...Когда герб - не просто странная птичка

Petrov Dmitry

I

Необщее выраженье русского политического лица легендарно. Сказания о нем слагаются с момента появления в русском городе грамотных людей... На них имелся стабильный спрос: как и везде, политика в России была явлением городским (политика вне полиса, как правило, конвертировалась в бунт в разной мере бессмысленный и беспощадный), а различия между русским городом и городом античным или средневековым западноевропейским не отменяли потребности в читающих-пишущих. Бывало, и дружинники просились в буквенное учение, ибо без грамоты сложно было выйти на тот уровень княжьего служения, где меч становился делом третьим, а ценилось владение мыслью и словом. Это и был уровень реальной политики.

Тогда политическое пространство имело строгие границы и обрамлялось стройностью симфонии властей - духовной и светской. Первая ведала его символической частью. А значит, во многом и деятельностной, ведь люди в своих повседневных делах - от семейного жизнестроительства до строительства государственного - следовали нормам и правилам, которые несло православие. И хотя порой их идеальное встречалось с вызовами зловещих знаков вроде метел и собачьих голов, вызовы эти преодолевались и оно продолжало жить в общественных обыкновениях. Не случайно в Смутное время цитаделью русского была Троице-Сергиева лавра. И не случайно царь Алексей Тишайший не однажды шел пешком в Саввино-Старожевский монастырь. Здоровая, надежная, чуждая кликушеству духовность венчала фундамент стабильной государственности. И страшен был конец публициста Аввакума, внесшего в политический контекст экстремистскую экзальтацию и судорогу.

Впрочем, политику тогда "политикой" не звали... Это слово пришло к нам на рубеже между царством и империей, когда служилое дворянство - новая аристократия - стало единственным субъектом политического действа. Взялись они определять и его символическое содержание. И не заметили, как удаление духовной власти из политики повело к размыванию связности людей и идеального.

Да, легендарное суворовское "Государыня, пост - до первой звезды нельзя!" было вознаграждено бриллиантовой звездою, но не за свою ли уникальность? Да, император - государь милостью Божией; крест - на знаменах и орденах в честь святых; воинство - православное, но связность со знаковой тканью Русского Мира все тоньше...

И хотя свет интересов и целей, лежащих за пределами хозяйственной выгоды, не гаснет в России, уже поднимается темный монстр полуязыческой древни - тати Пугачева атакуют цивилизацию города... А в середине XIX века на нее надвинется бродячий призрак революционного безбожия.

II

Петр I сделал символизм русской политики дворянско-светским - гвардейским - на срок аж до декабрьского мятежа 1825 года. С тех пор рубеж проходил между столпом с имперским орлом и кровавым топором народной расправы. Впрочем, народ предпочитал использовать сей инструмент как "топор дровосека". Как на оружие на него указал разбуженный декабристами Герцен. А упражнялось с ним в основном разночинство - сперва вооружив им душегуба Родиона, потом - поставив на обложку "Черного передела", а затем - преобразовав в бомбы р-р-революционеров. Странно отражается та эпоха в полотнах современников: вот "Оборона Шипки" и "Государственный совет", а вот - "Орест пропагандиста", "Отказ от исповеди"...

Но есть свидетельства: и в кошмаре бесовщины "народное счастье", "земля и воля", "свобода" все еще связывались с идеальным. Народники и многие из тех, кто пришел за ними, видели цель в утверждении социального блага, хоть и своеобразно понятого. Верили: "в борьбе обретешь ты право свое". Рисковали не ради власти и выгод, пусть, случалось, получали и то и другое. Вспомним Савинкова: скрываясь, держать в ужасе сильных мира сего - это ли не власть?

Большевики сломали этот тренд 6 июля 1918 года, раздавив восстание левых эсеров. Их не устраивало, что для сподвижников Марии Спиридоновой слова "свобода" и "революция" не были чисто инструментом строительства партийной диктатуры. Ленинцы развеяли слюнявые иллюзии, оставив бойцам "великой армии труда" песню про то, как "мы наш, мы новый мир построим", последний решительный бой и посильный грабеж награбленного, а себе взяв все остальное. Идеальное было изъято из политики и втиснуто в скобки пропаганды.

