Почему наши дети, переходя из начальной школы в среднюю, теряют все то, чему их научили в первые четыре года? Почему они перестают читать книги и вообще - любить учиться? Об этом обозревателю "Русского журнала" рассказывает учитель литературы московского лицея "Воробьевы горы" Евгения Абелюк.
"Русский журнал": Откуда эта пропасть между тем, как читают дети в младшей школе, и тем, как это происходит в средней?
Евгения Абелюк: По моим наблюдениям, разрыв между младшей и средней школой был всегда. И раньше даже читающие дети в среднем школьном возрасте часто переставали читать. Или начинали читать гораздо меньше, чем раньше. Я думаю, что в сегодняшней ситуации этот разрыв несопоставимо больший. Проблемы с чтением очень серьезные.
РЖ: Это связано с экспансией компьютера?
Е.А.: Это связно со многими причинами. Во-первых: почему такой разрыв? Дело в том, что в подростковом возрасте дети становятся гораздо менее послушными. Взрослые оказываются для них меньшим авторитетом. И еще чрезвычайно важная причина заключается в том, что взрослые перестают заниматься детьми-подростками так, как они занимались ими, когда те были маленькими. А уж чтения это касается в первую очередь. У нас не то чтобы домашнего чтения нет, у нас родители не рассказывают детям, какие они читали книжки в их возрасте, не руководят их чтением. Им некогда.
Дальше случается следующее: когда ребенок попадает из начальной школы в среднюю, происходит резкая смена парадигмы обучения. В младшей школе он читал конкретные тексты, выполнял творческие задания, связанные с развитием воображения.
И вдруг начиная с пятого класса, когда абстрактное мышление ребенка еще особенно-то не развито, на уроках литературы ему начинают давать задания преимущественно аналитического характера. Творческая же составляющая из литературного образования практически совсем уходит. И ребенка, который готов воспринимать литературу эмоционально, нацеливают на совершенно иное, рациональное восприятие.
Конечно, абстрактное мышление, может быть, и нужно развивать, но эмоциональная составляющая обязательно должна присутствовать. И главное - необходимо, чтобы текст читался конкретно. А это может происходить только при участии учителя. Но наш учитель чаще всего дает детям некое готовое знание в общем виде.
Вот и получается, что множество причин работают против того, чтобы ребенок читал и интересовался чтением: родители им заниматься перестали (во всяком случае, ни о каком чтении речь не идет); учитель в школе совершенно иначе преподносит литературу (если он сам не слишком увлечен литературой, он дает ученику некое общее знание). И ребенок начинает относиться к тексту формально. И воспринимать его тоже формально.
При этом именно на этом возрастном этапе увеличивается объем текстов и объем незнакомой лексики. И если раньше ребенок мог без помощи словаря установить значение слов из контекста, то теперь он или не пытается, или не может этого делать.
Его нужно очень серьезного обучать новой парадигме восприятия текста, но при этом сохранять эмоциональность.
РЖ: А как совместить одно с другим?
Е.А.: Очень просто: литературные тексты нужно читать, а не давать общее знание. А когда текст читаешь, то всегда его воспринимаешь эмоционально. То есть ребенку нужен хороший, увлеченный, эмоциональный руководитель чтения.
РЖ: Это должен быть или родитель, или учитель?
Е.А.: А лучше - и родитель, и учитель. Главное, чтобы ребенок такого человека встретил. А поскольку никто его чтением не руководит так, чтобы ему было интересно, то ребенок отворачивается от чтения и обращается к тому, что легче: к визуальному ряду. Сейчас ведь есть возможность воспринимать гораздо более легкую информацию через визуальный ряд. Это и компьютеры, и компьютерные игры, и комиксы, и телевидение? Тут не нужно включать воссоздающее воображение (ведь когда мы читаем книгу, мы должны представить тот мир, который в ней описан); а в средней школе воображение перестают тренировать. А потом все удивляются, почему в этом возрасте уходят творческие способности.
Но ведь для того, чтобы воссоздавать мир читая, требуются усилия. И нужно уметь получать удовольствие от этого усилия.
Когда я была подростком, я очень любила возвращаться к одним и тем же книгам. Потому что легче "жить в том мире", который уже освоен. Я заканчивала книжку и начинала читать сначала. При этом вряд ли мое восприятие при каждом следующем прочтении углублялось. Но мне было все-таки трудновато осваивать этот мир, мне было недостаточно одного прочтения. А когда я смотрю фильм, мне проще: мне все дали, все показали.
Надо научить ребенка читать. Научить его обращать внимание на мелочи в тексте, на художественные детали, представлять их себе... Это тяжелый труд.
РЖ: А для этого нужно вместе с учителем читать вслух на уроке и дома - с родителями?
