Параграфы ПРО ДОВСЕ

Выход России из ДОВСЕ был вызван не только решением сената США о развертывании систем противоракетной обороны в Восточной Европе. Скорее, его причиной стала та стратегическая ситуация в Европе, которая начала складываться в 2006-2007 годах. Решение Соединенных Штатов было, вероятно, лишь одним из факторов, повлиявших на российское руководство.

Дело в том, что ДОВСЕ изначально был не обычным договором. Он подписывался в ноябре 1990 года в пакете с другим документом - "Парижской хартией для новой Европы". Вместе они должны были составлять военную и политическую основу европейской безопасности. Оба документа были компромиссом между Североатлантическим альянсом (НАТО) и Организацией Варшавского договора (ОВД). Поэтому рассматривать один компонент европейской безопасности в отрыве от другого не совсем корректно.

ДОВСЕ был, скорее, компромиссом в пользу НАТО. Договор устанавливал одинаковые пропорции для пяти категорий вооружений - танков, боевых бронированных машин, артиллерии, боевых самолетов и ударных вертолетов. Именно по этим видам вооружений Организация Варшавского договора традиционно превосходила Североатлантический альянс. Напротив, те виды вооружений, где НАТО превосходило ОВД - военно-морской флот, высокоточное оружие, системы спутникового наведения, противотанковые ракеты, - не подлежали сокращению. В этом смысле ДОВСЕ стал, по сути, добровольным отказом СССР от своего превосходства в обычных вооруженных силах в Европе.

Парижская хартия, напротив, рассматривалась как определенная уступка Советскому Союзу. Она провозглашала окончание эры конфронтации и построение "новой Европы" на основе принципов верховенства закона, демократии и Хельсинкского акта 1975 года. Участники хартии обязались строить свои взаимоотношения на основе Устава ООН и принципов "неделимости безопасности". Документ провозглашал, что ключевой организацией в процессе обеспечения европейской безопасности становится Совещание по безопасности и сотрудничеству в Европе, которая в 1995 году превратилась в Организацию по безопасности и сотрудничеству в Европе - ОБСЕ. Одновременно в 1990-1991 годы Североатлантический альянс со ссылкой на Парижскую хартию принял серию документов, которые провозглашали курс на усиление политической составляющей в структуре НАТО.

Семнадцать лет спустя эти механизмы не соответствуют европейским реалиям. Построение "безблоковой Европы" фактически превратилось в процесс расширения Североатлантического альянса и Европейского союза, в котором пока нет места для России. Страны НАТО выступают в поддержку провозглашения независимости края Косово от Сербии, что противоречит зафиксированному Хельсинкским актом 1975 года принципу незыблемости послевоенных границ в Европе. Эксперты заговорили об "азиатизации" НАТО - появлении "зон ответственности" альянса в Афганистане и Ираке, расширении военного партнерства этой организации со странами Южного Кавказа, Центральной Азии и Пакистана. ОБСЕ фактически отодвинута на обочину европейских процессов. Дважды - на саммитах в Вашингтоне (1999) и Праге (2002) - страны НАТО принимали решения, дающие основания этой организации действовать в случае кризисов без санкции Совета Безопасности ООН. Можно относиться к этим событиям по-разному. Трудно не заметить, что они создают новую реальность, отличающуюся от положений Парижской хартии 1990 года.

Вооруженные силы Североатлантического альянса расширяют военную инфраструктуру на территории Прибалтики, Польши, Болгарии и Румынии. (В частности, на территории Литвы реконструируется аэродром Зокняй, в Латвии введена в действие новая радиолокационная станция в местечке Аудирне, в Эстонии проводится модернизация радиолокационной станции в селении Каллавере.) С 2002 года страны НАТО создают оперативные силы быстрого реагирования, способные действовать на большом расстоянии от национальной территории стран альянса. В 2007 году принято решение о развертывании комплексов американской ПРО. Формально эти мероприятия не противоречат ни ДОВСЕ, ни Парижской хартии. Но идея построения "единой безблоковой Европы" с участием России явно уходит в прошлое. В таких условиях у российского руководства появилось ощущение, что Парижская хартия 1990 года как ключевой элемент европейской безопасности утратила свое значение. Почему Россия должна соблюдать менее выгодное для нее соглашение о военной безопасности в Европе?

