От редакции. 1 мая отмечается международный день труда. В обществе потребления фигура человека труда оказалась полностью маргинализирована: труд, производство, созидание стали немодными и неэффективными жизненными стратегиями. Почему это произошло? Как можно переломить эту тенденцию? Есть ли в обществе группы, заинтересованные в апологии и реабилитации труда?
* * *
Город состоит из враждебных пространств, где каждый занят своим делом. Каждый идёт к своему станку и отрабатывает часы. Получает часть положенного капитала и вываливается из социального пространства. Мы уже не спрашиваем, как возможно общество в таких условиях. Интересно, как возможен в таких условиях труд?
Труд стал синонимичен рабской повинности для получения куска неведомого капитала неизвестного происхождения. Люди выбирают профессию, исходя из того, что удобнее в современных рыночных условиях. Рыночные условия меняются быстрее, чем человек получает высшее образование. Профессиональное образование с трудом выбирается из стереотипа о том, что его «контингент» — это быдло, столь же условное, как условны наши «элиты». Спросите прохожего, зачем он трудится, и он не сможет ответить на этот вопрос. Он скажет, что работает, чтобы выжить, чтобы прокормить семью, ни о чём другом у него нет сил и времени думать. Формируется общее ощущение усталости и замученности людей.
Появляется безумная идея «работать, чтобы отдыхать». Человек проводит время на нелюбимой работе для того, чтобы в пятницу вечером наконец отдохнуть и предаться неконтролируемому расслаблению. Карьерный рост становится ценным исключительно за счёт больших возможностей для досуга. Человек хочет стать начальником только для того, чтобы получать больше денег. Эта ситуация сама по себе ненормальна, но при существующем положении дел эта простая мысль даже не приходит человеку в голову. То есть становиться начальником, чтобы потреблять больше, чем подчинённые — это вроде как естественно. Для общества, где социальный капитал фундирует экономический, эта связка казалась бы безумием.
Досуг и работа разделены такой дистанцией, что все попытки их совместить воспринимаются как маргинальность. Почему не любят тех же хипстеров? Потому что они пытаются совмещать работу и отдых. Это возмутительно, ведь работа — это пахать от зари до зари, а отдыхать — так на пляжах с белым песком, погружаясь с аквалангом в мир инобытия. Ведь мы же бедные. Как Россия за 20 лет заработала комплекс вечно нищей страны, занимающей седьмую часть суши — отдельный вопрос, скорее политический, чем социальный.
Социальный вопрос — почему идея о свободном графике, неприбыльной деятельности и благе труда воспринимается как маргинальная и бессмысленная? Произошло ли у нас тотальное разделение между «белыми» и «синими» воротничками? В чём кроется мифологема о необходимости денег для основания своей крепости и презрения к идее социального капитала? Не в этом ли разделении кроется основание комплекса бедности и хронического недоверчивого неравенства?
Конечно, подобное положение дел неслучайно. Оно связано не только с Трудовым кодексом, не только с отсутствием системы социализации. Также действует фактор нестабильности, из-за которого социальные связи могут оказаться менее долговечными, чем деньги. Никто не может поручиться, что именно связи с этими конкретными людьми или институтами могут обеспечить стабильный рост и общее процветание. И никто не хочет делать так, чтобы эта устойчивость создавалась. Потому что индивидуально система социального хаоса намного выгоднее. На скачках социальной нестабильности можно сорвать куш, а при коллективной деятельности нужно делиться. Делиться опасно, потому что вдруг обманут, отберут, настучат.
Ещё один фактор, из-за которого социальный капитал ценится меньше, чем финансовый — это отсутствие городской среды. То есть и зданий, и способов проведения времени, характерных для горожан. В первую очередь этим страдает провинция и малые города, но и миллионники, и даже столицы (хотя Петербург имеет здесь некоторое преимущество перед Москвой) не могут похвастаться городской жизнью, которая позволяла бы горожанам быть ещё и гражданами. То есть - применительно к нашей теме — понимать простую мысль: после работы тоже можно жить полезной социальной жизнью. Для любого европейца или американца очевидна мысль о том, что через НКО и общественные движения, субботники и донорские организации можно пройти для того, чтобы получить значимый статус. У нас «общественники» воспринимаются как фрики, которым нечем заняться и они бегают с большими глазами и агитируют за очередную ерунду. Бесплатно. Вообще, если занимаешься чем-то бесплатно, приходится постоянно оправдываться. Потому что лозунг «если ты такой умный (или активный), то почему ты не стремишься к зарабатыванию бесконечного бабла» вовсе не остался в 90-х. По поводу любого человека, активно пишущего в блоге или организующего движение в защиту чего-либо, сразу спрашивают «кто за ним стоит?». Подозревают либо кровавую гебню, либо вашингтонский обком, либо крупный капитал.
