Русский проект сегодня становится главным шансом для человечества. В условиях информационной глобализации - которая, в отличие от глобализации экономико-политической, является процессом объективным и прогрессивным - становится все менее вероятным автономное развитие человеческих культур. Сегодня судьбы культурных мегапроектов тесно переплелись. Полный "закат Европы" становится смертельно опасным, поскольку "Европа" пронизывает весь мир. Грядущий восход России - надеждой и шансом для человечества, потому что "Россия" пронижет и поведет весь мир за собой.
Оформить Россию
Россия находится на пороге грандиозной социокультурной революции. Это - совершенно объективный процесс.
Российское общество искусственно задержано в своем развитии на несколько сотен лет. Сначала петровские реформы создали на месте московско-русского "протообщества" типичный псевдоморфоз, когда еще не оформившемуся социальному организму были навязаны жесткие, функциональные, эффективные, но органически чуждые ему рамки западноевропейской цивилизации.
Искусственное сдерживание развития "собственно русского" культурного каркаса привело к колоссальному нарастанию внутренней напряженности, к формированию двух социумов - искусственно "продвинутого", европеизированного слоя дворян, бюрократии и интеллигенции (разночинцев), и столь же искусственно заторможенного в своем развитии слабоструктурированного народного "протообщества".
Столетиями Россия оставалась страной комаринского мужика, сукина сына, бегущего вдоль по ненавистной улице - назло всем - с голым задом (и хорошо еще, если перед этим он не запалил овин). Страной, в которой государство отождествлялось с "опричной" властью и вело себя в оккупационной логике, а подданные ощущали себя на чужбине и портили все вокруг назло оккупантам-начальникам. Страной, которая никому не наша, всем - "эта".
Энергия сжатой пружины начала высвобождаться после марта 1861 г. (освобождение крестьян) и окончательно уничтожила прежний социальный каркас после 1917 г.
Когда социальная энергия вырывается на свободу, есть две возможности. Она может рассеяться - если социальная активность не будет объединена, синхронизирована, настроена на единый ритм. В противном случае, если революционный процесс будет идеологически оформлен, возникает эффект колоссального резонанса, кумулятивный эффект собирания и целенаправленного выброса социальной энергии. "Синхронизация" общества состоит в нахождении общего для всех стиля, общей системы социальных мифов, общей системы ценностей. В результате происходит не только аккумулирование социальной агрессии, но и существенное усиление индивидуальности, ощущающей свою сопричастность к единому, гармоничному социальному оркестру. Возникает единая, "вертикально интегрированная" система бытового, культурного, социального, экономического и политического поведения. Процесс национально-культурного возрождения, процесс роста национального и индивидуального самосознания, процесс активизации внешней политики страны становится неудержимым.
Так случилось и в России после 1917 г. Однако важно отметить, что если факт социального взрыва определяется объективными количественными причинами (есть ли эта энергия и сколько ее), а новый стиль общественной самоорганизации - объективными качественными причинами (структурой и форматом всей совокупности социально-политических, географических, исторических и иных внешних условий), то конкретная наполненность "сильной идеологии" - следствие субъективных, иногда случайных факторов. Прежде всего личностных - кто именно лучше всего выразит "новый стиль", кто предложит наиболее "цепляющую" общество систему мифов и лозунгов.
России в 1917 г. не повезло фатально - победили Ленин и Сталин, гениальные стилисты, но при этом маргинальные, социально деструктивные и биологически безответственные элементы. Их гениальность как стилистов привела к поразительно эффективному аккумулированию революционной энергии, к небывало стильному и сильному позиционированию советской России, с которой никто не мог ничего сделать. Экспансионистские устремления социума опережали все иные (главным лозунгом был не лозунг "хлеба, мира и земли", а лозунг "мировой республики советов"; сторонники советской экспансии вербовались по всему миру - прежде всего из среды представителей авангардной культуры, лидеров мирового художественного стиля). Версия Суворова-Резуна о том, что итогом второй мировой стало чудовищное поражение Сталина, внутренне логична - до 22 июня 1941 г. проект всемирной экспансии сталинского стиля казался обреченным на успех.
Почему коммунизм Ленина-Сталина срезонировал в России, почему он так безудержно вырвался вперед в соревновании с другими претендентами на лидерство в "русском проекте" начала XX века (такими, как Колчак и Деникин)? Именно потому, что был в полной мере, безо всяких ограничений, направлен на идейно-стилистическую экспансию, на то, чтобы как можно более грубо и узнаваемо ответить на массовые ожидания русских (здесь и далее под словом "русские" будет пониматься вся совокупность людей, вовлеченных в проект "Россия", вне зависимости от этнической принадлежности).
