От редакции. В последнее время современное искусство в России в самых разных проявлениях все более привлекает внимание общественности; фактически оно превращается в самую важную тему дискуссий. Одним из последних предметов спора стало дело экс-директора музея имени Сахарова Юрия Самодурова и экс-завотдела Третьяковской галереи Андрея Ерофеева, которых 12 июля Таганский суд города Москвы приговорил к штрафу за то, что они оскорбили чувства некоторых граждан РФ. По данным следствия, на организованной Самодуровым и Ерофеевым выставке "Запретное искусство-2006", которая проходила с 7 по 31 марта 2007 года в Общественном центре на Земляном валу в Москве, демонстрировались произведения, содержащие "унизительные и оскорбительные изображения в отношении христианской религии и к гражданам, исповедующим эту религию". Русский журнал не остался безучастным к дискуссии и публикует точки зрения экспертов, придерживающихся разных взглядов на проблему. Своим мнением с РЖ поделился Орхан Джемаль, известный журналист, сотрудник "Русского Newsweek'а".
* * *
Дело Самодурова и Ерофеева старое. Тянулось оно много лет. Вообще, сколько я помню, эпоха последнего десятилетия прошла под неким знаком бесконечных разбирательств по поводу выставки «Осторожно, религия». И то, что в итоге ущемленные религиозные деятели нашли защиту у государства, довольно показательно.
То есть государство выступило в защиту каких-то людей, почувствовавших себя ущемленными в связи с выставкой, которая в духе постмодернизма немножко высмеяла то, что для одних является своеобразным ханжеством, какими-то странными политическими проявлениями религиозности, а для других – святынями. Любопытно, что лет 20 назад какие-нибудь карикатуры Жанна Эффеля были вполне нормальными, а ведь они были ничуть не менее оскорбительными по отношению к каким-то формам клерикализма.
Ситуация изменилась. Де-факто сегодня существует конкордат между государством и православной церковью. И в силу этого де-факто существующего конкордата государство православную церковь защищает. Но поскольку конкордат в православной церкви существует де-факто, а не де-юре, то государство вынуждено распространять некую тень прикрытия, хотя и в меньшей степени, на другие конфессии, которые считаются в той или иной степени традиционными, или которые в силу политкорректности нужно прикрывать. Например, государство готово встать на защиту иудаизма. В какой-то степени государство готово встать и на защиту исламских ценностей. Но на протестантизм и на католицизм это уже не распространяется.
Так вот, эта некая новая реальность сформировалась за последние 10 лет. Что же дальше? Дальше пойдет процесс, когда все жестче и жестче будут защищаться некие клерикальные ценности. Но все меньше и меньше эта защита будет пользоваться народной поддержкой. Чем дальше, тем больше этот клерикализм будет набивать оскомину, причем клерикализм не только православный (хотя он в большей степени), но и исламский. Такая защита будет пользоваться среди народонаселения все меньшей и меньшей поддержкой. И кончится это антицерковным фрондированием.
Наблюдается некая реакция на сращивание института Церкви с институтом государства, некий симбиоз, когда государство и Церковь важнее друг для друга, чем Церковь для паствы и паства для Церкви. Любопытна в этом процессе реакция самого государства, потому что государство – это же не абстрактная вещь. Это конкретные люди с конкретными убеждениями, и далеко не всегда глупые. В принципе, они понимают все, что происходит – что происходит фактически, а не на бумажке. И они понимают, что у этого есть издержки. И то, что они это осудили, но постарались сделать это предельно мягко, ограничившись безобидными формами кары, говорит о том, что они понимают сложность ситуации. Так что процесс не потрясает трагедиями человеческими, но является вполне себе знаковым, потому что олицетворяет врастание Церкви в государство и наоборот.
* * *
Я не поклонник постмодернизма как такового. Тем не менее, когда я видел репродукции картин, представленных на выставке, то понимал, что в них есть мощный пласт сатиры, связанной не с тонкими материями души религиозного человека, а именно с клерикализмом – с некими коммерческими, политическими, экономическими практиками, когда Церковь использует человеческие переживания себе на благо не как Церкви, а как некоей корпорации людей, объединившихся для вечного существования. Так что для меня эта сатира понятна. Хотя я также могу осознать, что сатира эта, как и многая другая, может задеть и иные чувства, уже личного характера. Но задача-то выставки была высмеять некие клерикальные практики.
Даже если бы на картинах был изображен Микки Маус не вместо Иисуса Христа, а вместо пророка Мухаммеда, я бы подобную вещь смог понять. Ведь это сатирический запал, задор. Ведь когда я вижу Христа с головой Микки Мауса, я понимаю, что задача автора этой работы была не принизить великого пророка до уровня киношной мыши, его цель – показать, что современная религиозная практика использует образ Христа также коммерчески, как это делают в «Дисней Лэнде». Абсолютно то же самое касается и мусульман, которые в личном плане могут быть оскорблены какой-то сатирой, адресованной совсем не в их адрес, а, допустим, к жизни муфтиятов.
Если же вы хотите проводить параллели между выставкой «Осторожно, религия» и карикатурным скандалом, это все-таки не совсем эквивалентное сравнение, потому что карикатурные скандалы апеллировали не к клерикальному пространству, а к некоему политическому проявлению ислама в большом мире. Мишенью выставки «Осторожно, религия», конечно, является церковная бюрократия со всеми ее практиками. Но это лишь мое мнение. Церковная – в данном случае я имею в виду не православную, а любую бюрократию, которые эти тонкие материи очень охотно эксплуатируют себе на пользу.
Я просто говорю о том, что существует дилемма: либо ты задеваешь чьи-то чувства, отстаивая свободу слова, либо ты зажимаешь свободу слова, оберегая чьи-то чувства. На мой взгляд, здесь может быть одно простое решение. Нужно сформулировать некие базовые принципы. Если это – свобода слова, то говорить можно все. Или наоборот – защита этих самых чувств особо чувствительных граждан. И тогда уже никакой свободы слова. Какой из этих принципов будет работать – не так важно. Главное, чтобы это было тотально распространено. На всех без исключений. Так что, если мы будем защищать все духовные ценности, то давайте их защищать. Но потом возникнут духовные ценности сатанистов и каких-нибудь педофилов. И тогда, вероятно, защищать придется их. Но, это, конечно, крайность. Главное – остановиться на какой-то базовой вещи, а уже все остальное будет выстраиваться от нее.