Шмитт forever

Главное, что удивляет в идущей дискуссии – отсутствие склонности к различению сущностей.

Во-первых, Шмитт, Юнгер, Фрайер идут через запятую с Геноном или Эволой. С какой стати? Между «радикальным консерватизмом» и «традиционализмом» очень мало общего. «Радикальный консерватизм» - серьезное явление современной философии. «Интегральный традиционализм» - эзотерическое гонево. Получается как в провинциальных книжных магазинах: полки с надписью «философия» заставлены «эзотерикой».

Во-вторых, и у немецкой троицы нужно различать работы разного уровня и калибра. Я тоже не вижу особого смысла пережевывать несколько десятилетий спустя публицистику, написанную Юнгером и Фрайером на злобу дня. И «Националистическая революция», и «Революция справа» читаются лишь в контексте Веймарской Германии. О «Рабочем» уже такого не скажешь. Эта книга – неотъемлемая часть истории европейского модерна, она продолжает звучать, пока эта история не завершена.

Что же касается Шмитта, то почти все его работы, которые доступны на русском, - и вероятно, многие из тех, что не доступны, - являются классикой, неувядающим наследием. Разумеется, и они имеют границы своей релевантности. Каковы эти границы – одним словом не скажешь. Но думаю, что Шмитт, как, скажем, и Боден, будет «жив» до тех пор, пока еще хоть как-то живо то, что можно назвать «современным государством». И, может быть, Шмитт способен даже немножко пережить «современное государство», поскольку он сам же и поставил вопрос о его «духовно-исторических» границах и попробовал сделать несколько шагов по ту сторону.

Одним словом, Шмитт forever. Кстати, до каких пор Microsoft Word будет с маниакальной настойчивостью автоматически заменять «Шмитт» на «Шмит»? Думаю, многие сталкивались с этой проблемой, и до тех пор, пока она не решена, рано говорить о шмиттианском засилье.

* * *

Что касается политической релевантности обсуждаемых авторов, то можно сказать, что книги по политической философии просто обязаны иметь политические импликации. Но большая часть того, что было написано «к случаю», в расчете на то, чтобы действовать «здесь и сейчас», спустя десятилетия становится политически стерильным. Тогда как классика представляет собой неисчерпаемый ресурс для ангажированной мысли. Возьмем Шпенглера. «Пруссачество и социализм» - текст, исторгающий громы и молнии, от которых политические современники должны немедленно пасть ниц. Но сегодня он совершенно не операционален как идейно-политическое оружие. А вот «Закат Европы» операционален. Блестящий пример такой операционализации дал Цымбурский с его концепцией «городской революции» в России. Концепции, чей политический потенциал, в свою очередь, еще ждет своего раскрытия.

Так что, если переиздание яростной немецкой публицистики 1920-х и содержит в себе какую-то опасность, то это опасность музеификации революционной мысли.

* * *

Другой вопрос, почему левая идея, в отличие от правой, не обладает политической релевантностью?

«Если человек говорит, что различие между «левыми» и «правыми» утратило смысл, то я понимаю, что передо мной не левый», - сказал один француз. В этом отношении, я, вероятно, тоже «не левый». Канон различения «левого» и «правого» давно и безнадежно размыт – это понятно. Но если, следуя контексту, под «левой идеей» понимать нечто «интернационально-социалистическое», а под «правой» - нечто «национально-консервативное», то я вполне соглашусь с тем, что левая идея в России не обладает политической релевантностью.

Почему? На этот вопрос я не так давно попытался ответить здесь. Чтобы не повторяться, скажу кратко. Все то, в чем «левая идея» актуальна и важна для нашей страны, уже поглощено и учтено «правой идеей». В частности, это проблема отчуждения труда – как сегодняшнего труда, так и, в особенности, накопленного труда предшествующих поколений – или проблема социальной солидарности. Эти и им подобные проблемы разрешимы лишь на пути формирования сильного национального государства.

По большому счету, конституированное национальное государство – главная, а то и единственная сила, ограничивающая власть капитала. Подрывая эту силу, леваки без зазрения совести мостят дорогу его всевластью. Это одна из причин, по которым французские новые правые еще в 1970-е сказали: «Левачество – это конформизм».

Думаю, именно этот дух конформизма в эпатажной обертке отталкивает думающих людей от левачества. В нашем народе все-таки очень сильна тяга к подлинности.

Записал Александр Павлов

© Содержание - Русский Журнал, 1997-2015. Наши координаты: info@russ.ru Тел./факс: +7 (495) 725-78-67