Есть в изобразительном искусстве такое понятие - "смешанная техника". Это когда художник для одной и той же работы использует, скажем, и акварель, и пастель, и темперу. Могут быть и другие комбинации. Не хватает ему для решения своей задачи одной техники, одной краски, одного ощущения материала.
Кажется и в социологии тоже наступает время смешанной техники. Ни одна задача не решается в два хода. Требуется постепенный подбор выразительных средств. Этим и продиктованы предлагаемые заметки.
Начинается новый сезон. И в театрах. И в университетах. И в политике.
Сезон начинается, а картина не складывается. Нет в ней ни композиции, ни цветового решения, и даже рама не куплена. Отсутствие формы, так сказать. Только фрагменты, разной степени завершенности и проработки.
Самые сильные и парадоксальные впечатления последнего времени? Извольте. Москва как храм потребления, как Атлантик-сити, как Лас-Вегас. Москва уже не производящая, а обменивающая, торгующая и в особенности потребляющая.
По всей своей окружности наш любимый город чуть ли не в одночасье оказался в окружении циклопических по своим масштабам торговых центров. Словно театральные декорации возникали из ажурных конструкций и на глазах прикрепляемых панелей всякого рода "Ашаны", "Мега-Моллы", "Крокус-сити", "Метро", "ИКЕА" "Три Кита" и пр. Стоит только пару месяцев не проезжать по той или иной радиальной шоссейной магистрали или отрезку МКАД и - о чудо! - все территории, пустыри, заброшенные поля и помойки оказываются занятыми сказочными храмами потребления - сверкающими огнями, зовущими рекламой, источающими фестиваль и праздник. Это некие грады Китежи, которые не канут в пучину, а, наоборот, сказочно возносятся из небытия. Здесь собраны на одной площадке и магазины, и кинотеатры, и... Впрочем, больше ничего здесь не собрано. Разве что места общепита и выставочные залы, которые тоже пропагандируют новые формы потребления.
По уик-эндам сюда тянуться вереницы машин, заполняя квадратные километры асфальтированных стоянок. Столько труда ушло, дабы все это построить (а до этого спроектировать!), а теперь эти храмы насыщены тысячами продавцов, уборщиков, техников, охранников, маркетологов, мерчендайзеров, менеджеров.
В сущности, для остального мира это не новость. Наши даже самые впечатляющие моллы пока еще не идут в сравнение , скажем, с Mall of America в Миннеаполисе. (Туда даже летают спецрейсы из Токио, привозящие shopper'ов (покупателей) из Японии всего на один уик-энд и специально для покупок. У нас пока еще этого нет. Но будет. Обязательно будет! Не сомневаюсь.)
И там и здесь - это настоящий пир потребления, на котором сама покупка не самое главное.
Главное - процесс обретения целостности - синкретичность самой Возможности Обладать. Секрет этого почти наркотического чувства прост. Надо найти такой супер-маркет или молл, в которых вы можете позволить себе практически любую покупку, но, скорее всего, ограничитесь только пачкой бумажных салфеток. И эта амплитуда внутреннего движения от полноты возможностей к разумно экономной трансакции и составляет главный стимул бесконечного блуждания по бутикам, между полками и стеллажами с выложенным товаром. И тем не менее, на сегодняшний день московские молы экономически оправдывают себя. Значить, не только бумажные салфетки покупают в них вереницы путешественников по просторам потребления.
В этом смысле хождение в Третьяковскую галерею или Музей Метрополитен не столь актуальны. Ведь купить-то там ничего нельзя. Хотя не совсем так. В наши дни магазины при музеях играют не менее важную роль, чем сами музеи. Нередко посетители первым делом идут именно туда, прикинут в уме, что почем, после осмотрят беглым взглядом собственно художественную экспозицию, подберут нужный экземпляр с точки зрения украшения интерьера своего коттеджа и с радостью приобретут его качественную копию, завернутую в брендированную упаковку. Покупают и шикарные альбомы, которые потом небрежно бросят целой пачкой на журнальный столик в гостиной. И что в этой цепочке действий главное, трудно сказать. Все главное. Все в одном пакете.
Да что музеи! Зайдем на досуге в Храм Христа Спасителя на Кропоткинской. Вот уже где настоящий молл - россыпи и развалы церковной продукции на все вкусы. И неплохого качества, надо признать. И вновь поток посетителей, особенно в праздники, спешит туда, к прилавкам, а уж потом в один из храмов. Ведь надо же и помолиться, в конце концов.