Большевизм, провозглашая себя "революционным учением" и "социально-экономической теорией", вел разговор с народом исключительно языком проповеди. Никакие самые гневные ленинские филиппики против "буржуев" и "помещиков" не достигали такой степени гнева и ненависти, как его даже не богоборческие, а богоненавистнические призывы ("всякий боженька есть труположество"). Наиболее востребованной, наиболее мощной альтернативой большевизм стал вовсе не капитализму (которого в России в полной мере еще не было) и не феодализму (которого в России не было уже), а православию. Большевизм победил не как политика и не как наука, а как откровение.
Фактически именно большевики, а не неудачливый митрополит Введенский, стали настоящими "живоцерковниками". Они предложили народной душе свою лже-троицу (Ленин-Сталин-коммунизм), которая полностью воспроизводила привычный и укорененный народный архетип (Вечный Отец-Живой Сын-Святой Дух), перенося его из "Завета" в сегодня и делая живее всех живых. Произошло "обновление Завета", его "оживление", по своей мистической силе вполне сравнимое с тем, которое потрясло мир 19 веков назад, когда "ветхий завет" вдруг был заменен новым, существующим здесь и сейчас, и связанным с живым Человеком, о Котором сохранились рассказы тех, кто Его видел и слышал своими глазами.
Большевики - осознанно или случайно - ответили на главный запрос народной души. Предшествующее им столетие было пронизано жаждой живой благодати, живого общения с "живым Христом" - отсюда и бесчисленные "хлысты", спешившие к такому общению хотя бы в своей собственной душе, и прочие "старцы" и "сектанты", ставшие питательной средой революционного брожения в народных низах и пронизавшие общественный организм страны снизу до самого верху (на самый верх проник свой специальный "хлыст" - Распутин).
Все остальное было вторичным. Воскрешение Лазаря Миром, кормление миллионов крестьян Хлебом и отпаивание тысяч свадеб Землей - все это было лишь ритмическими заклинаниями, мифами для будущего Евангелия от Краткого Курса.
Беда оказалась в том, что по своей природе ленинизм-сталинизм оказался типичным "антихристом". Он был внутренне деструктивен. Он работал на биологическое самоуничтожение. При первой возможности, после смерти Сталина, его соратники изъяли из сталинизма казни и концлагеря, и тут же выяснилось, что это обессмыслило "большой стиль", лишило его всякой действенности, всякой стилистической привлекательности. Мистика развеялась. "Бог" умер. Исправленная "троица" "Ленин-Партия-Коммунизм" уже не воспринималась как воистину вечно живая. Все последующие (1954-85) годы были годами нарастания внутреннего напряжения в системе, утратившей сакральное содержание, годами, когда "идеология" стала мертвым каркасом, не только не синхронизирующим общество, но усиливающим тенденции его скорого развала.
Потому что грандиозный рывок 1917-1953 гг. стал "Великим Октябрьским Социалистическим фальстартом". Он вырвал Россию из "сосредоточения" до срока, он дал выход накопленной энергии мощного цивилизационного прорыва - но направил ее по негодному, чужому руслу. Потому что большевизм был ничем иным, как доведенным до предела, до абсурда выражением западного духа, западного стиля, западной истории. Порождением западных маргиналов, наиболее убогих и примитивных выразителей тех принципов и того стиля, которые обрекали "русский прорыв" на затухание и гибель. Потому что невозможно было надолго втиснуть новую, иную, не-западную душу русской культуры в убогий, жесткий и неуклюжий западно-марксистский каркас.
Период 1991-2001 гг. стал периодом нового выплеска социальной энергии. Она сохранилась (именно эта энергия, ярко выявившаяся в ходе самоорганизовавшейся общественной активности 1989-91 гг., развалила Союз), однако в результате сталинского террора и брежневского "либерализма" в обществе оказался наиболее ослабленным, наиболее "опущенным" именно элитный слой - управленцы, идеологи, гуманитарии, творческая интеллигенция. Жертвы величия и эффективности большого стиля, они оказались слабаками, непригодными для того, чтобы уловить новые ритмы, понять новые смыслы, придать форму новой революции. Единственный гигант - Ельцин - "отвечал" исключительно за энергетическую составляющую революции, за развал старого каркаса и высвобождение социальной активности. С чем он справился и что он интуитивно защищал до самого конца своего правления. Однако за политико-идеологическое оформление революции взялись профнепригодные люди, политические пигмеи.
