"Модернизация" в осаде

Слово «модернизация» появилось в политическом дискурсе сразу после восшествия Дмитрия Медведева на президентский трон. По-моему, первым выражением, маркирующим этот новый термин в политическом, а не чисто экономическом контексте, было словосочетание «коалиция за модернизацию». Означало оно примерно следующее: риторика в духе «энергетической сверхдержавности» ушла в прошлое, и весь политический класс России сегодня объединен общей задачей – вывести нашу страну из отсталости, обусловленной сырьевой спецификой нашей экономики.

Дней медведевских прекрасное начало, как и начало всех аналогичных прекрасных дней запомнилось таким коротким моментом сплочения и веры в достижение всеобщего консенсуса.

Медведев представлялся не лидером, но скорее символом нового, более всеобъемлющего консенсуса, объединяющего готовое к переменам большинство сторонников Путина и способную к разумным компромиссам часть их оппонентов. Слово «модернизация», казалось, наилучшим образом маркировало этот новый консенсус.

Экономический кризис сыграл в амбивалентную роль в истории «модернизационного консенсуса». С поверхностной стороны, с этого момента ставка на «модернизацию» оказывалась безальтернативной, а нефтегазовое наступление на Европу переставало считаться надежным ресурсом нашей внешней политики. Россия вдруг сознала пределы своей новой силы и, напротив, степень своей макроэкономической уязвимости.

Либеральные фундаменталисты немедленно пошли в бой, требуя от государства полного содействия крупному бизнесу за счет интересов всех остальных групп населения, но их атака была быстро отбита правящей государственной бюрократией. С этого момента в «коалиции во имя модернизации» наметился острый, хотя никогда и не афишировавшийся раскол, сыгравший роковую роль в последующей ее истории. Внешним отражением этого раскола стали правительственные трения по поводу модернизационной концепции и антикризисной программы.

Между тем, крупному бизнесу и либеральным экспертным кругам явно не удалось представить свою собственную программу (которую время от времени формулировал и заявлял ИНСОР) как общенациональную. Возникало устойчивое впечатление, что речь идет о попытке сепаратного сговора части бизнеса и части государственной бюрократии. В конце концов, такой сговор и состоялся – не только в России, но и в США и в некоторых странах Западной Европы, - как здесь, так и там этот сговор привел к сильнейшей дискредитации либерализма и прогрессизма.

И как в США, так и в России голову немедленно поднимает либертарианство в самых неодинаковых и даже противоположных его разновидностях, от националистического до космополитического. Общим знаменателем либертарианских настроений может считаться полное неверие в способность государства достичь хоть какой-то социально приемлемой задачи. Государство обязательно все разворует, чиновничество все испортит: чем более масштабную задачу ставит перед собой государство, тем более значительным окажется тот ущерб, материальный и духовный, который оно нанесет обществу в целом и каждому налогоплательщику в частности. Это новое для России поветрие немедленно обрастает цитатами и авторитетами: благо сегодня в России наиболее мощно и успешно функционируют либертарианские издательства, печатающие и пропагандирующие классиков этого направления и их современных последователей.

Главные идеологические лидеры «нового прогрессизма» - Обама, Медведев и в какой-то степени Саркози – как будто обречены стать политическими жертвами очередной популистской мобилизации справа. Ну с Обамой все более менее понятно, он все больше теряет своего избирателя, не расширяя электоральное пространство Демократической партии. Его левая повестка порождает подозрения у среднего класса в том, что он хочет создать из Америки социалистическое государство. Равным образом, правые в России подозревают, что Медведев стремится превратить Россию в полицейское государство.

В тот момент, когда президентская программа «модернизации» приобрела конкретно «прогрессистские» черты, когда власть устами президента и его помощников начала говорить о развитии науки, о высоких технологиях, об «эффективном государстве», способном эти идеологии производить, стало понятно, что либертарианский скепсис (вполне, кстати, понятный и закономерный) рано или поздно обретет свое политическое выражение. И что именно этот скепсис станет основой антимодернизационной коалиции, в которой найдет свое место как аристократическая фронда крупного бизнеса, так плебейский протест маргинализованного среднего класса.

Смогут ли «прогрессистские» реформаторы России, США и Европы обратить вспять эти настроения, заставить государство эффективно работать и работать на «прогресс», — ответ на этот вопрос во многом будет зависеть от событий ближайших месяцев.

© Содержание - Русский Журнал, 1997-2015. Наши координаты: info@russ.ru Тел./факс: +7 (495) 725-78-67