Раньше вождь мирового пролетариата в разгар НЭПа призывал нас: "Учитесь торговать!" Теперь мы сами призываем себя: "Научимся покупать!" Широкой поступью идут по стране потребительские рынки. Вот он стержень нашего бытия. Разумеется, возможности покупателей различны. Кто-то присматривает для себя яхты и острова в тропиках, а кто-то считает дни до получки. Но при этом и те и другие, в рамках своих возможностей, ориентированы именно на вкушение плодов земной благодати-сейчас, здесь, без отсрочек до лучших времен.
Но покупательская лихорадка, обуявшая Москву, не вполне однозначна. Подразумевается, что выход наружу покупательского синдрома долен сопровождаться эйфорией и релаксацией. По идее, человек растворяется в этой стихии и испытывает своего рода нирвану. Но у нас, к ажется, это не совсем так. Приглядитесь на досуге к сосредоточенным, подчас обозленным лицам покупателей в каком-нибудь "Ашане" или "Метро". На них вы не заметите улыбок счастья от вкушения благ жизни. Напротив, словно в невидимом коконе отчуждения от внешнего мира они толкают перед собой тележку, постепенно переполняемую покупками. Глубокомысленно останавливаются у бесконечных полок и подолгу раздумывает над каждой покупкой, словно выбирают судьбоносный путь своей жизни. Общения между покупателями даже на уровне зрительного контакта почти нет. Если вы зададите кому-нибудь из них простой житейский вопрос ("А где вы брали эти стаканы?"), покупатель - он или она - будет долго соображать, словно очнувшись от сна, из какого астрала пришел вопрос и почему его, этот вопрос, собственно говоря, задают. Он ответить что-нибудь совершенно невразумительное и вновь захлопнется в своем коконе.
Эфир молла заполняется так называемым "мюзаком", фоновой музыкой, специально предназначенной для услаждения слуха в храмах потребления. Иногда исполняется и живая музыка. В бутике, продающем инструменты, посадят виртуоза, вышедшего в тираж, и он словно на эоловой арфе (а иногда и на самом деле это арфа), зовет к себе души путешественников.
И нтересные сцены можно наблюдать в очередях в кассу. Здесь в часы пик перед нами проходит вся коллекция ухищрений, как пролезть без очереди вперед, как выбрать наиболее быстро двигающуюся очередь и сменить ее без потери места на другую, если темп первой замедляется и пр., и пр. И вновь эти сосредоточенные, угрюмые физиономии. Как-то не вяжутся они с радостным светлым будущим. Ни улыбки, ни юмора. Ведь жизнь-то должна быть, ой, как хороша! Что-то тут не то.
Итак, невеселое пиршество потребления обрушилось на Москву. И это не временное цунами. Это долговременная смена климата. Карточным домикам супер-моллов стоять долго. Есть такое предчувствие. Но молы и супер-маркеты не самоцель. Это всего лишь важный признак более глубоких изменений, происходящих в обществе. Меняется сам набор ценностей, по крайней мере, в одном из своих важных сегментов.
Теперь даже в кругу записных интеллектуалов мало обсуждают смысл бытия. После 5-10 минут обмена служебными и политическими сплетнями разговор плавно и неизбежно переходит на иные темы. "У вас какой сайдинг? [Облицовка внешней поверхностей коттеджей.] Пластиковый? А я, представьте, расщедрился на алюминиевый. Прекрасная вещь, осмелюсь доложить". - "А вот мне везут по железной дороге из Братска цельнобревенчатую баню 6х4 из лиственницы. Представляете? Класс!" - "А у вас есть АКП [автоматическая коробка передач в автомобиле]? Нет? Не может быть. Это такое удобство, особенно когда ползешь в пробках". - "А я покупаю рыбу только на Дорогомиловском рынке. Там такие чудесные свежайшие судаки и раки". - "Вы сделали разводку воды из металлопластика? Не знаю: не знаю. Все делают из цельнотянутой меди".
Э ти разговоры, превратились в нечто само собой разумеющееся, как воздух. А о чем, собственно говорить, когда не о чем говорить? Да и ведутся эти беседы отнюдь не в кругу олигархов и жителей Рублевского шоссе. Все спустилось долу. Уже и университетские профессора подтянулись (не говоря о модных врачах и юристах; те давно вкусили от благ земных). Здесь же мелкие бизнесмены, инженерный люд. Лед тронулся, одним словом. Притом тронулся он не только в Москве, но и повсюду. Надо думать, нефтяная труба не щедро, но методично разбрасывает свои брызги и на прилегающие социальные поля. И они увлажняются, увлажняются и набирают потребительскую силу.