В результате единственным позитивным достижением социально-экономического развития последних десяти лет стал беспредел. Именно беспредел, на фоне политики приватизации, создавшей базу для внутривидовой борьбы и естественного отбора, обеспечил условия для уникального селекционного эксперимента по скорейшему восстановлению энергичной, агрессивной элиты. Такая элита начала воссоздаваться - в меньшей степени в крупном бизнесе (там условия были более "культурными", зависящими от воли государства), в большей степени - в среднем и крупно-среднем (там, где приходилось бороться за физическое выживание). А значит, возникли люди, способные понять новый стиль, почувствовать его и оформить Россию, дав ей возможность, наконец, "рвануть" всей силой своей нерастраченной социальной энергии по своему собственному пути.
Закат и Восход
Собственный путь - это не привычная "западофобская" формула, отрицающая для России западные ценности. Речь идет о куда более сложных отношениях между Россией и Западом как проектами.
Вокруг "европейского выбора" для России на протяжении двух последних веков идет жесточайшее интеллектуальное противостояние, которое в последние годы стало особенно непримиримым и с обеих сторон насыщенным враждебностью. Одна сторона с всевозрастающим раздражением требует от России стать, наконец, цивилизованной (западной) страной. Другая сторона провозглашает Запад жестоким и подлым врагом всего русского.
Крайние выразители взглядов "сторон" все более необратимо дуреют. "Русопяты" заходятся от зоологической ненависти ко всему "западному" (сегодня - "либеральному") в истерике, в центре которой - антисемитизм, доведенный до предельной степени агрессивности и дикарства. На прилавки выбрасываются криминальные книжки, скинхедские настроения выплескиваются в Интернет, достигают отдаленных районов страны, становятся идеологией религиозных кружков; живые, остро переживаемые чувства ненависти и мести к вымышленным персонажам (которые выпили всю воду) вполне реально мотивируют к погромам отмороженную молодежь (и вовсе не только из числа социальных аутсайдеров). "Русофобы" нагнетают столь же истерическую ненависть к России, и эта ненависть - возможно, вопреки либерально-интеллигентским установкам творцов "оранжевого настроения" - приобретает отчетливо расистские черты. В результате возникает мощная морально-психологическая база антирусского неонацизма, насыщающая реальной живой силой бытовой расистской ненависти все "цивилизаторские" проекты "глобальных демократических революционеров".
Что говорить о дураках, радикалах и истериках: настроения взаимного неприятия и нетерпимости нарастают в оценках куда более продвинутых мыслителей. Нагляднейший пример - эволюция Александра Зиновьева, его трагический регресс от проницательного и мудрого аналитического постижения действительности во всех ее противоречиях к проповеди истерической ненависти к проклятому "западнизму", этому умышленному и злонамеренному супостату России. Столь же убедительна и эволюция взглядов "прогрессивной западной общественности", которая с неким облегчением вернулась к традиционному снисходительно-презрительному тону в отношениях с Россией после нескольких лет искусственного и не вполне искреннего доброжелательства в отношении ельцинской России. К крайним, неприязненным, насыщенным живой энергией отторжения интонациям тяготеют все сколько-нибудь пассионарные носители русских националистических и западных демо-миссионерских настроений.
Речь идет о нарастании взаимного неприятия на иррациональной, глубинной психологической основе. Которое приобретает особенно напряженный и загнанный вглубь характер из-за того, что его природа остается неосмысленной: обе стороны считают друг друга не "другим", а "недособой", продолжая навязывать друг другу собственные ценности и приоритеты.
Обе стороны продолжают спорить о "европейских ценностях" и о "выборе". Президент Путин, его идеолог Сурков и многие другие "умеренные государственники" говорят о "европейских ценностях" как о несомненных ценностях для "русского проекта" (мы согласны с этими ценностями, не надо нам их навязывать!), умеренные европейские и американские политологи убеждают Запад в том, что на самом деле подход к русским должен быть более терпимым, потому что их "европейский выбор" не может подвергаться сомнению. "Национал-патриоты" выступают против "ватиканских шекелей" с яростью отрицания "европейских ценностей", происходящего изнутри этих ценностей, из замены плюса на минус при сохранении содержания. Все говорят о европейских ценностях - о свободе, демократии, гуманизме, в концентрированном варианте - о "стремлении к материальному благополучию" и "справедливости", навязывая человечеству модель линейного исторического развития, и исходя из гипотезы о том, что "свобода", "демократия", "достаток" и "справедливость" одинаковы для Запада, России, Китая, Индии и др. Остается непонятым, что, используя одни и те же слова, разные культуры придают им совершенно свои, особенные смыслы, и что живущие бок о бок цивилизации могут видеть мир не наоборот, а просто по-другому. Птица не отрицает устрицу - просто с крыльями нечего делать в раковине, а с раковиной не надо пытаться летать.
