От редакции. Конституция РФ провозглашает, что Россия – демократическое, правовое государство. Это означает, что защита «Прав человека» должна быть основополагающим императивом российской власти. Однако в те моменты, когда властные структуры выступают в защиту «прав человека», в частности права человека на свободу, общество ополчается против государства, усматривая в его действиях скрытую и не очень приятную подоплеку. Так произошло с делом Егора Бычкова, врача-нарколога, которого определенный сегмент российской общественности считает пострадавшим от карательных действий государства истинным сторонником свободы человека.
Иными слова, в общественном сознании россиян произошла определенная инверсия – человек, лишавший людей свободы, воспринимается как истинный борец за свободу. Однако, возможно, эта инверсия в скором времени будет преодолена благодаря деятельности «либертарианцев» – современных наследников классического либерализма, утверждавшего в качестве главной ценности ту самую свободу, за которую ныне страдает Егор Бычков. Это пока не очень влиятельное движение постепенно набирает силу. У них уже есть своя партия, свой сайт, а воздействие этого движения на наиболее активный сегмент российского общества, пользователей «Живого журнала», трудно переоценить. «Русский журнал» решил познакомить своих читателей с теми, кто, вероятно, завтра будет определять политическую повестку дня. Один из наиболее ярких пропонентов либертарианства в российском публичном поле колумнист «InLiberty», экономист Юрий Кузнецов любезно согласился ответить на вопросы «РЖ».
* * *
РЖ: Недавно большой общественный резонанс вызвала история врача-нарколога Егора Бычкова. Как известно, либертарианство построено на аксиоме собственности человека на свое тело, но и Егор Бычков как бы испрашивал разрешение у тех, кого «лечил». Как либертарианцы оценивают историю с Бычковым?
Юрий Кузнецов: Давайте сразу оговоримся: либертарианцы – это не «орден меченосцев», спаянный демократическим централизмом. Мне неведомо, что они должны, а что не должны. Я могу лишь высказывать свое мнение, а по «делу Бычкова» у меня мнения нет, т.к. я не знаком с обстоятельством этого дела. Можно порассуждать на темы, поднимаемые в связи с ним, не затрагивая конкретных фактов.
Во-первых, насильственное удержание взрослого человека по заявке/требованию/желанию других людей недопустимо ни при каких обстоятельствах, если только он не совершил преступления (агрессивного насилия) по отношению к другим. Думаю, в этом практически все либертарианцы согласны между собой.
Во-вторых, если человек сам заключил контракт, предусматривающий его насильственное удержание в случае, если он не сможет себя контролировать, то здесь, действительно, возникает проблема. Ее можно условно назвать «дилеммой спутников Одиссея». С одной стороны, Одиссей приказал своим спутникам привязать его к мачте и ни при каких условиях не отвязывать, пока кораблю не отойдет от острова сирен. С другой стороны, услышав сирен, он всеми способами дает спутникам понять, что хочет, чтобы его отвязали. Вопрос: отменяет ли это новое требование старый контракт? Иными словами, можно ли заключать контракт относительно самого себя или своего тела, который потом при некоторых условиях нельзя будет расторгнуть? Среди либертарианцев (как западных, так и отечественных) существуют разные мнения на этот счет.
Мне представляется, что это как раз тот случай «пограничной» проблемы, где либертарианская доктрина в ее чистом виде не может дать ответа, и неизбежно придется привлекать какие-то другие основания. Либертарианство не является тотальной доктриной, отвечающей на все вопросы, и таких «пограничных» проблем на самом деле довольно много. Вот еще некоторые из них: Может ли человек продать или отдать сам себя в рабство (что бы под этим словом ни понималось)? Каковы права детей, пока еще не способных самостоятельно поддерживать свое физическое существование? Есть ли у женщины право на аборт или же аборт – разновидность убийства? Каково должно быть наказание за преступление и должно ли оно быть вообще? Разные либертарианцы по-разному отвечают на эти и другие вопросы.
