В определенном смысле мы сейчас наблюдаем переломный момент: до этого, начиная примерно с 1999 года, у власти все «получалось». Иногда получалось очень сильно в кавычках, как в случае с нацпроектами или монетизацией льгот, но всегда по итогу оставалось ощущение, что власть «добилась чего хотела» и «провела свою линию».
Это был резкий контраст с 90-ми, которые строились прямо противоположным образом и если чем-то смягчались, то разве только известной шуткой Черномырдина по этому поводу. Но «как всегда» на переломе к 2000-м таинственным образом преобразовалось в историю постоянных побед, а если не побед, то каких-то настолько ярких начинаний, что о результате даже и говорить неудобно.
И вот сейчас мы видим первые удивительные примеры, когда после яркого начинания стало не только лучше, но во всех отношениях хуже, в первую очередь для самой власти. Горестная история обновленного «Правого дела» – это история поразительного провала, когда «не начинать» было во всех отношениях выигрышнее, чем «начинать».
До этой начальственной импровизации Прохоров был мирным лояльным олигархом, не помышлявшим, упаси Господь, ни о какой политике и предававшийся своим мирным забавам, как почти все у нас олигархи. «После» он в одно мгновение превратился в какого-то Ходорковского-на-свободе, и что с ним теперь делать – решительно непонятно.
До комбинации правый либеральный электорат (который не так уж мал в нашей стране), скрепя сердце, проголосовал бы на очередных выборах за какого-нибудь из предложенных големов правого толка, после – он скорее уж реализует одну из стратегий неучастия в выборах, чем придет и проголосует за это невнятное образование, которое ему сейчас преподнесут. Конечно, это 13-й уже, кажется, раскол правых, по их собственным подсчетам, в новой истории России – но первый настолько яркий и с таким количеством выпавших скелетов из шкафов.
До этой затеи только мрачные слухи ходили о том, как у нас строится закулисная политика – сейчас все пружины вскрыты, механизм обнажен, имена названы, а дальнейшие комбинации уже очевидным образом будут декодироваться по этой схеме, что бы тут вообще ни происходило.
Итог: получен новый мощный оппозиционер на ровном месте (трудно понять, как Прохоров может теперь отделаться от этого амплуа, разве что вступить сейчас в «Единую Россию»), правый электорат остался без партии, а предвыборная кампания без легитимности («в глазах народа», в самом широком смысле). И зачем все это было?
Все это в целом выглядит как оглушительный провал, и это как раз в тот момент, когда власть так остро нуждается в громких победах. И, что самое обидное, обычный рецепт «немного помолчать по этому поводу, а затем затмить новыми яркими начинаниями» тоже не сработает. Новые начинания, как уже понятно, будут заканчиваться, по всей видимости, сходным образом.
При этом, надо сказать, есть радикальная разница между политическими неудачами 90-х и начавшимися сейчас политическими неудачами 2010-х. В 90-х власть в силу разных соображений решила играть на очень жестком поле, с сильной оппозицией и конкурентной борьбой – неудивительно, что она часто проигрывала. А вот десятые годы начинаются с того, что власть – постоянно ведя игру на ослабление оппозиции – доигралась наконец до того, что любые шаги по ее ослаблению приводят к ее укреплению. Многие фигуранты последнего скандала (далеко не только Прохоров) сами до сих пор не могут опомниться, как это они вдруг оказались в реальных оппозиционерах. Пыльные декоративные конструкции вдруг ожили и начали набирать плоть и кровь. И что теперь? Следует ожидать новых решительных шагов власти по купированию ситуации – и, по новой парадоксальной логике – появления более мощных оппозиционных структур? Следующее десятилетие в самом деле обещает быть заметно другим, чем предыдущее.