Незаметно настал час и Подмосковья.
Прежде убогие деревеньки преобразилось чуть ли не в одночасье. Взять хотя бы деревню с нетипичным названием Юдановка, близ Вороново по Старокалужской дороге. Своего рода middle - town подмосковного разлива. По воспоминаниям прежних лет здесь были убогие развалюхи, сгнившие и покосившиеся сараи, заборчики и туалеты-скворечники на огородах - не то деревня, не то рабочий поселок ближайшего совхоза-гиганта.
Сейчас все другое.
Пребывавшая в полуруинированном состоянии церковь на берегу каскада прудов превратилась в процветающий монастырь с новодельными стенами а-ля московский Кремль. Насчет духовного возрождения местного прихода судить не берусь, но экономическое процветание налицо. Все выглядит ладно, хозяйственно, мастеровито и расчетливо. Архитектурная эстетика, правда, здесь не ночевала, но не все же сразу. Короче, оздоровившаяся экономическая клетка общества.
Но самое большое удивление - дома селян. Деревянных построек, считайте, уже и нет. Совхоз так странно и нестандартно агонизировал, что попутно озолотил своих бывших рабочих. Дома теперь перестроены в кирпиче, с гаражами, перед которыми (а не внутри которых) горделиво стоят всякие там "тойоты-паджеро" и прочие прелести.
Быть может, все эти домовладения куплены богатыми москвичами? Кое-что, но далеко не все. Дело в том, что юдановцы и сами с усами. Свои законные и бесплатно полученные наделы они обратили в земельную собственность, в участки, и теперь торгуют ими под коттеджный застрой. Цены такие, что до конца жизни могут обеспечить благополучие семей продающих. Но самые ушлые жители как раз ничего не продают, а накапливают и инвестируют. Они возводят на своих участках солидные дачки в европейском стиле и с полным набором этих же европейских услуг. Дачки сдают в аренду москвичам. И это оказывается более мудрым решением. Сервисная экономика на подъеме. К счастью в Юдановке, насколько помню, вишневых садов никогда и не было. А то живая иллюстрация к чеховской пьесе возникла бы прямо под открытым небом.
По шоссе за околицей возвели поселок московские зодчие из мастерской Моспроект. Весь комплекс огорожен высоким забором с бдительной охраной на застекленных вышках Но поверх ограды можно кое-что разглядеть. Архитектура здесь, в отличие от юдановского православного комплекса, вроде бы и ночевала, но какая-то странная . Невольно на ум приходит мысль: "Если они сами для себя так строят, то нетрудно понять, почему и московская архитектура в наши дни не блещет". Ну, да Бог с архитекторами. Главное, территория схвачена, окультурена, быт налажен. Град-Китеж возродился и здесь.
Прямо через дорогу от архитекторов - свежеобновленный мемориал в честь погибших на подольском направлении солдат. В архитектурном плане вновь какое-то невыразительная форма, но опять же лучше чем ничего. Кто будет с этим спорить? Все к месту. Не придерешься. Скромное обаяние правильного решения.
А не московское ли все это чудо? Не столица ли кровопийца высосала это великолепие из большой страны и устроила себе потребительский коммунизм в отдельно взятом регионе?
Подобные речи то и дело можно слышать в провинции, преисполненной застенчивой ненависти к москвичам. Да и само слово "москвич" там всегда произносят недобро, с подтекстом, что заставляет москвичей сразу же начать оправдываться, мол, мы не виноваты, сами страдаем от богатства Москвы, цены на все высокие, "вы бы сами попробовали у нас жить", машин много и т.д.
Боюсь, что не смогу согласиться с регионалами. Не в Москве дело. Вернее, не только в ней. Здесь, в столице, конечно, откусывают первый и самый сладкий кусок от пирога. Но и другим достается. Судите сами.
Ради примера возьмем дальний и бедный край - Костромскую область. А в Костромской области чуть ли не самый дальний район - Мантуровский. От него до Костромы 300 километров, а от Костромы до Москвы столько же. Короче, не близко.