А как же светлое будущее всего человечества? Да просто: от каждого по способностям - каждому по потребностям. А пока: кто не работает, тот не ест. Примитивно? Да. Но было так. Материальные интересы сделали содержанием жизни, а все прочее превратили в кумачовую тряпочку, прикрывающую срам комиссародержавия. До самого его крушения.

III

"...Они надеются <...> реформами облагодетельствовать русский народ... И эту высокомерную затею постигает та же участь, что и замыслы вавилонян(1): вместо блага - горькое разочарование. Желая сделать нас богатыми... они превращают нас в несчастных, жалких, нищих, слепых и нагих. Вместо великой, могучей, страшной врагам и сильной России они сделали жалкое имя, пустое место, разбив ее на части, пожирающие в междоусобной войне одна другую.

<...> Страна некогда многолюдная стала одинока, как вдова, великий между народами князь над областями делается данником. Горько плачет он... и нет у него Утешителя. <...> И враг простер руку на самое драгоценное у него..."(2).

Многое из написанного святителем Тихоном, патриархом Московским и всея Руси, удивительно приложимо к последним десятилетиям. Разве не напоминает история о вавилонском строительстве дела иных реформаторов 80-90-х годов, приведшие к ее распаду? Разве трудно увидеть в одинокой стране-вдовице и в безутешном князе-даннике, к святыням которого простирает руку враг, -недавнюю Россию, почти безоружную против экспансии чуждых смыслов и террористических атак?

Конечно, слово святителя Тихона было обращено к России 1918 года, в нем - скорбь по основам и вершинам бытия, на которые покусился "красный проект". Но взгляните на драму 90-х годов сквозь призму выступлений этого подвижника!

Пусть в 20-е годы бесчинствовали серпасто-молоткастые коммунисты, а в 90-е, напротив, антикоммунисты поднимали трехцветные стяги... Сходство между этими ситуациями лежит поверх эмблем. К концу века эмблемы почти перестали отражать содержание, ибо и советские вожди, и разрушители их структур действовали исходя из чисто материальных интересов. И обращаясь за поддержкой к народу, взывали, прежде всего, к ним.

Вот большевистский девиз "Землю - крестьянам, заводы - рабочим, хлеб - голодным": собственность и еда. А вот - главная телекартинка перестройки: окруженный иномарками торговый центр. Виски, колбасы, штаны, сапоги, часы, видео-аудио упоенно складывают в тележки покупатели, исполненные денег и человеческого достоинства. В небе - "Боинг". Он скользит туда, где пальмы и белоснежный лайнер, по трубу набитый райским наслаждением...

И посулы красных, и обещания их противников были про одно и то же. А рассказы о "свободном развитии каждого как условии свободного развития всех" и о "частной собственности как основе свободы" они сделали изящными рамками зерцала иллюзий, где каждый видел себя в царстве жратвы, куда его побуждали стремиться. И где - внимание! - не только все есть, но и полная демократия! Либо та, где "народ и партия едины", либо та, где можно выбирать больше, чем из одного кандидата.

Эти агитморковки специально вешали перед носами уязвленных "пролетариев умственного труда" - читающих, сочиняющих и говорящих представителей образованного и креативного класса. Зачем? Чтобы понизить расходы на их содержание. В 17-м году немало образованцев рвануло с социальной "обиженки" на место хозяев - истребляемой аристократии и буржуазии. Так многие (хотя и не без скрежета зубовного) сменили молоточки русского инженера на серп и молот советского техспеца, а погоны офицера на звезду военкома. В 90-х все вышло проще - интеллигенция перетекла из советского в постсоветское состояние, лишь изредка поругиваясь: низко нас ценят! Но это схалтурили СМИ: не допрославили Запад, недопугали советскими ужасами.

Кошмар! Обделенных материально и духовно людей, с одной стороны, манили миражами западной жизни, где идеалы в дефиците. А с другой - стращали СССР, где вместо ценностей крутились выморочные образы: вот ударники куют красный рай; вот Сталин вдохновляет их на труд и на подвиг; вот торжествует братство народов; вот ликует пионерия: товарищ Берия утверждает право человека на труд. Ну и там - сплошные лагеря...