Я считаю, что ответы на такие вопросы либертарианская политическая философия как таковая дать не может, здесь неизбежно введение других оснований. Понятие же «собственности человека на свое тело» представляется мне всего лишь вымученной метафорой, придуманной исключительно с целью свести все к одной аксиоме и не помогающей разобраться, а только запутывающей дело.
Лично мое мнение состоит в том, что человек может в некоторых ситуациях передавать право удерживать себя или делать с собой что-нибудь болезненное без того, чтобы оставить за собой право в любой момент расторгнуть контракт. Но какие это случаи и как все это может осуществляться – предмет отдельного разговора, и я сейчас не готов развернуто это обсуждать.
В-третьих, у меня есть мнение о принудительном лечении наркоманов, никак не связанное с либертарианством, а основанное на той профессиональной литературе по проблемам зависимости и созависимости, которую мне довелось прочесть. Я считаю, что попытки лечения зависимости бесполезны, если отсутствует искреннее желание пациента вылечиться. Хотя, конечно, здесь всегда есть возможность выдать несколько временных ремиссий за свидетельство огромной эффективности метода. Я не доверяю сообщениям о результативности насильственного лечения «по желанию родственников». Как бы то ни было, это тема отдельного разговора, который, повторю, не имеет никакой связи с либертарианством как таковым.
РЖ: Либертарианство – «международное» интеллектуальное течение, в том смысле, что его представители ныне проживают не только в США, где данное течение и сформировалось. Сегодня либертарианство набрало определенный вес и в России. Существуют ли различия между западным либертарианством и либертарианством в России? В чем они заключаются? В чем, если они есть, заключается разница между российскими либертарианцами и российскими монетаристами?
Ю.К.: Прежде всего, мне хотелось бы отметить одну черту сходства: и американское (шире – западное), и российское либертарианство, если рассматривать его как интеллектуальное течение, очень неоднородно. В России ввиду малочисленности его представителей, это означает, что практически любой интеллектуал-либертарианец имеет массу расхождений с любым другим интеллектуалом-либертарианцем. Из этого вытекает общее правило: говоря или задавая вопросы о «российском либертарианстве» надо иметь в виду, что любые общие суждения будут в лучшем случае условными.
На мой взгляд, различия российского либертарианства и американского либертарианства связаны со спецификой обсуждаемых практических проблем. Кроме того, американское либертарианство является национальной традицией с глубокими корнями. В России же такие корни найти довольно трудно (ну, разве что Новгород, Псков и вообще опыт местного самоуправления), а провести линию преемственности, на мой взгляд, просто невозможно. Кроме того, в рамках американской либертарианской традиции существует мощное христианское течение, к которому принадлежат как протестантские, так и католические авторы. Российское же либертарианство практически полностью секулярно.
Что касается Европы, то российское либертарианство в целом, как мне кажется, похоже на европейский классический либерализм.
Теперь про «российских монетаристов». Честно говоря, я не понимаю, кто это такие. «Монетаризм» в современной русской политической речи - это слово-ругательство, лишенное всякого специфического содержания, вроде «фашизма». На самом деле, монетаризм – это совершенно конкретная теория и нормативная доктрина в рамках так называемой макроэкономики, касающаяся, в первую очередь, денежной политики. Я не припомню эпизода в постсоветской истории, когда бы российский Центральный банк и российское правительство проводили бы монетаристскую политику в строгом смысле слова, в отличие, например от правительства СССР.
Вероятно, под «монетаризмом» в данном случае имеется в виду современный российский либеральный «мэйнстрим», приверженцев которого обычно называют «либеральными экономистами», «экономистами рыночниками» и т.п. и который персонифицируется такими именами, как Егор Гайдар, Евгений Ясин и Анатолий Чубайс в ранние годы его политической карьеры. Для обозначения этого течения существует еще ругательное прозвище «Вашингонский консенсус». Если речь идет о них, то у российских либертарианцев существуют серьезные, даже радикальные разногласия с ними.