Что сказать о мантуровском бытии? Если говорить на социологическом языке, то это зона сплошной социальной катастрофы, депрессивной экономики и всех неизбежных ее спутников. Если попроще, то природная среда медленно, да и не очень медленно отвоевывает у цивилизации все, прежде этой цивилизацией завоеванное. Деревни на глазах пустеют (закрываются по 6-10 домов за год), срубы еще несколько лет стоят, а потом сгнивают на корню. Сельские дороги и поля зарастают кустарником, не превращаясь при этом в полноценные леса, а мутируя в особого вида растительность, по большому счету бесполезную. Лесоповал постепенно уходит - все уже выпилили, осталась мелочь. Жители кормятся ягодным промыслом и браконьерством. Добраться до райцентра практически невозможно. Расстояние в 30 километров превращается в непреодолимое. Местная автобусная сеть почти что перестала существовать, а дальнобойные маршрутные Икарусы не всякого возьмут, а если и возьмут, то по цене разденут. Так люди и живут . И что же?
Взять хотя бы эту самую трассу, идущую из Костромы в Мантурово, а потом в Пермь и далее. По ней в основном движется две категории автосредств: длиннейшие фуры с импортными логотипами на тентах и частные машины. Притом не раздолбанные "жигули" и "москвичи", как можно было бы предположить, а новенькие джипы БМВ и "мерседесы", каких и в Москве не сразу найдешь. Иногда попадется джип с прицепом, на котором два (не один!) водных мотоцикла "бомбардье" - благо, что рядом прекраснейшая река Унжа, приток Волги.
Куда направляются эти пелетоны? Что везут? Кому принадлежат?
Что касается фур, то они везут товар в основном не из области, а как раз в область. Продукты, строительный материал, ширпотреб. И это в депрессивный, дотационный регион, где нет наличности и все вроде бы обращено лицом к небытию? Парадокс, между тем, состоит в том, что мантуровский народ хоть и депрессивный, но, с другой стороны, хорошо покупающий.
"Мерседесы" и БМВ, в отличие от фур, принадлежат местным. Кто в райцентре живет, а кто и на селе пооткрывал магазинчиков, занялся скупкой мяса, приспособил пилорамы для коммерческих целей. И тут уж покупает сверхдорогую иномарку. Это самое первое дело. И пусть она калечится на ухабах (местные и городские дороги по-прежнему отнюдь не европейские), но символ и есть символ. Престижное потребление пробивает себе дорогу во всех ситуациях.
Само Мантурово, узловая станция с 20-тысячным населением на Транссибе, по статистике безысходное место, с упавшей экономикой и сплошной безработицей, с внешней стороны статистической картине не соответствует .
Всюду по району повырастали мачты сотовой связи МТС, а с ними и бесконечное число киосков, где можно обзавестись самими телефонами и телефонными картами. Словно каждый житель Мантурово только и мечтает о насущной покупке телефона или повышении его классности. И тут же город украсился на всех углах призывной рекламой 4х6 с энергичной дивчиной, приглашающей приобрести мобилу.
Открылся неплохой компьютерный магазин с набором всех необходимых железок и аксессуаров. Народ туда в очередь не выстраивается , но бизнес идет, клиентура растет. На городском узле связи за 30 минут вам оформят доступ в Интернет через местный сервер и откроют персональный почтовый ящик. Ребята в интернетовском отделе симпатичные . Улыбчивые, динамичные, ориентированные на сервис. Хотя и московский ITишный синдром наблюдается. Молодые люди формально здесь, но фактически не здесь, а там - в киберпространстве. Их реакции на простые слова и действия идут с задержкой, все же нас отделяют несколько световых лет. Не так ли?
Многие деревни как следует телефонизировали, поставили цифровые коммутаторы, заложили в траншеи десятки километров экранированного кабеля. Теперь по коду можно звонить в любые уголки России и всего света. Передовые сельчане обзавелись Интернетом.
В хозяйственном магазине, декорированном все тем же пластиковым сайдингом, устойчиво торгуют "тарелками" - спутниковыми антеннами - и всеми другими причиндалами. По паре десятков в неделю. Расходятся и по деревням, что удивительно.
Но апогей мантуровского потребительства - местный продмаг, преобразившийся в супер-маркет. Весь товар, включая алкогольные напитки в большом количестве и выборе. Как в Москве, не хуже. И притом в открытом доступе. Такого еще не знала мантуровская земля. Про водку не говорю. Ее обилие и разнообразие затаренности, можно сказать, святое дело. Но и красные вина появились. "Вам как: в бутылке или из бочки?" (Это о чилийском красном "мерлоте".) Правда, стоит чуть дольше задержаться у полок с алкоголем, разглядывая этикетки, как за твоей спиной тихо возникает охранник с браслетами и дубинкой . На всякий случай.