Человек, управляемый пропагандой, может умереть за пустые посулы и чужие знамена и может за них же - убить. Понимание этого делает разницу между девизами "кишкой последнего попа последнего царя удавим!" и "вобъем заряд мы в тушку Пуго" трудноуловимой. И там и там хватает злобы, но нет идей - одна истерика. Но ведь нравилось! И значит - трюки окупались: чем больше люди боролись, искали и не сдавались во имя морковок перед носом, тем меньше просили есть. Но морковки - кончились.

IV

Потому что 90-е подтвердили, что на самом деле политика - это про деньги. Что это штука, имеющая только одно - материальное - измерение. Массы узнали, что политики знают: нет на свете идеи, ради которой можно оставить министерское кресло, губернаторский кабинет, депутатский мандат и вообще - хоть что-нибудь. А за деньги - можно. И что не за что сражаться, нечего предлагать, нечего отстаивать. Кроме доступа к ресурсам.

Да, все это богатство любят и уважают, но внутри думают, что его мало для того, чтобы за тобой шли.

Вожаки и трибуны меняют позы и маски с легкостью поистине цирковой, но зрителю скучно. Он знает: любой флаг, знак, слово или жест стоит не больше, чем за него заплатили. И когда к нему выскакивает писатель-радикал, шахматист-либерал или шалун-чиновник, кричит: "Да - смерть!" и зовет несогласно маршировать, зритель не спешит. У него еще дома - дела.

А явится небритый поборник справедливости, взметнет социал-демократический кулак: рот фронт, мол, камрады, - так и он не стяжает оваций. Похлопают разве что малость. Хотя длиннобородому лысому детинке в поддевке и с имперским знаменем вообще рассчитывать не на что...

Случается, прошелестит в партере тревожный шепоток: кто там машет красным флагом в белом венчике из роз? Потом глядят: все тот же пламенный Геннадий. Ну и ладно.

Эти персонажи не могут увлечь публику, считающую их способными лишь на сомнительные гешефты, в которых ее интерес не предусмотрен. А раз так, то рукоплескать им могут немногие приверженцы и клакеры, работающие за деньги. Или до мозговой рвоты напуганные люди. Но платить жалко или нечем... Стращать они не умеют... Худо-бедно поддерживают впечатление, что российской политической культуре присущ какой-то символизм.

Правда, недавно появились занятные ребята - преемники. Даже зажгли... Но так и не рассказали, чему они служат, куда стремятся, в чем видят свое предназначение. В национальных проектах? Но ведь и там все - только про имущество... Бренное, недолговечное, зависимое от цен на нефть. Вот и идут они по сцене тенями - люди-догадки, персонажи-предположения... Отчего тусклые?

Известно: передается не должность, кабинет и не регалии. И даже не страна. Всего этого мало, чтобы стать наследником. Лишь восприятие идей, ценностей, целей и стремление к ним сделает политику осмысленной, связной и исторически значимой. Очевидно, у наследодателя есть ценности, цели и идеи. Он готов их передать. Но как преемники распорядятся полученным? Бог весть...

V

Впрочем, сказанное не значит, что энтузиазма не вызывает вообще никто. Напротив. Публика готова рукоплескать режиссеру, который одновременно - главный герой. Зря, что ли, ее так долго учили распознавать, кто и что действительно может. Чье слово имеет вес. От кого зависит действие. Кто - хозяин сюжета.

Присутствие на сцене не просто сильного государственного человека, распределителя благ, усмирителя мятежников и олигархии, стратега- международника, но лидера, способного мобилизовать последователей, - вот что может вызвать овацию. Это - уникальная роль. Она доступна тому, о ком знают: для него на первом месте - страна, ее интересы и будущее. Когда в политике видима забота о будущем (и не только о своем), возникает ощущение близости к тому, что важнее, дальше и выше штандарта на Кремлевском дворце, - к прорыву в то пространство, где флаг - не цветная ткань, герб - не картинка с причудливой птицей, гимн - не песня, которую хорошо бы выучить. Туда, где это знаки, связующие жизнь и власть человеческую с великим предназначением страны.

Примечания:

1. Святитель Тихон говорит о строителях Вавилонской башни, утративших возможность общаться и понимать друг друга и, как следствие, реализовать амбициозный проект возведения постройки высотой до небес.

2. Новогоднее слово cвятителя Тихона, патриарха Московского и всея Руси, 1(14) января 1918 года.

© Содержание - Русский Журнал, 1997-2015. Наши координаты: info@russ.ru Тел./факс: +7 (495) 725-78-67