Разрушая фундамент

Вчера вечером было так: "Тьма, пришедшая с севера...". Свет забрался в фонари на кованых металлических плодоножках. Влажные, в каплях воды жемчужины неправильной формы светятся изнутри. Струя у фонтана толстая, вальяжная. Нехотя зависает, дает себя разглядеть. Переливается, играет. Здесь все такое, напоказ. Остоженка, "золотая миля".

Домик наискосок в Мансуровском. Выкрашен бежевой краской. Ржавые решетки на окнах. Занавески, прячущие безжизненность пространства. Печная труба туго перетянута снизу жестяным узким пояском. Кирпич, как безобразно расползающееся тело, выпирает наружу. В глубине двора удивительно добротный, кулацкий сарай, массивные замки. Небрежно черной краской по трафарету: "У ворот машины не ставить". Перекрывая выезд, припаркована "камри" такого же бежевого, в тон, цвета.

Здесь Булгаков писал "Мастера". Сюда он его поселил. И отсюда забрал.

Рядом отабличенный дом Кузнецова, городская усадьба. Лев, кольцо и цветы на калитке. Войти можно, лишь согнувшись. Погибели в три-четыре минимум. Оставив спесь и чопорность, иначе не пролезть. Разумно, если ты не гном.

Декорация для итальянской оперы: дикий виноград увивается по торцевой стене. Все три этажа. Хозяин - архитектор, и - кажется, в Туркестане - построил "конструктивистскую" ткацкую фабрику. Следствие ему предъявило обвинение: плоскую крышу он якобы приготовил для прилета вражеских аэропланов (английских) с десантом. Сидел. Дом пустовал. Фантасмагория начала 30-х, а ведь еще вегетарианские, в сущности, времена! Судьбы, сметенные чугунной битой, раскачивающейся на тросах...

Пахнет влажной штукатуркой. Когда рушат стены - поливают из шланга, чтобы прошлое не клубилось, оседая пылью. Закан*чивается все всегда одним: глухою дрожью земли, трещинками, бегущими по стене, как шустрые ящерки. И вот уже отреставрированный дом разграблен и брошен. Рядом зеро, нулевой уровень, торчит арматура, зеленая маскировочная сетка. Растянута, как чулок, вдоль площадки.

"Вы знаете, что такое застройщики? - спросил гость у Ивана и тут же пояснил: это немногочисленная группа жуликов, каким-то образом уцелевшая в Москве...". Он ошибался.

Дух города уходит. Привычная среда стала необратимо другой. Другими становятся люди. И москвичи, и "понаехавшие". В многоукладности московского бытия хронически недостает чувства локтя. Совсем не того, который впивается в ребра метким и отточенным ударом. Поддержка и городская солидарность, всегда свойственная городским поселениям, ушла.

Скорбеть по прошлому - считать морщины. Проблема не в судьбе бывшей недвижимости братьев Топлениновых (на доме Мастера даже таблички нет!).

Многоуровневая социальная вертикаль построила "город без города". Не опираясь на фундамент, традиции и опыт поколений. Здесь зарабатывают, развлекаются. Пребывают, как на "северах", в затянувшейся командировке. Властная, банковская, торговая, промышленная Москва занята только собой и своими деньгами. Примитивизация городского образа жизни обуславливается многими причинами. Архитектурной средой в том числе. Потому что нет понимания, что история не новодел. Самый искусный дизайн не искусство, а визуальный, так сказать, концепт.

Изменилось мышление. Гуманитарное содержание истощилось. Сложные системы разобраны на составные части. Реальность упростилась, будто сократила числители, знаменатели? Политика становится довлеющей, как пресс. Нахрап и агрессивность, с которым захватывают участки под застройку, делает нож бульдозера и чугунную болванку неотвратимыми. Дух города тонок, нежен, боязлив. Он ломок. Отсюда легкость, с которой произошла дегуманизация городской политики. Все это губительно для человека.

Нелепо недоумение, почему Москву не любят в остальной стране. Зарубежные справочники и вовсе описывают ее как "хамский город". Никакие платные публикации имидж не поправят. Изменить бы подходы к проблеме формирования городского сообщества?