В деликатесном магазине вам предложат что угодно вплоть до пяти сортов кофе в зернах, набор различных сортов оливкового масла и пр., и пр. Про заморские тропические фрукты не говорю. Киви, манго и ананасами торгуют на уличных прилавках. Не в массовом порядке, н устойчиво.
Всяческой домашней и кухонной техники, строительных товаров немыслимое изобилие. Их повсюду столько, и притом лучших брендов, что, право, здесь отовариваться перспективнее, чем в Москве. И подспудно вознивает вопрос: если бы все это не продавалось, то, наверное, и не предлагалось?
По субботам и воскресениям в городе базарный день.
За одну ночь с пятницы на субботу площадь, в остальные дни недели абсолютно пустая, заполняется сотней полосатых палаток. Со всей Костромской области, да из соседних областей, везут сюда челночный товар - продукты и мануфактуру. Но тщетно искать на этой ярмарке что-нибудь местное и оригинальное. Ассортимент скучный, точно такой же, как и на московских оптовых рынках. Великий новый стандарт.
Но ярмарка интересна не товаром, а людьми. Это узаконенное место публичной коммуникации. В момент наступления пика торговли, около 11 часов утра, с боковых улочек и по центральной авеню к рынку подтягиваются шестнадацати- и семнадцатилетние девицы, вдохновленные журнальными образами "Космополитен" и "Вэнити Фэр". Томной и развинченной походкой манекенщиц они подплывают к торжищу. Их прически и личики несут следы кропотливой и вдумчивой домашней работы. Платьица сплошь черные, вечерние, отороченные стеклярусом и безбрежно короткие. Высоченными каблуками своих лакированных лодочек они стучат по щербатому асфальту, положенному еще при Советской власти. Вокруг себя они никого не замечают и гордо шествуют меж торгующих рядов. Наманикюренным пальчиком они подцепят то один товар, то другой и с брезгливым выражением отойдут прочь: "Разве такую гадость можно покупать!" З а этими девицами по пятам и на расстоянии пятнадцати метров неотступно следуют их мамаши, отнюдь не в вечерних платьях, а, напротив, в домашних тапочках, с объемными сумками и со стреляющими по круговой глазами. Короче, "первый бал Наташи Ростовой". Таковы местные поведенческие паттерны.
Время от времени Мантурово посещают команды менеджеров и селекционеров для глубоко эшелонированного отбора юных фотомоделей и кандидаток из корневой России на звание "мисс Вселенная". Но рекрутеров с треском выбрасывают за городскую черту. Город блюдет чистоту помыслов и противостоит разврату масс-культа. Взамен устраивают местный конкурс красоты, можно сказать, главное событие в году.
Тихо сдвинулось с места и капстроительство.
В се примитивные лавчонки превратились в лубочные кирпичные магазинчики с игривыми названиями: "Лилия", "Аленка", "Камелия", "Орион", "Водолей", "Стопка". И все они в сайдинге, в сайдинге.
Местный предприниматель, поднявшийся на розничной торговле, построил 4-х звездочную гостиницу. Дизайн - новодельный ампир XIX века. Неплохо сработано. Стекла непрозрачные, солнцезащитные, зеркальные. Сервис до приторности навязчивый, но, чувствуется, от души, а не по приказу. Все компьютеризировано: и рецепция, и ресторан. Правда, с локализацией интересная история получилась.
Гостиницу воздвигли не в центре города и даже не у станции, а в рухнувшей промзоне - среди заброшенных разъездных путей и тупиков, заколоченных товарных баз и складов. Поблизости громоздится гигант социалистической индустрии - некогда секретный завод "Биохим" (кажется, производил пироксилин и почему-то медицинские бинты к тому же), десятки лет травивший Унжу своими отходами, но с некоторых пор почивший в бозе, кажется, безвозвратно. Если пройтись по его цехам, то шаги ваши гулко будут раздаваться в пустоте. Оборудование давно "распилено" и кануло в лету. Стены зияют оконными проемами. И без инженерного образования становится ясным, что эти цеха невосстановимы ни с какой точки зрения. А что с ними делать? На разборку нет средств.
Впрочем, на этот гостиничный казус можно посмотреть и иначе. Для тех, кто интересуется эпосом хаоса и тотальной деструкции, а заодно любит "Сталкер" Андрея Тарковского, лучшей гостиницы не сыскать во всем мире. Просто гостиницу надо переименовать и назвать, как в фильме, "Зона". А заодно и устраивать экскурсии на территорию Биохима. Это будет шедевр туризма.
