пришедшее в Белкино, было необычным. Космическим венцом оно лежало у ног березы, той самой, Славянской Матери.
В чем различие между греческими островами и Кипром? Греческие острова – острова поэзии. А Кипр – остров поэтики, остров, умеющий любоваться собой и правильно перечислить фигуры наслаждения, выдержать и строгий, и мягкий стиль жизни.
Нант – это прежде всего контрасты. Извечное противостояние востока и запада, мяса и рыбы, суши и воды. Город как бы вбирает в себя всю воду, пресную и соленую, мертвую и живую. Он живет на реке и с рекой, в его архитектуру и топографию прочно вписались изгибы Луары и ее притоков.
ЮАР - принесенная еще несколько столетий назад культура Голландии, Германии, Англии, при этом ставшая чем-то абсолютно своим и особенным, отличным от Европы.
Сарепта ввергла меня в уныние. Немцы, те самые гернгутеры, смогли на пустом месте построить город-сад. А соотечественники даже сохранить не смогли. Зато в Волгограде стоит самый большой памятник Ленину в мире – 57 метров.
Бертольд, высокий, худой, уже не мог вставать: он садился на кровать, перед ним стоял стол, по правую руку лежало солдатское удостоверение вермахта, на нем стоял колокольчик, которым он подзывал меня. Надо отдать ему должное, он не часто звонил мне.
В здании Совета Европы собралось около тысячи участников из 100 стран мира – в основном, общественных деятелей, политиков и представителей международных организаций. Российскими спикерами форума были Борис Акунин, Владимир Лукин и другие.
Туркмены напомнили мне муравьев, строящих, укрепляющих свой муравейник. Некоторые наверняка делают это без особого желания, но понимают, что иначе нельзя: понимают, что они граждане, и это их страна.
Иному современному городскому жителю, привыкшему к потреблению как смыслу жизни, сложно понять все эти краеведческие заботы. В ком-то статья вызовет отторжение, в ком-то даже злобу. Человек потребления привыкает получать только удобоваримое и приятное.
Древний город, если он живой, прекрасен тем, что древность в нем – не нечто обособленное, музеефицированное – вынесенное и обозначенное специально в качестве «древности». Она в нем повсюду, проглядывая в тот момент, когда ее вовсе не ожидаешь, как повседневность, реальность которой не требует особого удостоверения.
Астрахань так стремительно разваливается и беднеет, что если ничего не предпринимать еще некоторое время, то и особняки и берега Волги окончательно придут в упадок.
Благословенны поэты, если их строки вплетены в этот воздух, если они струятся дождем и лучатся чистым светом. И путешественник ненароком может найти их.
Я был в Екатеринбурге проездом и буду еще. И буду любоваться, пока не исчезнет в сумерках модерна последних времен этот прекрасный город, в котором я вижу – увы - так много столицы и так мало столичных жителей.
Город по-прежнему раздираем обломовским вопросом – "делать или не делать". Обломов из романа выбрал – не делать. Ульяновск местами делает (кое-что лучше бы и не начинал), местами – притворяется, изображая деятельность.
Свобода выражения личности, уважение друг к другу – имеют интересную форму в селе. Например, если селянин, приняв лишнего, устал и прилег в тени раскидистой вишни или яблони, то это воспринимается нормально, это не "валяется на улице", а "отдыхает в тени".
Жизнь в маленьком городе вообще полна абсурдной прелести и невыносимой тонкости бытия. В скромный рабочий день перед тобой могут сменять друг друга люди с такими именами, как Макка Уалитовна или Люция Леонидовна.
Да, Наполеон устремится дальше за вкусом славы, который он никак не мог распробовать с начала похода по этой земле. Здесь они находили сгоревшие сады, обугленные трупы, стаи ворон и зачастую вынуждены были есть конину и поджаренные злаки и ночевать под открытым небом. Такова была земля северных варваров.
Вникнем в особенности национального устройства. Русская Россия не понимает особенности национальных составляющих большой России. После исчезновения советского народа все национальности вспомнили о своих правах на свою историю и землю предков.
Сейчас вопросов о том, "где это" мне не задают. Спасибо 'Нашей Раше' – пропиарили город. И теперь Антон Павлович Чехов и Фаина Георгиевна Раневская стали в один ряд с товарищем Беляковым
Федеральная власть подливает масла в огонь, называя любые попытки возрождения и развития традиционных культур "национализмом". Но и сама попадает в заложники политики, пустившей на самотек проблемы во многих сферах, и остро стоящий национальный вопрос в том числе.
Если и можно говорить об "астраханском тексте", как говорят о "московском" или "петербургском", то это будет не аккуратная конструкция, выстроенная писателями с их ясным восторгом или щемящей тоской, а скорее домотканный ковер, который каждый доделывает, как хочет.
Если в регионах будут некие отдельные социальные лифты или отдельные способы самореализации, не затупленные на уход в Москву – то это и будет свидетельством того, что 90-е и нулевые прошли не безрезультатно.
Над ливийским посольством - флаг переходного совета. Сирийцы высылать дипломатов-перебежчиков и приглашать нового посла от Каддафи не стали. Даже проголосовали в ООН за признание полномочий делегации ПНС. Но совсем от друзей не отвернулись.
Это была настоящая элита. Не номенклатура, а нормальные, мирового уровня специалисты, без которых никакие программы модернизации сегодня не пойдут. Такую элиту сформировал имперский заказ. Имперский город Химки реально грозил Америке, выручал Африку и ближний Восток, «чертил маршруты по Луне» и всё такое.
Вообще, описывая происходящее в Ливии, всё чаще натыкаешься на терминологическую невнятицу. Кто сейчас "режим", кто - "армия", кто - "повстанцы", а кто - "сопротивление"?
Месяц не проезжал через издырявленную площадь Белорусского вокзала, а тут оказался на Ленинградском проспекте и оторопел - сносят главные корпуса Второго часового. Конечно, не шедевр архитектуры, но история у него богатая.
О том, что бывшая резиденция и командный пункт Муаммара Каддафи в Триполи казарма Баб-эль-Азизия превращена в музей, и туда теперь пускают всех, стало известно на прошлой неделе.
Хожу по нынешнему Тушину и вижу, что для большинства идущих рядом прохожих никакой истории нет и не было. Они просто живут в спальном районе. Нет, ребята, Тушино - не спальный район. Тушино – столица России.
Я не проводила статистических исследований общей картины жизни американской семьи, у меня просто вдруг оказалась возможность вести некоторые интересные наблюдения. О них я и поведу речь.
Нелюбовь москвичей к Путину майкопчанам совершенно непонятна. Майкопчане уважают Путина. Путин – человек здравого смысла, и среднетипичный майкопчанин – человек здравого смысла тоже. Интеллигентско-либеральные вскрики для майкопчанина – изыски.
Вообще-то, деревня умеет избавляться от уродов. Обычно даже угрозы «спалить» достаточно, чтобы вор, которого не смогли перевоспитать побоями, переехал в другое место. Почему же община терпела соседство этого упыря?
Социолог Артур Вафин в августе съездил к себе домой, в Пермь. Об этом он рассказывает в рубрике "Русского журнала" "Письма из разных мест".
За десять лет Артем Хасанов – сын сельской учительницы - окреп. Построил свой дом. Для фирмы открыли новый офис в центре города. Для него «нулевые годы» - это десятилетие жизненного успеха.
"Вертикаль" через норму закона 131-ФЗ "Об общих принципах организации местного самоуправления в РФ" легко дотягивается до самоуправления. Случай с Морозенко - "модельный". Противники выборности (как рудимента 90-х гг.) на него ссылаются.