2011 год для Пелевина в каком-то смысле юбилейный — ровно 20 лет назад, в 1991 году, было написано большинство рассказов, составивших первый сборник писателя «Синий фонарь» и сделавших его сверхновой звездой новой литературы. Эти пронзительно грустные, элегантные и парадоксальные рассказы были посвящены гибели старого мира и бесприютности существования в мире новом, неоформленном, продуваемом космическими сквозняками. В этом контексте понятнее становится последний роман «S.N.U.F.F.» — вот только грусти и изящества там почти нет, зато от мрачной грубой злости при чтении становится тошно.
В далеком будущем после ряда военно-геополитических катастроф привычный мир погиб. На земле, в «Уркаине» (обобщенно-условное псевдославянское государство) живут «урки», они же орки. Черты этого мира скорее не оруэлловские, а толстовские, в том смысле, что Уркаина чрезвычайно похожа на мир «Кыси»: тот же палеолит, натуральное хозяйство, стремительная утрата материальной культуры, искажение смыслов, повсеместные грязь, хамство и насилие. Царьки там — те же мелкие пакостные тролли (даром что «орки»), что и Федор Кузьмич, а власть «органов» безгранична. В небе над Оркландом висит «офшар» Бизантиум — воздушный город, технически сложные сады Семирамиды, в котором среди виртуальных 3D-изображений несуществующих уже Лондона, Нью-Йорка и Парижа живут «люди», некая высшая каста продвинутых пользователей реальности, пародийно напоминающая «золотой миллион» современного буржуазного Запада. Периодически люди начинают войну против орков — и те яростно защищаются, думая, что умирают за Родину, и неизменно побеждают, несмотря на сильную техническую отсталость. А войны эти нужны людям всего-навсего для того, чтобы снимать снафы (англ. snuff), кино про смерть и секс. Этим занимаются летчики, одновременно бомбящие оркские деревни и снимающие процесс на камеру. От лица одного из летчиков Дамилолы Карпова и ведется повествование.
Стальные птицы, сеющие с неба смерть и страх, похоже, ранили Виктора Пелевина в самое сердце. Можно сказать, что «S.N.U.F.F.» продолжает тему повести «Зенитные кодексы Аль-Эфесби» из предыдущей книги «Ананасная вода для прекрасной дамы». Там тоже пустынные орки-фундаменталисты во главе с русским воином Савелием Скотенковым борются со стальными стервятниками западного мира, держащегося лишь на соревновании доллара с евро. Во всем этом, конечно, трудно не увидеть грубую насмешку над ударами сил НАТО по революционным пустыням стран «арабской весны»: вы думаете, что они несут вам свободу, а они просто ищут картинку получше, покровавей для своих жирных домохозяек, развалившихся у маниту (Маниту, маниту и маниту — Бог Святой Дух, Бог Отец и Бог Сын, верховное божество, компьютер и деньги в романе). После одной из таких войн оркские юноша и девушка Грым и Хлоя попадают наверх, в Бизантиум, и между ними, Дамилолой и его подругой разыгрывается сложная любовная драма.
Кажется, что Пелевин, прекрасно умеющий написать живой трогательный женский образ (лисичка «А Хули» из «Священной книги оборотня») нарочно развивает этот довольно искусственно выглядящий сюжет, чтобы появился повод высказать очередную порцию своих едких циничных замечаний о женской природе. Офшар чрезвычайно продвинут технологически, и для касты «пупарасов», любителей кукол, созданы резиновые женщины-роботы, неотличимые от человека (вспоминается «Терминатор-3» с сексуальной женщиной-киборгом в исполнении Кристанны Локен). Кукла Дамилолы Кая умна, но работает на максимально выставленном параметре «сучества», что делает ее похожей на Лолиту, и сходство усиливается после ее бегства с Грымом и их поисков Дамилолой. Она юна, миниатюрна и необычайно стервозна; рассуждая о ней, Пелевин выливает на тип современной женщины-потребительницы-содержанки весь свой яд:
«…совершенно правы были религиозные моралисты, заставлявшие женщин прикрывать специальной тряпочкой не только спермоприемник, но и гипнотабло. Ибо главный половой орган женщины — это, конечно, лицо. Не зря ведь чуткие к тихому голосу природы орки так его и называют: «ебальник».
«Я нахожу, что для женщины лучше всего возраст Хлои — шестнадцать лет, та граница, которую наметила сама природа (говорящая с нами в том числе и на языке криминальных уложений, ибо она многолика)».
Внезапно вспыхнувшее «чувство» Каи к Грыму заставляет их бежать и приводит к гибели Дамилолу, а вскоре орки взрывают основание антигравитационного каната, на котором держится офшар, и мир скатывается в очередной хаос (хотя хаос неизбывен и так). Вот нехитрый сюжет этой горькой повести. Спросим тоном литературных критиков 19-го века: что же двигало автором?
