Любая ценностная политическая позиция с неизбежностью является радикальной. Поэтому не-радикальная политическая позиция - это либо так называемая "умеренная" политика, т.е. постоянная готовность жертвовать своими ценностями во имя условного мира с врагом, либо это отсутствие каких-либо ценностей вообще. Таким образом, типология политических акторов предполагает взаимоотношение трех типов: "радикалов", "умеренных" и "конформистов".
Однако политический радикализм далеко не всегда предполагает наличие радикального сознания у своего носителя. Радикалом, по большому счету, может оказаться любой "нормальный" человек с принципами, каким был, например французский националист Шарль Моррас, просто оказавшийся в ситуации, когда его принципы теряют силу всеобщей конвенции. Моррас просто хотел, чтобы Франция была нормальным, сытым, стабильным суверенным государством без особых претензий вовне, но "нормальная, сытая, стабильная суверенная Франция" (и даже без особых претензий вовне) однажды перестала быть главной ценностью для самих французов, и провинциальный мещанин Моррас оказался радикалом в глазах большинства.
Проблема такого типа вынужденного радикала как Моррас, то есть радикала, не осознающего себя в качестве такового, заключается в отсутствии у него радикального сознания, какое было, скажем у Наполеона, который выступал за Францию суверенную, но не совсем "нормальную", совсем не стабильную, сытую по случаю, но именно потому, что с большими претензиями вовне. И именно с этого феномена - феномена радикального политического сознания имеет смысл говорить о природе политических процессов в России последних пятнадцати лет, потому что именно это сознание породило то исключительное политическое бытие и эволюционировало вместе с ним до сегодняшнего дня и дальше...
Радикализм как состояние сознания является следствием травматического, и не столько психологического, сколько именно экзистенциального, переживания той глубинной пропасти, которую образует история между существующим и должным. Между тем как есть и тем, как должно было бы быть. Между порядком вещей и порядком ценностей. Текучая здесь и сейчас реальность имманентного мира отрицается как принципиально ущербная и противопоставляется ценностному идеалу, трансцендентному по отношению к любой возможной реализации в предлагаемых обстоятельствах. Реальность обесценивается, трансцендентные ценности становятся все более реальными.
Конечно, ничего особенного здесь нет: такое представление о мире закономерно для религиозного (сакрально-фундаменталистского) сознания, секулярная проекция которого дает любой тип политической идеократии. Однако на этом феноменология радикального сознания не заканчивается: в противном случае мы, как либералы попперовской школы, не видели бы разницы между Шпенглером и Гитлером, между шпенглеровской идеологией национал-социализма и гитлеровской практикой нацизма.
Конечно, оба феномена, как и вообще все идеократии, остаются врагами "открытого общества"', но это не в силу их общего радикализма, а в силу радикализма самого "открытого общества", предлагающего лишь очередной вариант самой идеократии. Мы можем провести максимально точные различия среди различных типов радикального сознания в их содержательной части, нарисовать весь спектр политической радуги со всеми оттенками каждого цвета, но здесь проблема стоит серьезнее: как отличить радикала, представляющего смертельную опасность для мира, от радикала, только предлагающего иную версию политического мироздания? Для этого мы должны отличать радикализм отрицающий от радикализма утверждающего.
Первый тип радикального политического сознания можно прямо назвать " нигилистическим", его исторические корни в явном, проступающем виде восходят к манихейству III века, то есть к самой радикальной версии гностицизма. Имманентный мир ("тварный" или "проявленный" - в данном случае это не важно) отрицается как ущербный в своей изначальной основе - ему противостоит полагаемый идеальный мир, трансцендентный этому по определению.
В отношении существующего мира возможно только два политических решения - либо его радикальное преобразование в максимально короткие сроки (что заведомо признается практически невозможным), либо его уничтожение, то есть "освобождение" агентов идеала из племени "зло-демиургической" реальности. Вся философия нигилистического радикализма строится на отрицании ценностей врага, и никогда - на утверждении своих ценностей (идеальность которых не предполагает никакой реализации). Уничтожить врага (имманентный мир и его причину) для нигилиста важнее, чем самому победить в этом мире, и уж тем более выжить в нем.
Историческими наследниками такого манихейского нигилизма можно назвать как минимум четыре группы политических движений новейшего времени:
1) анархо-либералы, апологеты любого "гражданского сепаратизма",
2) анархо-коммунистическое направление в левом движении, радикальный ленинизм-троцкизм,
3) нацисты, то есть биологические этнонационалисты секулярного или мистического типа,
4) любые представители религиозного нигилизма, от суицидальных сект языческо-буддистского происхождения до авраамического анархо-космополитизма неокальвинистского или ваххабитского толка.
Второй тип радикального политического сознания можно назвать "фундаменталистским". В фундаменталистском радикализме отношения с имманентной реальностью выстраиваются по совершенно иным принципам: этот ущербный мир следует преобразить, подчинить суверенной воле радикального субъекта, но ни в коем случае не уничтожать, ибо сам этот мир остается - пусть и самой последней, но все-таки ценностью, за которую и нужно бороться.
Философия фундаменталистского радикализма строится на утверждении собственной фундаментальной ценности, по определению укорененной в этом мире как его первооснова, а вовсе не инородное, разрушительное начало.
Фундаменталистский радикализм (в отличие от нигилистического) воспринимает этот мир как свой, как зону собственного законного влияния и владения, а не нечто принципиально чужое. И именно поэтому у него основания преобразовывать этот мир столько времени и сил, сколько потребуется, а не уходить из него в трансцендентный идеал. Более того, возникает особая философия ответственности агента идеала за положение дел в мире перед самим идеалом.
Выразителями этого фундаменталистского радикализма являются:
1) англо-американские (атлантистские) неолибералы (по до сих пор необъяснимым причинам самоназывающиеся "новыми правыми", или "неоконсерваторами"),
2) "правые коммунисты" сталинско-маоистского типа, иначе называемые национал-большевиками,
3) консервативные революционеры и реакционеры всех типов (кроме нацистов), от клерикалов и цезаристов до подлинных "новых правых"' и "'неоконсерваторов",
4) представители всех типов политической религиозности, ставящие в основу своей практики перманентное миссионерство, а не суицидальный эскапизм.
Из этого различения мы видим, что наличие радикального политического сознания еще не определяет всю логику политической судьбы его носителя. В сущности, речь идет о глубинной оппозиции между левым (нигилистическим) и правым (фундаменталистским) радикализмом. И эта фатальная демаркация проходит по радикальным идеологиям, различая их принципиально контрадикторные типы. А также и по сердцу каждого человека, вставшего на путь радикального политического действия.