Никакой "консервативной модернизации"

От редакции. В России объявлена война коррупции. Однако не совсем понятно, кто ее может возглавить, и кто будет ее вести. Гражданское общество, которое в развитых странах готово контролировать власть, в России до сих пор не способно на какие-либо масштабные действия. Власть не может бороться с коррупцией в силу того, что ее саму обвиняют в коррумпированности и считают главным рассадником этого зла. Третьей силы пока не видно. Возможно, ею смогут стать политические партии. О перспективах превращения политических партий, в частности «Единой России» в действенный инструмент контроля общества над властью «Русский журнал» побеседовал с известным социологом Ольгой Крыштановской.

* * *

РЖ: Уважаемая Ольга Викторовна, как вы оцениваете роль и значение партии «Единая Россия» в системе власти? Может ли она стать устойчивым контрагентом Президенту и главе правительства в борьбе за политическое влияние?

Ольга Крыштановская: В настоящее время партии – это колоссальный управленческий рычаг. У нашего президента есть различные ведомства, которые находятся в его подчинении, но нет партии, которая работала бы непосредственно с гражданами, а не с институтами. А ведь в нашей же политической системе партиям отведено весомое место. Особенно в кадровом вопросе: именно по представлению партии сейчас формируются институты власти на региональном и местном уровнях. Отсутствие у президента своей партии, вполне естественно, ограничивает его возможности. База поддержки Владимира Путина совершенно очевидна. У Дмитрия Медведева база поддержки неясна.

Для наращивания политического влияния в сложившейся системе Медведеву необходимо возглавить какую-либо партию.

РЖ: На декабрьском съезде «Единая Россия» объявила себя консервативной партией. Но является ли консервативным правительство России?

О.К.: Здесь, действительно, возникает некоторое противоречие. Правительство пытается быть модернизационным. Путин пытается модернизировать экономику. В этом смысле объявление «Единой Россией» себя партией консерваторов логически находится в противоречии с курсом правительства. Консерватизм – это идеология сохранения существующего порядка вещей. А модернизация – это идеология ровным счетом противоположная, которая ломает существующий порядок вещей, изменяет его и развивает.

Многие сейчас занимаются софистикой, говоря о том, что есть «консервативная модернизация». Однако, видимо, консерватизм предложен партией не как реальная, полновесная идеология, а, скорее, как антиреволюционный метод. В этом плане консерватизм можно принять, говоря о том, что не надо революционно взламывать систему, а надо ее эволюционно развивать.

РЖ: Можно ли тогда говорить о том, что партия власти – не то же самое, что правящая партия?

О.К.: Надо поставить совершенно непраздный вопрос: кто сегодня правит Россией? Раньше было ясно, что это Кремль. Если центр власти был бы один, остальная система была бы моноцентрической, то тогда «ЕР» занимала бы некоторое место в этой иерархии, подчиняясь тем решениям, которые принимаются на верхнем уровне. В этом смысле она правящая – она встроена в систему правящей элиты. Хотя, по сути дела, она является не всегда инициатором политического процесса, а, скорее, солдатом, который исполняет приказы. Часть идей формируется в Белом доме – исходит от Путина, часть идей приходит из Кремля. Поэтому у «ЕР» есть большая степень свободы, чем было бы при абсолютно прозрачной иерархической системе, как это было раньше. Раз есть свобода действий, значит, есть больше свободы маневра, значит, есть больше простора для инициативы и творчества. И этим надо пользоваться.

РЖ: Каков удельный вес силового стиля управления в России?

О.К.: Если говорить о консервативной идеологии и искать носителя этой идеологии в нашем обществе, то надо сказать, что, в первую очередь, субъектами этой идеологии являются силовики. Силовики находятся в центре идеи российского консерватизма. Поскольку партия «Единая Россия» приняла эту идеологию, я бы сказала, что в ней большое влияние силовиков. Не силовых методов, не силовых ресурсов, а именно силовиков, как людей, которые обладают в ней определенным влиянием.

Совсем иная тема – это административный ресурс. В силу определенной степени сращенности между партией и государством, у партии нет иных ресурсов, кроме как административных, государственных. Она может, конечно, искать харизматических лидеров, работать с массой. Но, на самом деле, в этом и нет потребности. Само тело партии противится таким вещам. А вот административный ресурс для нее совершенно органичен. Да и в обществе она воспринимается как партия чиновников. Получается, что чиновники, которые составляют два процента населения, имеют 70 процентов голосов в легислатурах всех уровней.

Это очень много. Это плохо для самой партии. Надо, чтобы в партии возникали более смелые инициативы, чтобы внутри партии была реальная дискуссия, возникали возможные фракции внутри самой партии, увеличивалась внутрипартийная конкуренция. Может быть, это и было бы модернизацией самой правящей партии.

Беседовала Любовь Ульянова

© Содержание - Русский Журнал, 1997-2015. Наши координаты: info@russ.ru Тел./факс: +7 (495) 725-78-67