Не все гладко и с военной составляющей общеевропейской безопасности. В старом виде ДОВСЕ перестал действовать с момента роспуска Организации Варшавского договора в 1991 году. Во-первых, присоединение к НАТО бывших стран Варшавского договора и ряда республик СССР изменило баланс по пяти базовым категориям вооружений в пользу Североатлантического альянса. Во-вторых, явно устаревшей оказалась система фланговых лимитов на развертывание вооруженных сил(1). (Румыния и Болгария оказались, например, частью НАТО, а не регионом ограниченного развертывания вооруженных сил стран Варшавского договора). В-третьих, опыт войн на Балканах, в Афганистане и Ираке показал, что в современных военных операциях все большее значение играют военно-морской флот, крылатые ракеты и авиабомбы с различными системами самонаведения на цели, радиолокационные станции и системы спутниковой связи. Ни один из этих перспективных видов вооружений не охвачен ДОВСЕ. В этом смысле договор не соответствует нынешним реалиям.

В 1999 году Россия и страны НАТО подписали в Стамбуле Соглашение об адаптации ДОВСЕ. Этот документ разделил Европу на сложную систему уровней и подуровней, для каждого из которых был установлен свой лимит развертывания вооруженных сил. Данная версия сглаживала негативные положения "старого ДОВСЕ". Однако до настоящего времени это соглашение не вступило в силу. Страны НАТО, ссылаясь на сохранение российского военного присутствия на территории Молдавии и Грузии, отказываются ратифицировать это соглашение. Между тем некоторые новые члены НАТО, прежде всего страны Прибалтики, вообще не являются участниками ДОВСЕ. Это означает, что теоретически на их территории возможно развертывание любого количества вооруженных сил. В такой ситуации Россия не видит смысла в продолжении одностороннего соблюдения условий Стамбульского соглашения.

Страны Североатлантического альянса могут решать военные задачи без нарушения условий ДОВСЕ благодаря наличию мощного военно-морского флота. (Как это было, например, в период проведения военной операции против Югославии 1999 года.) России же для проведения контреррористической операции в Чечне пришлось нарушить ряд положений ДОВСЕ. Есть ли смысл сохранять невыгодные для российской национальной безопасности ограничения?

Ресурсы России, которые могли бы помешать размещению систем ПРО вдоль российских границ, весьма ограничены. Развертывание систем ПРО - неотъемлемая часть американской политики национальной безопасности, основные положения которой разделяют и республиканцы, и демократы. Россия может предложить Вашингтону ряд альтернатив, что, собственно, она и сделала в июне 2007 года. Но принять их или отклонить зависит целиком от желания Соединенных Штатов.

Допустим, что после каких-то невероятных дипломатических усилий Москва добьется согласия Вашингтона развернуть системы ПРО не на территории Польши и Чехии, а на территории других европейских стран (например, Словении и Турции). Психологическая уступка будет налицо. Но многое ли это изменит в реальном стратегическом раскладе?