Что следует из этой печальной констатации? Понятно, что проще всего сказать: широкие социальные и трудовые реформы, инициируемые государством, поддерживаемые пресловутым капиталом и затем легитимированные организациями трудящихся. Но такая система сегодня не работает, потому что ни одна из упомянутых организаций не заинтересована в изменениях. Государство, даже если очень захочет, не сможет создать институты, которые будут стимулировать современную трудовую деятельность. Единственный способ сделать это свёлся бы к восстановлению системы «общественных работников», существовавшую в советское время. Да, вот тех самых безумных управдомов, которые сообщают, что «собака — друг человека». Это как-то слабо связано с образом человека, для которого работа есть и призвание, и социальная необходимость, не так ли?
Крупный капитал почти никогда не заинтересован в стимулировании общественной деятельности. Ему это просто невыгодно. Выгодно, чтобы человек занимал место в системе, если он уже становится узлом социальной сети, его сложнее двигать, увольнять, порицать и премировать. Деньгами проще — они универсальны. По поводу социального понимания труда нужно серьёзно задумываться.
Наконец, существующие профсоюзные объединения почти никогда не проговаривают себя в современности. В профсоюзы вступают для того, чтобы было проще. Есть исключения, но они слишком редки, чтобы делать на них серьёзную ставку.
Но всё это не означает, что нужно оставить существующие социальные институты и создавать новые. Нет, просто основных заинтересованных в новом понимании труда агентов нужно искать в других социальных группах. Как ни странно, сегодня это бывшие сотрудники корпораций, уходящие в «свободное предпринимательство», малый бизнес, университетская среда в провинциальных городах, молодые специалисты, которые так или иначе обеспечены и устроены, но недовольны существующей системой трудовых отношений. Пресловутый средний класс, но не тот, что мечтает о домике из Икеи, а тот, который готов сам делать себе домик. Чаще всего «недовольный» молод, социально не слишком активен, пользуется интернетом и неплохо образован. Не сказать, что сам по себе это слой «революционный» или «социалистически настроен». Настроен он как раз скорее либерально. Но только он может проговорить необходимость изменений. Для него существует альтернатива. Пролетарий или капиталист покрупнее существует в мире, где вариантов особенных нет, всем правит бабло и это аксиома.
Теперь о том, что можно делать. Кроме того, чтобы говорить, что само по себе важно, но скорее как дополнение к деятельности. Ближайшая перспектива — это развитие, как ни парадоксально, предпринимательской деятельности. Социального предпринимательства, не по форме, а по методу. Развитие общественной деятельности и её связи с профессиональной. Формирование медиа-картины, в которой событие — это деятельность, а не ДТП с пятью жертвами. Всё это непросто, в первую очередь потому, что менять нужно не других, а себя. В крайнем случае, ближний круг. Противостоять старой нормативности — нелёгкое дело.
На реформирование крупных институтов надеяться сложно. Но если у нас сложится слой людей, для которых профессия и жизнь будут связаны, уже он постарается сделать так, чтобы это стало нормой. Уже нормативность такого рода влияет на городское пространство. Оно отсутствует не потому, что люди не хотят проводить время вместе, а потому что это не легитимно. Легитимно пытаться заработать максимальное количество денег, а потом отправиться на острова или в Турцию. А в перерыве между зарабатыванием денег и отпусками пить пиво с друзьями перед телевизором или ходить в храмы потребления типа супермаркета. Старая легитимность уйдёт нескоро и неохотно. К этому нужно быть готовым, никаких разительных перемен за год-два не происходит.
Но наступление изменений можно будет фиксировать, когда в пятницу вечером уменьшится количество белых и синих воротничков, за которые заливаются порции алкоголя. Когда идея о взятке будет вызывать органическое отвращение, потому что «кровно заработанные», а не потому, что чиновник кретин, но ему нужно сунуть. Когда, в конце концов, люди начнут выбирать профессию не в надежде на большую зарплату и синекуры, а в соответствии с тем, чем хотят заниматься.
Социальная напряжённость, нестабильность и прочие сложности, конечно, не исчезнут. Они смогут обрести другую форму. С этой формой можно будет работать.