"Европейский выбор" для России невозможен так же, как нельзя скрестить птицу и моллюска - это существа биологически родственные, из одного белка, но генетически несовместимые. Россия и Запад - не враги. Они соседи. В одних ситуациях - союзники. В других - конкуренты. Но ни Россия, ни Запад не могут навязать друг другу свою культурную матрицу, отформатировать друг друга по своему формату без взаиморазрушения.
У этой несовместимости есть важная особенность, парадоксально усугубляющая несовпадение - своего рода генетическая близость. Они близки как родственники, похожие друг на друга с точностью до "сдвижек". Их центральные, базовые ценности устроены по принципу "дополнительности". Они похожи - но не равны друг другу, как не равны друг другу западное "пространство" и русский "простор".
Западная "ценностная триада" (вовсе не "свобода-равенство-братство", это был просто такой пиаровский слоган) достаточно точно провозглашена гайдаровской партией "Выбор России" в 1993 г. в формуле "свобода-собственность-законность".
Эти ценности являются, несомненно, ценностями и для русской культуры - но ценностями второго ряда, производными, инструментальными, которые могут и должны применяться для обеспечения действительно базовых ценностей. Которые можно было бы выразить другой триадой - например, такой: "достоинство-творчество-солидарность". Символические слова могут быть подставлены другие (на место "достоинства" - "правда", на место "творчества" - "труд", на место "солидарности" - "братство" и т.д.). Но главное - в другом.
"Свобода" - и это достаточно давно осознанный факт - ценна для русского, но скорее в значении "воля", как "свобода от" принуждения и унижения, как инструмент обеспечения достоинства. "Собственность" - тоже ценность, но тоже инструментальная, становящаяся подспорьем для "труда" и "творчества". "Законность" - если и не пародируется прямо ("закон что дышло"), то вторична по отношению к "справедливости", закон - всего лишь инструмент для обеспечения "правды". Наиболее ярко несовпадение в русском и западном восприятии "закона" выражено в именах - основополагающего англосаксонского принципа "Rule of Law" (Правление Права) и первого свода законов "Русская Правда".
Близость - и одновременное несовпадение и непопадание - становятся причиной взаимоневосприятия. Причем это невосприятие накладывается на иллюзию понятности - что отличает ситуацию, например, от невосприятия европейца и японца.
В случае с японцем (индусом, китайцем и т.д.) имеет место глубокое непонимание, несовпадение базовых ценностей и приоритетов. С одной стороны - свобода-собственность-законность, с другой - "не терять лицо", верность корпорации и путь к нирване. Все - чужое, непонятное. Японец воспринимает европейца как "не-японца" (в худшем случае - варвара, гайджина, не-человека, чужого), а европеец японца - как "не-европейца" (в худшем случае - туземца, обезьяну, чужого). Можно бояться, можно ненавидеть, можно уважать.
Между русским и европейцем - другая дистанция. Ценности, казалось бы, знакомы и понятны, являются ценностями как для одного, так и для другого. Непонятны приоритеты. И в результате "инструментальное" отношение русского к свободе, собственности и законности - равно и столь же инструментальное отношение западника к достоинству, творчеству и солидарности - воспринимаются особенно остро, как что-то вроде святотатства со стороны близкого, своего, владеющего тем же понятийным аппаратом, а значит, "обязанного понимать". В этот момент и возникает опасный "обман зрения", связанный с тем, что внутри одной культуры способность путать базовые ценности и инструменты для их обретения - это свойство недоразвитого, недалекого индивидуума, не способного понять разницу между главным и второстепенным. Поэтому русский - на уровне бытовом, эмоционально-психологическом - воспринимает европейца как недорусского (именно на обсасывании этого восприятия со всех сторон построены все шутки Задорнова из цикла "Американцы - тупые!"). Европеец русского - как недоевропейца (именно на этом базируется тот особенно оскорбительный для русских "русофобский расизм", с которым так неприятно бывает сталкиваться в Европе, Америке и в международных организациях).
Расхождения между "русским" и "западным" очень глубоки, но слабо различимы. Обе культуры пользуются якобы одним и тем же понятийным аппаратом, но вкладывают в базовые понятия - каждый - свое, потому и возникающие культурно-ценностные системы столь неожиданно не совпадают.