Справедливости ради заметим, что в городе по-прежнему нет центральной канализации и водопровода. Но это чисто русские особенности, в сущности, мелочи по сравнению с пиршеством потребления. И до революции, между прочим, было точно так же. Мантуровские купцы прилично строились, но улицу и тротуар мостили исключительно перед своим домом и ни аршина в сторону. А потому повозки и пешеходы, покидая твердое покрытие, тут же проваливались в мантуровскую грязь. Да, с солидарностью и координацией у нас проблема. Не любить их-это наша русская анти-идея, я бы сказал. Ну, вот революцию и заработали. Какую по счету?
В деревнях, конечно, все скромнее. Хотя и здесь драйв в сторону потребления заметен ...
Кто мог, отсюда уехал. В Кострому ли, в Москву ли, а иногда и подальше. "Евгенич, ты меня в Германию устроить можешь? У меня и паспорт заграничный выписан уже". - "Да откуда могу? У меня-то и связей таких нет. А фирмы московские по трудоустройству доверия не вызывают". - "Да ты постарайся. Я тебе благодарен буду. Завтра клюквы мешок принесу и грибов. А хочешь, рыбки свежей?" Но самое интересное, если не в Германию, то в Канаду рано или поздно он уезжает. Как? Верно, вода камень точит.
Кое-кто из молодых парней все же остался. Так, по инерции. Во все дни недели они ходят в камуфляжной форме. Дешевле ее ничего автолавка не привозит. И потому вся деревня выглядит, словно расквартированный батальон. Молодцы, как правило, неженаты. Живут при матерях. От пенсии до пенсии. Материнской, естественно. Поэтому-то старушки - самый уважаемый контингент на селе. Их пенсии - основной источник дохода для всей семьи. А если дети по разным деревням разъехались, то бедную старушку разыгрывают в рулетку: в какой месяц к кому из детей поедет жить. Им и пенсия пойдет.
Часто гремят в зону. Сидят в колонии либо в Галиче, либо в самой Костроме. За что? За пьяный угон машины. За "мокрое" дело по пьянке. Но в основном за "чистку" московских дачников. Утащат старый телевизор или из холодильника свинтят мотор (целиком холодильник в окно не пролезает). Популярностью пользуются съестные запасы москвичей, оставленные на зиму до следующего сезона. Сами дома сильно не портят при этом. Не принято это.
Отсидка не считается здесь чем-то зазорным. Напротив, отдохнуть можно и подкормиться на регулярном питании. Это нередкий этап в жизни парня. Как служба в армии. Теперь семьи звонят им в зону по сотовым телефонам. И это приятно. Недаром всюду мачты МТС натыканы. После возвращения сиделец "отдыхает" годик-другой, то есть нигде не работает и ничего не делает. Потом по-разному, но чаще всего вновь в ненормативность и девиацию.
Но вот кто-то свиснет: "Есть шабашка в лесу!". И оставшаяся свободная молодежь сдвигается в тайгу на лесоповал. Знать, мантуровский "бизнесмен" (их и здесь так зовут) правдами и неправдами получил лицензию на вырубку участка.
Все лето пропадают на делянке. Домой приезжают только помыться в бане. Не пьют совершенно, а то ведь, не шуточное дело, под падающий кряж угодить можно. Осенью гордо сообщают: "А я аж сорок тыщ заколотил. А ты сколько, Евгенич, у себя заколачиваешь?" На заработанные деньги непременно по традиции недельку погуляют и обязательно новый телевизор купят. Притом большой. На этом деньги и заканчиваются.
Вечерами и ночами фонари по улицам не включают - экономия средств и смысла нет. Из окон пока еще обитаемых домов льется голубой свет экранов. Он и освещает дорогу. А дорога-то непростая. Это старый Екатерининский тракт. По нему декабристов в Сибирь гнали. И не только их.
А если с ночной улицы в дом войти, то под телевизором на разложенной софе-лежанке спит, откинувшись и не раздеваясь, хозяин. Спит, не снимая своей камуфляжки. По миазмам ясно: не чай здесь пили. Экран уже "снегом" пошел - канал вещание закончил. Через какое-то время телевизор и сам отключится. Отдохнет от почти что круглосуточной работы. У него таймер есть, ведь техника-то современная. А в полпятого утра, перед первой дойкой, его снова включат.