Как это ни банально, но отвращение и брезгливость к современному миру и современному человеку. Если в ранних произведениях Пелевин работал на чистой грусти о бренности мира — такой, знаете, грусти, какая бывает лишь в детстве, когда тихим летним вечером стоишь на балконе и смотришь на возвращающихся с работы взрослых, на бескорыстной жалости к этому странному, обреченному комочку из страстей и страхов, называющемуся «человек», то начиная где-то с «Поколения П» («S.N.U.F.F.» схож с ним рыхлостью, натянутостью и мрачностью) Пелевин выносит приговор за приговором фальшивому миру, где есть только орки и куклы, нажива и убийство, кровь и красивая картинка на маниту. Есть такое образное выражение, употребляемое иногда в адрес чего-то неприличного, в смысле ужасающего — «порнография» («какая порнография творится во власти») — и Пелевин обозвал порнографией весь наблюдаемый им мир, и причем порнографией в самой крайней, жестокой ее форме. Но раньше у Пелевина перед пробуждением пятилапого пса, который наступает всему, герой всегда успевал провертеть дырочку в обоях и свалить в прекрасный новый мир — в «Снаффе» же этого не происходит. Спасаются лишь умный орк и резиновая женщина, но какая их ждет судьба на обломках старой цивилизации, усыпанных обломками другой, новой цивилизации?
Конечно, несмотря на мрачность и натянутость, марку Пелевин держит, и в смысле прозрений, и в смысле «юмора». Вот парочка пугающих мест: как, когда, почему он смог угадать рождение этих мемов?..
«— Почему всем оркским династиям имена наверху выбирают? Рванам, например. И Визит, и Дюрекс…»
Владимир Путин сказал, что якобы принял белые ленточки митингующих за «контрацептивы», уже после выхода книги.
«Через несколько сотен метров деревья редеют, и начинается огромное болото, которое по совместительству служит кладбищем. Орки называют его Болотом Памяти — там вся Слава хоронит своих умерших. С высоты оно похоже на мрачное серо-зеленое озеро, куда впадают жилки тонких речушек».
Как не вспомнить знаменитую панорамную фотографию блогера Ильи Варламова с митинга на Болотной площади 10 декабря?
Есть невероятно смешные шутки: «нетерпилы», металл «дерипасий», «правозащитники» (те охранники, что стоят от пахана справа; слева стоят «ганджуберсерки», исламские травокуры, напоминающие ассасинов из одноименной повести в «П5»). Есть много ожидаемых и скучных диалогов между «учителем» и «неофитом», раскрывающих Суть Вещей, есть и положенная доза размышлений о том, что же есть «я»; рекомендую пропускать эти места и вместо них перечитать «Созерцателя тени» из предыдущей книги, действительно гениальную новеллу о том, что же есть сущее. Чувствуется, что Пелевин устал и отрабатывает обязательную программу; хочется, чтобы он отдохнул, перечитал Ivan Bounine, перестал видеть мир сквозь прицел своих безжалостных солнцезащитных очков, спустился с Бизантиума и просто погулял среди нас, простых орков, и увидел, что не так уж и грязно, по-скотски мы живем, что не все в мире маниту, а есть и грусть, и нежности, и чистота — кто ж виноват, что мы сами все время толкаем друг друга в «кровь, говно и рабство».
Как минимум одно достоинство у новой книги Пелевина есть, и это — фирменная мощная изощренная фантазия, с которой писатель тщательно декорирует созданный им мир. Есть довольно большой процент «чистой публики» среди литературных людей и просто любителей почитать, которые не любят Пелевина неизвестно почему, но не любят. Они заламывают руки, говоря о Чехове, придыхают на слове «Ахматова», мучительно краснеют при упоминании Сорокина, и вообще они не такие, они выше этого. Эти люди брезгливо называют Пелевина «фантастом» и «беллетристом» (хотя, казалось бы, что может быть почетнее, честнее, интереснее этих наименований?..) и идут читать «Новый мир». Грубо говоря, они любят литературу не за то: не за мощь фантазии, не за изобретательность мысли, не за ремесленное мастерство в отделке миров. За что? — бог их знает, со вкусом там проблемы, и под литературой часто понимается скучища и псевдоинтеллигентские упражнения в изящной словесности (представим Битова, у которого отняли талант и ум). Короче, мороз крепчал, госпожа Туркина дорвалась до Живого Журнала. Если уподоблять литературу алкоголю, то эти люди, грубо говоря, подобны ханжам, утверждающим, что пьют «ради вкуса»: красное вино прелести Алисы Ганиевой ударяет им в голову, и они идут читать журнал «Октябрь».
Поклонники же Пелевина честно пожимают плечами: да, мы любим, когда литература бьет по мозгам и по нервам, и мы пьем, чтобы стать пьяными и испытывать соответствующие переживания. Если предыдущий Пелевин 2000-х (за редкими исключениями в виду мутного портвейна) был весь сплошь неплохая водка, то «S.N.U.F.F.» в смысле пугающе, даже извращенно богатой фантазии, с которой роман сделан, похож на крепчайший самогон, выгнанный бородатым орком в трущобах Желтой Зоны. Но закусить его в романе, увы, нечем, и даже у меня, заядлого поклонника, перехватило дыхание и брызнули слезы. Мне водки, пожалуйста.
Хотя нет, я вообще пропущу.