Как уже было сказано, разительно отличаются представления о правосудии: абсолютный для Запада приоритет закона и права (пусть мир рушится, но торжествует закон) не совпадает с русским приоритетом правды: в первом случае главным объектом защиты становится собственность и свобода человека, во втором - его достоинство и воля.
Западная демократия естественным образом тяготеет к разделению властей и к принципу "общественного договора", когда выборы сводятся к своего рода тотализатору, к условному акту (победа достигается минимальным, иногда условным, большинством; ее легитимность обеспечивается согласием "проигравших" не признание формальности и условности цифровых подсчетов). Русская демократия имеет тенденцию к тотальной смене парадигм, к замене одного "подавляющего большинства" другим - поскольку общественное согласие может не унижать достоинства гражданина только в том случае, если он согласен с большинством (поэтому смена режима возможна - но только вместе со сменой господствующего общественного мнения, что так ярко проявилось и в 1917, и в 1991, и в 2000 гг.). А структура русской власти - стремясь к сохранению преемственности - тяготеет к разделению власти и управления, к созданию "двух вериткалей" (царь и бояре; партия и правительство; администрация президента и правительство), одна из которых реализует властные проекты, а другая стремится обеспечить сонаправленность этих проектов намерениям "правящего большинства".
Очень похожи, но структурно различны системы ценностей и в других сферах жизни. Западный "рабочий класс" - это эффективные собственники, для которых наемный труд является одной из форм бизнеса. Лидеры русского купечества (а в какой-то мере - и некоторые наиболее харизматичные "новые русские" современности, вплоть до активных врагов "режима") - это деятели, для которых капитал является прежде всего внешним условием, позволяющим жить и действовать по своему усмотрению, по своей воле, никому и ничему не подчиняясь. Именно это разное отношение к деньгам создает на Западе известный анекдотичный образ "русского варвара", "мистера Челски", тратящего собственность на удовлетворение непонятных прихотей - а в России столь же анекдотичный образ западного скопидома-эгоцентриста.
Совершенно по-разному устроены человеческие сообщества, возникающие вокруг производства, бизнеса, политики и т.д. - западный человек тяготеет к корпорации или к свите, легко и уверенно чувствуя себя в разных иерархических системах; русский хочет работать в команде, где разница в позициях и в уровнях ответственности не имеет никакого отношения к ощущению собственной значимости, которая (в отличие от денег и прав) должна делиться на всех примерно поровну. В конце концов, совершенно не случайно даже в соцстранах Запада бытовым обращением оставались "пан" и "герр" (ничего неуютного в "господине", коль скоро так обращаются друг к другу все, нет) - в то время как в России до сих пор не избавились от такого естественного бытового "товарищ". Очень важно заметить, что на Западе "товарищ" тоже прижилось - но только в одном контексте: в военной среде, в офицерском корпусе, а также в военизированных по форме и духу политических структурах. Отсюда - взаимное неприятие: одни видят общество, похожее на одну большую армию, других тошнит от необходимости признавать окружающих "господами".
Эти "маленькие различия", куда менее заметные и более парадоксальные, чем между метрической и англосаксонской системами гамбургеров в "Pulp Fiction", могли бы завести отношения между двумя соседскими культурами в абсолютный тупик, довести их отношения до коммунальной склоки глобального термоядерного масштаба, но есть одно обстоятельство, которое позволяет сделать иной прогноз. И это обстоятельство - молодость русского проекта.
Русская цивилизация моложе западной - примерно на пять-шесть веков. Ее начало относится к 1000 гг., когда на просторах Европы уже буйным цветом цвела молодая готика. Русская цивилизация достигла подросткового возраста в пиковый момент европейской истории - к XIX веку - и ее формирование, искаженное искусственно навязанной петровской матрицей, пришлось на те времена, когда технический, индустриальный и информационный тренды уже были подарены Западом всему человечеству. Поэтому техника для России - это не западная блажь, как предполагал Шпенглер, не чуждая непонятность, от которой русские избавятся, окрепнув и став на собственные ноги, а элемент ландшафта, неотъемлемая черта реальности. Равно как и информация - потому что первой и главной формой искусства, обозначившей всемирный старт русского проекта, стала литература (больше, чем литература, чем поэзия, чем политика и т.д.).
Россия едва не стала фатальной жертвой "петровского псевдоморфоза" - маргинальный проект западных радикалов, коммунизм, срезонировал в русской душе на таких ценностях и ожиданиях, которых и не подразумевали авторы идеологии (недаром они так бурно шарахнулись от первого и самого пассионарного своего русского союзника - Бакунина), и, в конечном счете, едва не разрушил Россию как проект окончательно. Но жертвой "фальстарта России" едва не стал и Запад - как в свое время варвары, разбуженные и взбудораженные громом и блеском Рима, хлынули по направлению к Вечному Городу и едва не погубили его за несколько столетий до срока, так и "разбуженная" до срока Россия едва не взорвала изнутри цивилизацию Запада, спровоцировав в его недрах развитие онкологических процессов (в том числе таких, как фашизм, сгенерированный в недрах западного общества для защиты от досрочного нашествия русских варваров).