Местных жителей теперь ничем не удивить. Ни техникой, ни электроникой. Они все видели либо в натуре, либо по телевизору. Это своего рода виртуальное потребление. Но все же потребление.
Постепенно в деревнях обозначает себя и другая категория жителей - "дачники". Это общее и многогранное понятие для подчас самых разных людей. Но общий факт один и тот же: мигранты из Москвы и Петербурга, накупившие местные дома и переселяющиеся сюда на лето. Трудно сказать, как к ним относятся. И так и эдак. С одной стороны, они дома и приусадебные участки купили по всей форме. Обосновались. Значит, вроде местные, свои. С другой стороны ясно, что дома эти для них забава, игрушка. А это для местных очень обидно.
Дачники делятся на несколько подкатегорий.
В самом низу иерархии находятся "беззаботные". Это бесшабашные группы столичных жителей, приезжающих сюда навалом, когда бог на душу положит. Дома свои они, как следует, не содержат. Гвоздя не забьют. Целые дни сидят на кухне и треплют языком. А потом вдруг, неожиданно снявшись, гурьбой идут за малиной, или по ягоды, или купаться на многокилометровые песчаные пляжи на Унже. У "беззаботных" всегда весело. По утрам местные носят им молоко и свежую картошку. Вечерами дачники палят костры на реке и под гитару жарят "шашлыки" (именно так и говорят: "шашлыки" во множественном числе). А то вдруг без всякой подготовки снимутся и разом на своих "Жигулях" и дешевых иномарках обратно в Москву отправятся. До следующего года. Избы их иногда горят. По тем или иным причинам. Скажем, захочется им накалить русскую печь, так они ее как паровозную топку закидают кругляками. Сажа-то в нечищеной трубе и займется. Но это мало кого заботит. Другую избу можно купить. Не проблема. Их тут море. Лишь бы пламя не перекинулось на деревенские дома. Тогда настоящая беда. Ведь любой дом за 20-25 минут выгорает дотла. Даже если пожарка приедет во время, что она может сделать? Из колодца до дна за секунду воду засосет , а где потом воды взять?
Над "беззаботными" поднимается надстройка "трудовых бедных". Это тоже столичные жители и собственники местных домов. Но приезжают сюда они не для веселья, а для разумного отдыха и пополнения запасов продовольствия. В городе это чистой воды бюджетники - участковые врачи, школьные учителя, инженерная каста. Пережить лето в городе и хоть немного отдохнуть они не могут по финансовым соображениям. Вот и тянутся в деревню. У них все по науке. Дома подправлены и обустроены. Огород родит, как на приснопамятной выставке ВСХВ. Запасы делаются тоннами. За каждый рубль продукции, приходящей из деревни, торгуются и знают все цены в округе. Местные таких недолюбливают. Лидерство в ведении хозяйства деревенские признают только за собой. "А тут еще эти городские. Знаем мы их!"
Несколько в стороне стоят "постоянные". Это столичные жители, прочно осевшие в деревне и живущие на средства, получаемые от сдачи московских квартир. Иногда они даже прописываются в сельсовете, детей посылают в местную школу, обзаводятся скотиной и трактором. Таких местные не любят в первую голову. " Свои доллары стригут ни за что, а мы тут вкалываем". Такая вот интерпретационная парадигма.
И, наконец, над всеми дачниками возвышается категория "богатых".
Вообще говоря, это группа весьма неоднородная. Например, в нее входят истинно богатые, то есть по московским меркам полу- и недоолигархи и представители крупного капитала. Но и богатые "победнее" тоже имеются. После достижения полной пресыщенности на всей поверхности земного шара их потянуло на соленый огурец и кислую капусту, фигурально выражаясь. Лучшего края, чем Мантуровщина, для людей с таким синдромом не отыскать.
Купят пару или более того соседних домов, поднимут их, начнут " фан-фармерство" [От англ.fan farming, т.е. ведение убыточного хозяйства удовольствия ради.]. Завезут лошадей, коров, овец, технику, наймут народ. (С работниками, между тем, самые сложные проблемы возникают. Хоть и за хорошие деньги, но никто уже работать не может. Навыки ушли. Можно сказать, безвозвратно. Поэтому работников, как правило, завозят извне.)