Е.А.: Да. Кстати, на уроке я даже со старшеклассниками читаю. И к стихам их так приучаю. Важно еще и еще раз прочитывать даже маленькие фрагменты. Это такая неторопливая работа, но не рутинная, а очень творческая.
РЖ: А как эту творческую работу можно совмещать с огромным количеством произведений, которые включены в школьную программу?
Е.А.: Совместить это невозможно. И тут я столько билась, и все бесполезно. У нас есть стандарты, они жуткие...
РЖ: Какой же тут выход? Исключить целый пласт произведений, давать лишь фрагменты или просто предоставить большую свободу учителю в выборе того, что нужно изучать?
Е.А.: Я думаю, что нужно дать больше свободы учителю. Чтобы он мог учитывать возможности данного класса и данных учеников. Чтобы имел возможность изучать с ними те вещи, которые они читают вне школы.
Вообще, очень принципиальная вещь заключается в том, что надо сокращать разрыв между тем, что реально читает ребенок, и тем, что он должен изучать в школе. С одной стороны, в школе, конечно, нужно заниматься с детьми теми произведениями, которые сам он не воспримет: научить читать сложную литературу. Но делать это нужно не для галочки, а увлеченно и профессионально. А это случается редко.
А во-вторых, иногда нужно "пойти" за ребенком и с уважением отнестись к его интересам. Иначе разрыв между нами и молодым поколением будет все больше увеличиваться.
РЖ: Что, вы стали бы читать на уроках "Гарри Поттера"?
Е.А.: Нет, я все-таки читала бы с ними серьезную хорошую литературу, хотя иногда... Вот как это делается в западной школе, в системе международного бакалавриата? Там в старших классах дети вместе с учителем из списка произведений выбирают то, что они хотят изучать.
Конечно, с одной стороны, дети должны понимать, что есть какой-то золотой фонд, который нужно освоить. Для того чтобы человечество это не растеряло. Это язык, на котором разговаривают поколения. Но с другой стороны, нужно, чтобы ребенок активно участвовал в образовательном процессе. И чем активнее, тем лучше. В том числе если у него будет возможность что-то обсуждать с учителем и что-то выбирать из программы. Ведь какие-то вещи могут войти в экзамен, а какие-то стоит только прочитать. Тут нужна гибкость.
Я говорю очень приблизительно. Это сложная система, которую нужно продумывать. Но главное - быть готовыми к тому, чтобы здесь что-то менять.
РЖ: Я помню, как несколько лет назад была на обсуждении стандартов по литературе: там все горой стояли не за исключение каких-то произведений из программы, а наоборот - за прибавление? При этом все говорили о разгрузке.
Е.А.: Так и есть. Никто не берет на себя смелость что-то исключить. В итоге мы только прибавляем. При этом современная литература в программу не включается, зарубежная - тоже нет. И мы, таким образом, искусственно ограничиваем это пространство, а ребенок в это время не стоит на месте.
РЖ: Они-то ведь если что и читают, то как раз современную и зарубежную литературу...
Е.А.: В этом году я впервые взяла в своем лицее "Воробьевы горы" класс математиков. Очень сильный, читающий класс, где учатся победители всероссийских и международных олимпиад. И когда я пришла к ним, сразу спросила: чего вы хотите от наших уроков? И они попросили: а можно мы не будем читать школьную программу? На это я им ответила: а я хочу показать вам, что школьная программа очень интересная.
РЖ: Конечно, у вас же не было выбора. И чем дело кончилось?
Е.А.: Кончилось тем, что мы с интересом все читали. Но своим вопросом я сразу установила с ними контакт. Я услышала их, а они - меня. Теперь они мне присылают письма по e-mail: я им что-то не рассказала, а они сами нашли... Они приносят на урок маленькие компьютеры, в которых есть выход в интернет, словари, и ищут ключевые слова прямо на уроке.
РЖ: А что они читают для себя?
Е.А.: Кто-то Ницше читает, кто-то Кафку, что-то еще...
РЖ: Ну, это нетипичный срез...
Е.А.: Срез-то, может быть, и нетипичный, а желание не читать школьную программу - типичное. И оно настораживает.
РЖ: Но вы сами согласились бы сократить число произведений школьной программы по литературе?
Е.А.: Я - за то, чтобы сократить число произведений. Но это не признается никем. Это такая безнадега!
Мы виноваты в том, что наше образование не нацелено на будущее. Оно - в прошлом. Мы не думаем о том, что ребенок, который живет в эпоху интернета, интерактивного радио, мира, в котором визуальный ряд приобретает все большее значение, мыслит не так, как мы, и воспринимает мир не так.
РЖ: И мы еще хотим, чтобы он книжки читал.
Е.А.: А если мы хотим, чтобы он книжки читал, нам нужно иначе его учить. Самая большая задача - воспитать читателя.
Беседовала Наталья Иванова-Гладильщикова