Фальстарт отбросил Россию назад - но не намного. А между тем признаки одряхления Запада становятся все более наглядными.
Западная цивилизация на глазах утрачивает главное конкурентное преимущество - из цивилизации, подарившей человечеству научно-технический прогресс, она трансформируется в цивилизацию юзеров, не выдерживающую сложности тех технологических процессов, которые пронизывают повседневную жизнь. Все меньше людей в информационном обществе способны без помощи специалистов пользоваться инструментами повседневной надобности - от бытовой техники до компьютерных программ. Все менее способной к воспроизводству активных творцов (без которых невозможно воспроизводство прогресса) становится система образования.
Ритуализация, к которой сводится все больше практик западного человека, выхолащивает его культуру, этику и политику. "Политические юзеры" вырабатывают набор инструкций, которым, в основном, подчиняются (правила политкорректности), и оказываются неспособными противостоять вызовам действительности (например, всемирной агрессии исламских террористов) - как грамотный "сетевой" человек вряд ли оказался бы способен эффективно действовать в городе, разрушенном прямым попаданием метеорита.
Ленин ошибочно назвал "империализм" - западное индустриальное общество, возникшее на рубеже XIX-XX веков, - "высшей и последней стадией капитализма". Этой стадии предстояло пройти через мировое противостояние с другой стадией развития "капитализма" - коммунизмом, - чтобы затем на руинах ялтинской системы вырос уродливым грибом глобальный демократический постимпериализм начала XXI века. Отличие этого постимпериализма от коммунизма в том, что коммунизм был порождением западных социально-экономических маргиналов, случайно подхваченным и многократно усиленным русской энергией. А "троцкистско-вулфовицкий" проект - это в полной мере мэйнстрим, порождение современного состояния западной экономики, западной морали, западной истории. Порождение в полной мере "закатное" - закоснелое, агрессивное, не разбирающее дороги, не способное быстро и эффективно менять стратегию и тактику с учетом изменения обстоятельств.
Вопрос лишь в том, с какой скоростью Запад закатится, кому и какой ценой проиграет.
Русский формат
Потому что вариантов несколько, и выбор одного из них в самой существенной степени зависит от России, от судьбы русского проекта.
Сегодня Россия ослаблена и не может оказать прямого силового противодействия попыткам остановить ее развитие (потому что возможность нажать на ядерную кнопку - это "оружие последней надежды", не применимое в реальности без самоубийственных последствий). В то же время, радикальный "исламский" проект - проект атавистический, обреченный, но в своей обреченности агрессивный и разрушительный - способен "подвести черту" и под своей историей, и под историей Запада, но сделать это таким образом, что за чертой не будет места ни для России, ни для homo sapiens как биологического вида. Такие же последствия вызовет и крах русского проекта, который может стать результатом неправильного выбора России, неправильных действий ее народа и ее элиты.
В то же время возрождение русского проекта, обозначенного и пущенного по негодному пути в середине XX века, - это процесс всемирного значения. События XX века показали, что русская культурно-ценностная матрица, даже втиснутая в искусственные рамки западного марксизма, оказалась необычайно привлекательной. Именно она была воспринята на огромных пространствах планеты - от Латинской Америки (где рождались дети по имени Владимир, Ильич и Ленин) до Африки и Китая. Именно "русская матрица" - со всеми коммунистическим уродствами и напластованиями - оказалась эффективно воспринята и переработана китайским суперэтносом, сильная и древняя культура которого к началу XX века выдохлась и стала архаическим памятником самой себе - вроде египетской и эллинской - и совсем бы сошла со сцены, если бы не огромность народа (который удержался от распада и восстановился как единое целое только после 1949 г.).
Речь не идет о победе России над Западом. Речь идет о новом формате, который Россия может предложить человечеству, о новом способе восприятия и преобразования действительности, способном преодолеть трагические разломы на теле человечества, порожденные Западом, его эффективной, энергичной, экспансионистской культурой, оказавшейся неспособной к смягчению глобальных противоречий, к формированию более однородного и солидарного общества, в котором информационная связность и научный прогресс не сталкивались бы в смертельной схватке с кризисом неравномерности распределения богатств.