Из Москвы приезжают либо на "тойотах лендкрузерах", либо на военных вертолетах, которые их прямо за околицей и высаживают - с домочадцами вперемешку с ротвейлерами. Здесь уж, конечно, гонки на водных мотоциклах на реке, фестивали воздушных змеев и все в том же духе. В переоборудованных (но не перестроенных) домах полно техники: посудомоечные машины, микроволновые печи, хлебопечки "хитачи". Но русские печи и самовары оставляют. Для колорита. Что касается самоваров, то без их внушительной коллекции ни один богатый московский дом немыслим. Начищенные, отреставрированные в Москве, они смотрятся как музейные экземпляры. Музейные-то музейные, но дело свое знают, воду кипятят по-настоящему.
Что касается бань, то это сакральное. Новая русская религия. В любой позиции, в любой ситуации баня фокус притяжения и центр мироздания. Плещутся там, обливаются крутой от холода колодезной водой, парятся.
Сеновалы, очищенные от сенной трухи, вымывают дочиста и превращают в настоящие кинотеатры. С большими экранами, мультимедийными проекторами и круговым звуковым усилением. Там же и семейные концерты устраивают. С живым звуком, электроорганом и массой веселья. Местных зрителей приглашают, не гнушаются.
Эта странная, в чем-то сюрреалистическая картина бедности и богатства, жизни и смерти, великого и мизерабельного оттеняет ростки нового уклада, появляющиеся то здесь, то там.
Многие местные начальники и просто деловые люди сообразили, что к крупномасштабному сельскому производству в этих краях пути обратно уже не будет. Не будет тысячных стадов, распаханных до горизонта полей, молокозаводов-гигантов. Ни при каких обстоятельствах. Дело в том, что местная продукция, как ее не производи, очень дорогая. То же самое, на юге России продают в три раза дешевле. При общенародной плановой экономике на это не обращали внимание. А теперь обращают. По необходимости. На публике по идеологическим соображениям об этом еще открыто не говорят, дабы не возбуждать народ, но в частных беседах очень часто.
А что будет? Скорее всего новая экономика здесь будет носить "очаговый" характер. И возникать она будет совсем по другим остованиям-вокруг доходоприносящих "фокальных" центров. Например, сельского туризма.
Те же самые сельские избы, уже опустевшие, но еще не распавшиеся, превращают в пейзанские гостиницы со всеми удобствами для любителей росского колорита, завораживающих ладшафтов, свежего воздуха и здоровой органической пищи. Набор услуг бывает самый разный: от минимального до почти что городского. Но тут вторгаются в эту "одну счастливую деревню" внутренние проблемы, а именно местная психология. И владельцы бизнеса, и обслуживающий персонал на все смотрит сквозь призму быстрого обогащения. Побыстрее бы "слупить" с туриста как можно больше. Вот главная задача. Добавляется к этому и глубинная нелюбовь к сервису как таковому. "Подумаешь, городской. Знаем мы их. Чего на них горбатиться". Обслуживание вообще считается среди местных чем-то постыдным. Поэтому и получается, что сельский туризм в основном вовлекает специалистов привозных, а местные все еще борются с демонами в своей душе. Надолго ли их еще хватит? Не демонов, а жителей.
Даже такое дело, как охота, постепенно становится точкой не только браконьерского, но теперь уже и делового притяжения. Небольшие охотхозяйства переходят на коммерческий формат. Они четко блюдут численность животных в своих квадратах (иначе на кого же охотиться?) и пуще всякой государственной егерской службы, впрочем, практически несуществующей, по законам тайги изводят браконьеров, своих злейших врагов и конкурентов.
Ко всему этому добавляется ягодный и грибной промысел, поставленный на коммерческую основу. Травный сбор. Чистая органическая сельхозпродукция-безумно дорогая, но, тем не менее, весьма востребованная.
Вокруг всех этих очагов новой экономики заново возникает и сельское хозяйство, но в объемах, строго продиктованных нуждами сервисного бизнеса. Не больше и не меньше. Для сторонников старых экономических форматов все это может показаться сущей мелочевкой, о которой-то и говорить неприлично. Но это не так. По мелочам собранная и выстроенная сервисная экономика, быть может, единственных выход из положения, да и в совокупности она, по расчетам специалистов, может давать не меньше доходов, чем "большое" сельское хозяйства, которого уже и нет. Да и потом, есть ли альтернатива "очагам"? Только дальнейший путь на дно. А так еще и побороться можно.
Да, любопытные картины потребительства являет наша широкая действительность. Это наш новый сезон. Это и есть генеральная перспектива. Хитрый коктейль. И пить его надо осторожно, а то, неравен час, и отключиться можно от волнения.