Истинные цели США гораздо более масштабны, чем решение такой узкой задачи, как нейтрализация ракетного арсенала Ирана. Развертывание системы ПРО - это дальнейшая эволюция американской концепции ядерного сдерживания. Еще в 1992 году американские эксперты пришли к выводу, что с точки зрения обычных вооружений Соединенные Штаты превосходят любое государство мира, и единственное, на что могут рассчитывать потенциальные противники Америки (за исключением России), - это применение оружия массового поражения. Противоракетная оборона в ее нынешнем виде изначально задумывалась как средство нейтрализации небольших ракетных арсеналов возможных азиатских противников Вашингтона - Ирака, Ирана, Сирии, КНДР, потенциально и КНР. В 1990-е годы администрация Клинтона предложила серию проектов ПРО театра военных действий - THADD (Theater High Altitude Area Defense), ABL (Airborne Laser), NTWS (Navy Theater Wide Aire Defense System) и т.д. Участие в них приняли союзники США - Япония, Германия, Израиль и Италия. Эти системы были призваны защитить американские войска на передовой. Но одновременно они позволяли в случае их успешной реализации сбивать маломощные баллистические ракеты на разгонном участке траектории полета. Теоретически такая ситуация могла возникнуть в случае военного конфликта вокруг Ирана, на Корейском полуострове или даже (как знать?) в Тайванском проливе.

С 1999 года у США обозначился ярко выраженный интерес к созданию ограниченной системы ПРО. Речь идет о развертывании системы, которая позволит сделать Америку неуязвимой для одиночных ракетных пусков. С этой целью в 2002 году Соединенные Штаты официально вышли из Договора по ПРО. К 2007 году США уже поставили на боевое дежурство первые компоненты ПРО на Аляске и Алеутских островах. Вашингтон также подключает к американской системе стратегической ПРО союзников Америки по НАТО и Японию. На территории этих стран США разворачивают станции радиолокационного наблюдения. Последние теоретически должны фиксировать ракетные пуски на территории других стран.

В этом смысле решения США о развертывании ПРО на территории стран Восточной Европы не направлены против какой-то конкретной страны. Они - часть общего плана по развертыванию глобальной стратегической противоракетной обороны Соединенных Штатов. Другое дело, что мы пока не можем сказать, каким образом Вашингтон будет в будущем использовать эту систему.

Помимо чисто военного аспекта американский проект ПРО имеет и политическую подоплеку. Если Вашингтон претендует на статус мирового лидера, то может ли лидер быть уязвимым для ракетных ударов более слабых государств? Такая ситуация объективно сковывает реализацию решений лидера. Поэтому США стремятся обеспечить с помощью ПРО безопасность собственной территории и своих вооруженных сил. Только в этом случае лидер может претендовать на реальное руководство хотя бы некоторыми международными процессами (например, пресекать распространение оружия массового поражения или осуществлять принудительную демократизацию "диктаторских режимов").

Важно избежать упрощений. Белый дом не отвергает российских планов совместного использования радиолокационных станций. Но эти проекты, по мнению американцев, должны осуществляться параллельно, а не вопреки другим американским проектам. "Если Россия хочет, она может примкнуть к американским планам. Нет - обойдется без нее" - так рассуждают в Вашингтоне. Однако такой подход неприемлем для России, которая претендует на более высокую роль в современном мировом порядке по сравнению с периодом начала 1990-х.

Нужно понимать, что о выходе России из ДОВСЕ речь пока не идет. Москва только ввела мораторий на соблюдение этого договора. Это своего рода послание российским партнерам на Западе. С договором надо что-то делать. Или ратифицировать и как можно скорее вводить в действие Стамбульскую версию (иначе что это за договор, который не действует восемь лет с момента его подписания?), или подписывать какую-то новую версию, которая будет в большей степени учитывать российские интересы.

В этом смысле американское решение о развертывании ПРО в Восточной Европе ускорило эти процессы. 24 мая 2002 года - накануне официального выхода Вашингтона из Договора по ПРО 13 июня 2002 года - между сторонами была подписана Московская декларация, в которой Соединенные Штаты обязались консультироваться с Россией обо всех мероприятиях по развертыванию систем противоракетной обороны. Сегодня российская сторона считает, что в начале 2007 года США фактически нарушили дух Московской декларации. На фоне общей стратегической ситуации в Европе это событие скорректировало внешнеполитические подходы российского руководства. Если "меры доверия" оказываются под вопросом, то приоритет начинает отдаваться национальным механизмам обеспечения национальной безопасности. Одним из проявлений нового подхода и стал введенный Россией мораторий на осуществление ДОВСЕ.