Только "русский проект", для которого богатство является не целью, а ресурсом, способен конвертировать грандиозные материально-технические достижения Запада в гуманитарный прорыв. Но для этого прежде надо суметь конвертировать в русский прорыв - хотя бы ресурсы стабилизационного фонда.
Сегодня Запад, переставший - для очень многих в России - восприниматься как друг и союзник, - остается для России и для русского истеблишмента безусловным ценностным ориентиром. Не из зловредной ангажированности Западом, не из "предательства", а всецело под обаянием чужой ценностной матрицы русские политики навязывают России гибельный финансово-экономический догматизм, аннулируя тем самым фантастический дар судьбы, предоставленный природой и мировой экономической конъюнктурой для "русского прорыва" во всемирном масштабе.
Важно отметить, что и более "патриотический" проект - проект "энергетического лидерства" России - тоже западный по сути и духу: он претендует на занятие Россией своего, очень важного, места в мировой системе, построенной по чужим правилам. В то время как речь должна идти об обоснованных претензиях на то, чтобы диктовать свои.
Но сможет ли Россия отформатировать мир по-своему?
Сегодня латентный "русский проект" зарыт глубоко в недра клановой, эгоистичной и западоцентричной политики русского политического класса. Путин обеспечил России шанс на возвращение к ее цивилизационной миссии. Путинская "стабильность" стала способом поместить страну и цивилизацию "на сохранение", чтобы не допустить осложнений и преждевременных родов. Сегодня время стабильности заканчивается. Пора рожать.
Политический класс страны - в какой бы партии или в иной форме он не структурировался - должен стать партией национального прогресса.
Профессионалы имеют право мыслить в привычных категориях, обдумывать предельно конкретные организационно-финансовые меры, перенаправление финансовых потоков, аккумулирование бюджетных ресурсов, привлечение крупного и иного бизнеса под программы и проекты. Но при этом необходима заостренная, внятная артикуляция смыслов, необходим радикальный переворот в массовом сознании - первичной должна стать оценка объема работ, вторичным - расчет необходимых затрат, и на последнем этапе должны быть определены способы привлечения ресурса в том объеме, в котором нужно для решения поставленных задач в полном объеме.
Целью национально-прогрессивной политики должно стать немедленное и эффективное обретение смысла, революционная замена политического словаря, обозначение - не национальных бизнес-проектов (эти проекты - хорошая предстартовая "затравка"), а понятных и общезначимых национальных сверхзадач.
Сегодня Россию разрывают между богатыми и бедными (социальный разрыв); между Калининградом и Владивостоком (ограничения на национальную мобильность для миллионов, в результате - глобальный социальный перекос между регионами); между властью и обществом (коррупция, недоверие, неэффективность аппарата); между людьми (низкий культурный и моральный уровень, бытовое и криминальное насилие); между враждебными соседями (разные группы внешних интересов не заинтересованы в укреплении и даже сохранении России).
А значит, перед страной следует ставить задачу Обретения России. У обретения России может быть много уровней. Среди них - Обретение будущего (рост количества и качества населения: радикальная поддержка деторождения, создание государственной системы качественного дошкольного и школьного воспитания для детей из всех социальных групп, "педагогическая революция", национальная программа набора в "учителя-волонтеры", их мобилизация и рассылка по всем регионам страны). Обретение страны (обеспечение общедоступности всех концов страны для каждого ее гражданина, инвестиции в специальные программы развития дешевого общедоступного транспорта, национальная программа мобильности, программа "национальные гастроли" - система выезда в регионы не только лучших артистов, но и лучших образовательных, научных, производственных проектов, создание филиалов лучших вузов, новых заводов в отдаленных районах страны, передача части столичных функций в Калининград, Тюмень, Тобольск, Хабаровск, Петропавловск-Камчатский; глобальная программа заселения необжитых территорий - в жесткой связке с программой интенсификации рождаемости). Обретение знаний (полномасштабное возрождение и усиление роли фундаментальной науки и образования, провозглашение близкой цели - восстановления роли России как мирового лидера в науке и образовании, "возвращение мозгов" - создание финансовых и инфраструктурных условий для того, чтобы лучшим ученым-выходцам из России было престижно и выгодно возвратиться в страну, превращение лучших вузов России в центры международного образования; культ науки и образования; инвестиции в социальный престиж интеллектуального труда). Обретение нации (национальная программа солидарности и толерантности, изменение качества частных отношений между людьми). Обретение власти (радикальная дебюрократизация: создание системы общественных советов по искоренению взяткоемкого законодательства, уничтожение разрешительной практики, создание системы "одного окна" по всем вопросам, автоматизация налогообложения при установлении верхней грани суммарного налогообложения; экзаменационно-конкурсная - вариант: мобилизационная, по типу альтернативной службы - система замещения должностей в аппарате). Обретение планеты (восстановление лидерской роли России в мире, система межнациональных инициатив, интернационализм как союз национализмов и как реальная альтернатива глобализму, политика "цивилизационного фронтира", четко обозначенная, идеологизированная и эмоционально нагруженная система союзов - "У России есть интересы и у России есть друзья" - и главная идея: глобализм и терроризм - это два врага суверенных наций, два врага России и ее друзей). Наконец, Обретение Вселенной (провозглашение и реализация амбициозных мега-проектов, способствующих интенсификации науки, производства и т.д., но при этом мотивированных миссией России, ее ролью мирового лидера: мощные космические проекты - международные и собственные, провозглашение многолетней программы пилотируемых полетов; военная наука и промышленность, военные мега-проекты, супероружие; Антарктида; стратегическая геологоразведка и т.д.).