1) Мэйнстримные либералы – западники. Для них существование какого-либо института или правила в развитых странах Запада обычно является достаточным аргументом в пользу благотворности этого института/правила и необходимости его внедрения в России. Либертарианцам же совершенно чужд этот подход; некоторые из них называют это появлением «колониального сознания». Любой институт следует оценивать как таковой с точки зрения либертарианских принципов. И как раз многие современные западные институты получают по этой шкале самые низкие оценки. Многие различия между либеральным мэйнстримом и либертарианством в России вытекают из этого фундаментального разногласия.
2) Мэйнстримные либералы придерживаются мэйнстримной же экономической теории – той, которая излагается в современных стандартных учебниках по экономике(переводных или созданных по западным образцам) и преподается, например, в Высшей школе экономики. Либертарианцы же в России – не уверен, что все, но уверен, что большинство – считают этот вариант экономической теории научно и методологически несостоятельным. Они используют вариант экономической теории, разрабатываемый в рамках т.н. праксиологической («австрийской») школы.
3) Либеральный мэйнстрим в принципе поддерживает институт социального государства, стремясь лишь очистить его от эксцессов и повысить эффективность его работы. Либертарианцы считают социальное государство этически неоправданным и социально деструктивным институтом. Кроме того, именно либертарианцы одними из первых в нашей стране стали говорит о неизбежном кризисе этого института, который будет связан с неспособностью бюджетных систем современного государства справляться со своими обязательствами.
4) Мэйнстримные либералы поддерживают такие институты, как антимонопольное регулирование и регулирование т.н. «естественных монополий». Более того, многие из них поддерживают введение дополнительных мер антимонопольного регулирования. Либертарианцы считают и тот, и другой виды регулирования деструктивными, подрывающими экономическое развитие страны. Это различие во многом объясняется разными позициями в сфере экономической теории. Это не означает, что либертарианцы выступают, скажем, за немедленный отпуск цен на услуги инфраструктурных отраслей при сохранении нынешних монопольных привилегий для производителей. Есть гораздо более нетривиальные подходы, позволяющие учесть интересы всех «стейкхолдеров» включая так называемые «социально незащищенные группы», при переходе инфраструктурных отраслей в нормальные экономические условия. Но это предмет отдельного разговора.
5) Позиция либерального мэйнстрима по вопросу борьбы с коррупцией сводится к надеждам на демократический контроль над государственным аппаратом и на «прозрачность» функционирования последнего. С точки зрения многих либертарианцев такой подход сам по себе малорезультативен. Либертарианцы считают, что существенно сократить уровень коррупции можно лишь при условии резкого сокращения полномочий государства, в первую очередь – в сфере регулирования экономической деятельности.
6) Либеральный мэйнстрим полностью поддерживает современную систему институтов денежного обращения и кредита, основанную на декретных или необеспеченных деньгах (fiat money), институте центрального банка и банковской системе с частичным резервированием. Либертарианцы же считают такую систему порочной, поскольку она приводит к повторению экономических кризисов, служит интересам узкой группы банкиров путем недопущения к общественному богатству менее привилегированных групп населения и в целом дезориентирует людей в их экономической деятельности. Либертарианцы считают, что денежная сфера не должна регулироваться государством, а рыночная организация на основе общих принципов гражданского права (права собственности и контракта) является предпочтительной.
Этот список расхождений, разумеется, неполон, но уже его должно быть достаточно, чтобы увидеть, что российское либертарианство и российский либеральный мэйнстрим – это очень разные вещи.
РЖ: В американской версии либертарианства различают два направления – экономическое либертарианство и социальное либертарианство. Экономическое направление настаивает на необходимости существования свободного рынка и минимизации вмешательства государства в экономику. Социальное либертарианство отстаивает право человека на свободное распоряжение собой и своей судьбой, например, право на аборт, вероятно, право на однополые браки. Существует ли в российском либертарианстве подобное разделение? И если да, то соблюдение каких социальных прав гражданина требуют российские либертарианцы?