Россия не закрывает окно возможностей для партнерства с Соединенными Штатами. Она предлагает проекты совместного использования радиолокационных станций в обмен на ряд уступок Вашингтона по вопросам развертывания ПРО. Однако доверия между сторонами стало меньше, чем было в 2001-2003 годах. И нынешние шаги Москвы свидетельствуют о том, что она уже не так, как прежде, полагается на обязательства своих западных партнеров.

Дальнейшее развитие событий зависит от общих принципов отношений между Россией и странами НАТО, включая США. В середине 2000-х годов у Москвы и Вашингтона сложились три группы противоречий, которые непосредственно влияют на вопросы военной безопасности.

Первый конфликт можно условно назвать статусным. Миропорядок 1990-х годов формировался под "слабую" и "ведомую" Россию, которая принимает американское лидерство как ключевое правило игры. В 2000-е годы ситуация изменилась. Впервые с конца 1970-х Россия почувствовала себя экономически и политически сильной страной - временами даже более сильной, чем страны ЕС. (Которые "вдруг" оказались зависимыми от поставок российских энергоресурсов и стали уступать Российской Федерации по темпам экономического роста.) Такая Россия уже не столь охотно, как прежде, принимает "стиль" американского лидерства. Возник почти неизбежный психологический конфликт, связанный со стремлением Москвы повысить свою роль в системе международных отношений, с одной стороны, и психологической неготовностью США согласиться с такой ревизией международного порядка - с другой.

Второй конфликт носит "идейно-политический" характер. Российские эксперты часто игнорируют высказывания своих американских коллег о том, что внешняя политика Соединенных Штатов носит "идейный" характер. США всегда не любили обменивать принцип на сделку и очень гордились тем, что их внешнеполитическая стратегия основана на отрицании идей макиавеллизма (по логике "можно сотрудничать с разными странами в тактических вопросах, но стратегический курс Вашингтона на "расширение демократии" остается неизменным"). Россия же понимает внешнюю политику как искусство равноправного дипломатического компромисса. У Москвы и Вашингтона возникает непонимание мотивов действий противоположной стороны.

Третий конфликтный узел связан с нарастающей силовой диспропорцией в российско-американских отношениях. Еще в конце 1980-х годов СССР утерял стратегический паритет с США в области высокоточного оружия. В 1990-е годы Соединенные Штаты и НАТО в целом начали превосходить Россию по количеству обычных вооружений. С развертыванием ПРО пусть не сразу, но постепенно меняется ситуация в области ядерных вооружений. В таких условиях Москва в 2005-2007 годах активизировала свои военные программы, что вызвало непонимание в Вашингтоне и Брюсселе. Стороны начали упрекать друг друга в "подрыве стратегической стабильности".

В этом смысле нынешние проблемы вокруг ДОВСЕ и американских систем ПРО в Восточной Европе только часть общей тенденции. Согласятся ли США и страны НАТО признать объективно изменившиеся реалии и согласиться на партнерство с более сильной и "менее ведомой" Россией? От ответа на этот вопрос во многом зависит будущее российско-американских отношений.

Примечания:

1. В редакции 1990 года ДОВСЕ вводил фланговые ограничения - режим районов ограниченного развертывания вооруженных сил для ряда регионов НАТО и ОВД. Для НАТО такими регионами были Исландия, Норвегия, Греция и Турция. Для стран ОВД - Ленинградский и Северокавказский военные округа СССР, территории Румынии и Болгарии. В Стамбульской версии 1999 года режим фланговых ограничений был заменен "режимами чрезвычайного развертывания", позволяющими наращивать вооружения до определенного предела на той или иной территории Европы.

© Содержание - Русский Журнал, 1997-2015. Наши координаты: info@russ.ru Тел./факс: +7 (495) 725-78-67