Отказ от самого западного принципа экономического проектирования, решительный уход от "реформаторства" превращает задачу "экономического роста" в задачу национальной мобилизации экономики. Мобилизованная экономика отличается от страшилки либералов - экономики "мобилизационной": мобилизационная экономика - это экономика ради мобилизации, мобилизованная - призванная на службу России.
Столь претенциозная постановка вопроса вполне оправдана и своевременна. Россия беременна новой идеологией, новым стилем жизни и творчества.
Особенности нового стиля уже выявляются. Если сравнивать его с западным стилем, то вспоминается XIX век: русский стиль сегодня - это стиль мирового фронтира. В нем сквозят сила, решимость, забота и экспансия.
Любая социальная агрессия, любая форма идеологического оформления молодого и активного общества чревата серьезной угрозой. Новизна стиля не гарантирует от того, что лучшими стилистами не окажутся новые Сталины и не предложат обществу новый самоубийственный, деструктивный проект, допускающий физическое уничтожение "особей собственной стаи". Тот образ новой России, который вместо медведя напоминает о волке, рискует предстать в образе гиены, пожирательницы падали и собственных детенышей. Деструктивные формы нового стиля могут исходить из низовых, маргинальных слоев аморфного российского социума. В этом плане особенно опасны попытки представителей новой власти ответить на ощущаемую всеми востребованность идеологии, большого стиля попыткой возрождения сталинского большого стиля - будь то в искусстве, будь то в музыке, в архитектуре, тем более в политике. Старый гимн, культ чекизма, политический патернализм и т.д. - все это, на фоне реального нарастания внутрироссийской социальной энергетики, может привести к действительному воссозданию сталинского стиля именно как единого стиля - то есть с казнями и ГУЛАГом.
Предотвратить или отменить процесс нарастания степени энергетичности и социальной агрессивности российского общества нельзя. Смягчить его нельзя тем более - тогда неминуемо выиграют вурдалаки (как большевики у Деникина и Колчака). Внедрить правильные мысли через просветительские механизмы, через пиар либеральных ценностей, через поддержку правозащитников - невозможно. Привлечь на помощь Запад - бессмысленно: если возрождение России пройдет по сталинскому варианту, Запад дай Бог чтобы смог помочь сам себе, а если пойдет по варианту русского прорыва, то Запад будет из последних сил сопротивляться против такого форматирования, пусть даже ценой собственной и всего человечества жизни.
Единственное, что можно и нужно сегодня сделать - это ввязаться в осмысленную и отчаянную борьбу за русский прорыв, за идеологический переворот. Это - огромная, массовая и абсолютно творческая работа.
Идеология сегодня важнее энергетики. Идеологический прорыв - единственное условие стратегического выигрыша России. Речь не идет о "великодержавных притязаниях" в рамках привычного миропорядка. Речь идет о том, чтобы создать и возглавить миропорядок новый.
Россия имеет для этого основания. Новый миропорядок - это устройство глобального информационного мира, основанного на знаниях (поскольку иначе будет потеряна управляемость), межнациональной солидарности (поскольку иной подход - интернациональной системы централизованного управления - обречет мир на смертельную попытку выстраивания единой глобальной вертикали) и экспансии в отношении природы (поскольку только такая экспансия обеспечит необходимое расширение жизненного пространства и необходимые ресурсы для жизни и роста человечества). Человечество, которое сможет строить такой миропорядок, нуждается в том, чтобы в основе его культуры лежали творческая энергия, взаимное уважение и солидарность. А значит, оно должно быть человечеством, отформатированным по-русски.