Ю.К.: Представление о разделении либертарианства на два направления – ошибочно. Поддержка свободного рынка и минимизация вмешательства государства в экономику – это sine qua non либертарианства. Человек, который отстаивает право человека на свободное распоряжение собой и своей судьбой, но при этом не выступает за свободный рынок и уменьшение государственного вмешательства – не либертарианец, а современный либерал в англосаксонском смысле этого слова (в России таких иногда называют «левыми либералами»). Либертарианцы ни в США, ни в России никогда не признают его своим.
Другое дело, что по некоторым «социальным» вопросам среди либертарианцев существуют расхождения либо различия в расстановке политических приоритетов. На мой взгляд, это связано просто-напросто с тем, что либертарианство – не тотальная социально-политическая доктрина, а всего-навсего политико-правовая философия, дающая ответы на ограниченное число вопросов. Перечисленные же «социальные» вопросы являются для нее «пограничными» или даже вообще «перпендикулярными».
Что касается реально существующих российских либертарианцев, то, по моим наблюдениям, большинство из них придерживаются идеи о допустимости абортов и праве на однополые браки. Во втором случае это просто-напросто следствие того, что брак рассматривается как разновидность контракта; что касается абортов, то право на них выводится из «принципа самопринадлежности» («человек – собственник своего тела»). Лично мне вся эта аргументация представляется ошибочной, но это отдельная тема. Важно то, что, по моим наблюдениям, российские либертарианцы в этих вопросах более или менее следуют аргументации американских и вообще западных мыслителей.
РЖ: В 1990-х годах Россия жила по принципам свободного рынка. Официально данная эпоха оценивается негативно. Как российские либертарианцы оценивают опыт рыночного и социально-культурного развития постсоветской России?
Ю.К.: В 1990-х годах Россия не жила по принципам свободного рынка. Да, были предприняты некоторые шаги в реализации принципа свободного рынка. Была разрешена частная собственность на средства производства, разрешено свободное (т.е. добровольно-контрактное) ценообразование. Тем не менее, российская экономика оставалась не только «смешанной», но и в высшей степени зарегулированной. Более того, политика российского государства, за исключением периода первоначального резкого кризиса системы публичной власти и нескольких локальных эпизодов впоследствии, была в целом направлена на усиление вмешательства государства в экономику и в частную жизнь граждан. 2000-е годы в целом продолжили эту тенденцию.
Говорить об общей оценке российскими либертарианцами эпохи 1990-х годов вряд ли корректно, т.к. они систематически не занимались выработкой такой позиции. Можно говорить лишь о мнениях отдельных людей. С моей точки зрения, рыночный опыт 1990-х годов как таковой был полезен для страны просто потому, что люди получили навыки работы с частной собственностью, нерегулируемыми ценами и т.д. Но с точки зрения создания экономики свободного рынка опыт постсоветской России можно оценить как несуществующий – не только никакого свободного рынка не было, его даже не пытались создать.
РЖ: Существует мнение, будто рыночный капитализм, за который ратуют либертарианцы, нарушает права человека в гораздо большей степени, чем государственный социализм. В частности, работодатель-капиталист может включить в трудовой контракт пункт, запрещающий женщине заводить детей в течение какого-то периода времени. Как Вы полагаете, справедливо ли это мнение?
Ю.К.: Либертарианство вообще очень критически относится к современной концепции прав человека, особенно в части т.н. социальных прав. Либертарианская политическая философия в ее наиболее распространенной версии исходит из недопустимости агрессивного физического насилия против личности, здоровья и собственности человека. В частности, недопустимо ограничивать права собственника на использование своей собственности, а частный собственник не имеет права использовать свою собственность лишь для агрессивного насилия против других. Социальные же права исходят из допустимость насильственного или осуществляемого под угрозой насилия изъятия чужой собственности или ограничения прав собственника.