Властные решения, поскольку на виду, все чаще оставляют как минимум вопросы. Мэр Москвы Юрий Лужков призвал тестировать студентов на употребление наркотиков. Почему не милиционеров, идущих на дежурство с пистолетом? Почему не энергетиков, стоящих у рубильника? Почему не чиновника, готового принять социально важное решение: а вдруг бедолага обкурился? Водители маршруток многочисленных ООО выходят на линию в состоянии похмельных енотов в лучшем случае. И медосмотр в АТП случается формальный.

Хорошо, выявили. Лечить как, брошюрами? Трудотерапией? Тюремным заключением? Легче снести квартал, чем кропотливо реставрировать каждое здание. Легче вычеркнуть наркомана из жизни, чем вернуть в нее активного, здорового. Полного оптимизма.

"Нам важно знать, кто распространяет наркотики", - говорит сегодня наркоконтроль, приветствуя предложение мэра. А ведь специалисты знают точно: обязательный тест ничего не покажет - дилер, как правило, чист. Потреблять и распространять далеко не одно и то же. Остается провести спецоперацию во всех вузах: последовательно врываться в аудиторию за аудиторией, блокировать автоматчиками окна и двери. И пускать служебную собаку обнюхивать всех. Тестирование вряд ли поможет разгромить сложившиеся криминальные сети.

Наркотики пробовали уже 23 процента московских старшеклассников. Значит, и их?

Проще прогнать всех студентов через диспансеризацию. Через семь поликлиник. Создать список. А ректоры вычистят вуз от неугодных. Другие покладисто договорятся. Механизм известный.

Создается возможность для шантажа и угроз: диск с фамилиями наркоманов, несмотря на законы о защите врачебной тайны и личных данных, по традиции появится на радиорынках. Как сейчас продаются банковские данные, адресные и телефонные базы, автомобильные картотеки. Несмотря на всяческие громкие обещания покончить с этим, слушать которые в очередной раз просто стыдно.

В Бауманке двенадцати наркоманам, абитуриентам военного факультета, не позволили поступить в вуз, говорил директор Московского центра наркологии Евгений Брюн на депутатских слушаниях в МГД, рассказывая об удачном опыте тестирования. Действенней всего бороться, утверждал он, путем выявления наркозависимых в трудовых, учебных, профессиональных коллективах.

Дальше остается полшага до принудительного лечения. Советская практика, нехорошие болезни - письма на работу, "воспитательная работа" в семье, скандалы, разводы, самоубийства? Или лечение от алкоголизма - в ЛТП лагерного типа. Нередко с выпиской с прежнего места жительства.

Социальная адаптация наркозависимых больных - сложнейшая проблема, говорят одни. Наркоманы не должны иметь равных возможностей с нормальными, здоровыми людьми, говорят другие.

Власть повесит щит "Нет наркотикам!" и отрапортует. Не беда, что ехидный спикер Владимир Платонов уверял собравшихся депутатов: не все знают, что каждый плакат, который призывает бросить наркотики, наоборот, толкает наркомана на поиск новой дозы.

Кому нужны наркоманы? В программу профилактики наркомании заложены немалые деньги.

Одни распространяют подсаживая. Другие продают ворованное. Третьи ловят мелких сбытчиков. Четвертые утверждают, что вылечивают. Пятые осваивают рекламные бюджеты.

Булгакова от наркотиков спасла его первая жена, Татьяна, или Лапа (семейное прозвище). Жуткие были годы. Достаточно пролистать "Морфий". Спасла, потому что он чувствовал свое призвание и сумел отыскать силы. Ему удалось. Тысячам не удается. Едва ли в городе, где рушатся человеческие связи, возможно подвижничество по отношению к каждому. Безнадежность становится мучительной, как абстинентный синдром.

Возможно, кто-то ведает, что творит. Доктора же считают наркоманию болезнью социодуховной. Другие ставят диагноз шире.

© Содержание - Русский Журнал, 1997-2015. Наши координаты: info@russ.ru Тел./факс: +7 (495) 725-78-67