В приведенном примере, если рассуждать с либертарианской точки зрения, работодатель имеет право включить в проект трудового контракта любые положения, не нарушающие личные и имущественные права работника (в частности, условие, что в случае беременности работницы контракт расторгается), а женщина имеет право отвергнуть предложенный проект договора и не заключать контракт. Насильственное принуждение владельца предприятия к принятию или не принятию на работу тех или иных категорий лиц является нарушением его прав собственности, т.е. агрессивным насилием.
Разумеется, реализация такого последовательного подхода может быть невыгодна для каких-то категорий лиц, но ведь любое правило для кого-нибудь невыгодно! Запрет на изнасилование невыгоден насильникам, но это не повод объявить его нарушением прав человека.
Отвергая любые государственные законы о недопустимости дискриминации тех или иных категорий лиц, либертарианский принцип, однако, не запрещает предоставление собственником-работодателем добровольных привилегий тем или иным группам. Если капиталист хочет брать на работу только молодых женщин фертильного возраста или только гомосексуалистов – пожалуйста; либертарианский принцип ничего не предусматривает на этот случай.
РЖ: В массовом сознании либертарианство рассматривается как преимущественно экономическое движение. Однако среди либертарианцев есть и социальные теоретики и теоретики политики. Существует ли ныне некая общепринятая концепция либертарианского государства? Каковы ее основные черты?
Ю.К.: Общепринятой концепции нет хотя бы потому, что среди либертарианцев есть сторонники не только минимизации государственного вмешательства («минархисты»), но и анархисты (или «анархо-капиталисты»), предлагающие построить общество без государства. С их точки зрения, функции защиты человека от агрессивного насилия в подобном обществе будут выполнять частные организации. Я сам одно время придерживался анархо-капиталистических взглядов, но впоследствии нашел в них ряд логических изъянов.
Но даже если ограничиться минархистами, то и здесь концепции и подходы различны. Однако не будет большой ошибкой сказать, что большинство из них являются демократами в том смысле, что поддерживают принцип выборности важнейших должностных лиц. Кроме того, многие, несомненно, являются сторонниками децентрализации публичной власти и разделения властей.
Мне кажется, что в этой сфере различия между российскими либертарианцами-минархистами и, скажем, их американскими единомышленниками невелики.
РЖ: Создается впечатление, что в Соединенных Штатах Америки либертарианское движение достаточно влиятельно. Российское либертарианское движение пока делает первые шаги. Существуют ли в России предпосылки превращения либертарианства во влиятельное политическое и интеллектуальное движение?
Ю.К.: Думаю, что в интеллектуальной сфере у российских либертарианцев неплохие перспективы. Их «позиционное» преимущество, на мой взгляд, состоит в том, что в условиях общего провинциализма российской интеллектуальной жизни либертарианцы транслируют сюда те течения западной мысли, которые по большей части игнорируются всеми остальными российскими интеллектуалами. Ну, и не стоит сбрасывать со счетов тот фактор, что среди российских либертарианских интеллектуалов много молодых людей, по-настоящему увлеченных экономикой, философией, историей и другими гуманитарными дисциплинами.
Но есть и содержательное преимущество. Нынешний мэйнстрим так или иначе вскоре переживет тяжелый кризис, который будет вызван кризисом всех тех политических и социальных институтов, которые он принимает как данность. Это касается как экономики, где на повестке дня стоят радикальные изменения в мировой финансовой системе, так и политики, где все больше становится очевиден кризис государства Нового времени. А среди альтернативных подходов либертарианство и связанные с ним направления, на мой взгляд, относятся к числу самых интеллектуально сильных и развитых.
Ну а как политическое течение либертарианство имеет перспективы «нишевого» движения, объединяющего тех, кто в силу своего жизненного опыта и черт характера имеет вкус к самостоятельной жизни и недоволен теми несправедливыми и общественно вредными барьерами, которые российское государство ставит на пути созидательной деятельности.
Беседовал Александр Павлов