"Русский журнал": Ярослав Викторович, из всех организаций, которые занимаются в России политикой памяти, "Мемориал" – самая крупная. На ваш взгляд, при создании этой организации стояла ли задача формирования национальной политики памяти?
Ярослав Леонтьев: Может быть, буквально в такой формулировке задача не ставилась. Но, конечно, она подразумевалась, и я думаю, что де-факто ставить так вопрос, несомненно, можно.
РЖ: Менялись ли приоритетные задачи "Мемориала" в зависимости от изменения политической конъюнктуры последних двадцати лет?
Я.Л.: На мой взгляд, кардинально они не менялись. Конечно, менялись какие-то текущие "задачи дня", может быть, менялся инструментарий, который применялся для их решения. Иногда надо было срочно реагировать на какие-то конкретные ситуации. Например, в Госдуме поднимался вопрос о восстановлении памятника Дзержинскому на Лубянской площади. "Мемориал" организовал кампанию по сбору протестных подписей, которых собрали в итоге более десяти тысяч. Когда в отдельных регионах не осуществлялись выплаты компенсаций и льготы, предусмотренные законом о реабилитации жертв политических репрессий, то вмешивались местные отделения "Мемориала". Например, в Воронеже. Таким образом, нужно вести разговор не только о "Мемориале" в Москве, в Малом Каретном, а о сети организаций по всей нашей стране и в республиках СНГ. Поэтому представления о приоритетах в каждом конкретном случае могли и могут быть разными. К тому же есть еще и зарубежные "Мемориалы", составляющие единую международную сеть: "Мемориал-Италия", "Мемориал-Франция"…
РЖ: Вы упомянули о том, что менялся инструментарий на протяжении существования "Мемориала". Что вы имеете в виду – формы работы с обществом или изменение тематики исследований?
Я.Л.: Тематика, безусловно, становилась все шире. Допустим, когда "Мемориал" начинал в 1988–1989 годах свою работу, еще невозможно было представить, что партийные архивы и архивы ФСБ, которые тогда еще иначе назывались, будут так широко открыты. Наверное, можно сказать, что тогда шел предварительный сбор документов и баз данных достаточно "доморощенными" способами. Впоследствии стало возможным поставить этот процесс на широкую – и даже научную – основу благодаря взаимодействию отделений "Мемориала", как в Москве, так и в регионах, с Центральным архивом ФСБ и с соответствующими архивными подразделениями местных управлений ФСБ. Совместно с ними велась и ведется работа над составлением книг памяти. А вместе с Архивом Президента, например, "Мемориал" готовил компакт-диск "Сталинские расстрельные списки". Это как один из примеров изменения инструментария – история работы с архивами очень четко демонстрирует это.
РЖ: Почему "Мемориал", задуманный как историко-просветительское общество, сегодня воспринимается в первую очередь как правозащитная организация?
Я.Л.: Может быть, в силу определенных личностных особенностей некоторых лидеров "Мемориала", таких как Александр Юльевич Даниэль, как Сергей Адамович Ковалев, первый уполномоченный по правам человека, или Арсений Борисович Рогинский, который тоже имел диссидентский тюремный срок.
Это те люди, которые не были просто связаны с диссидентами, а сами являлись непосредственными участниками правозащитного движения. Инакомыслие в нашей стране всегда в той или иной степени подразумевало правозащитную деятельность.
Кроме того, этот взгляд в первую очередь связан с работой правозащитного центра "Мемориала", который, хоть и является автономной структурой, интегрирован в общую схему "Мемориала". И работал, например, наряду с другими известными правозащитными организациями в горячих точках, с беженцами…
У "Мемориала" есть ряд задач, которые оставались на повестке дня вне зависимости от сиюминутных обстоятельств: работа над формированием исторической памяти, помощь жертвам репрессий и их детям, мониторинг ситуации с правами человека. Которые, собственно говоря, рассматриваются и в исторической ретроспективе, и в исторической перспективе.
РЖ: Но "Мемориал" имеет репутацию организации, которая в основном занимается исследованием периода сталинских репрессий. Действительно ли это так? Можно ли на основании этого приоритета выстроить современную историческую память России?
Я.Л.: Исследования "Мемориала" касаются далеко не только периода сталинских репрессий. В равной степени "Мемориал" проводит работу по исследованию ленинских репрессий, репрессий периода начала "красного террора". Есть и еще одна давно существующая программа – по истории диссидентства и инакомыслия в СССР. Хронологически она на порядок выходит за рамки собственно сталинских репрессий.
А если говорить о каких-то процессах формирования памяти, то мне хотелось бы подчеркнуть огромную роль той работы, которую "Мемориал" вел последние десять лет в связи с организацией всероссийских школьных конкурсов "Человек в истории. Россия – ХХ век", охвативших действительно всю страну.
Во многих городах и регионах есть координаторы школьных конкурсов, которые работают с учителями, с конкретными школами, распространяют информацию, объявления о конкурсе. А потом сюда, в Москву, приходят многие десятки и сотни работ. Жюри конкурса возглавляет один из крупнейших историков России – Сигурд Оттович Шмидт.
Далее следует многоэтапный отбор "лучших из лучших" и публикация сборников с этими школьными работами. Причем церемониальной частью этот конкурс не ограничивался, он также подразумевает проведение "летних школ" для более широкого круга участников, семинаров для учителей. Думаю, вы не промахнулись, назвав это работой над "формированием исторической памяти".
РЖ: Были ли идеологические разногласия внутри самого "Мемориала" на протяжении его существования? Или конфликты, неизбежные в любой организации, были связаны с исключительно хозяйственными и финансовыми спорами?
Я.Л.: Я бы сказал, что это были не столько идеологические конфликты, сколько стилистические разногласия. Можно вспомнить ситуацию, когда мемориальцы внутри одного сообщества по-разному оценивали ситуацию "черного октября" 1993 года. Но это все-таки не идеологический конфликт, а несовпадение взглядов.
Что касается вопроса о финансово-хозяйственных спорах, то, увы, действительно почти любая организация, любая структура с подобными проблемами сталкивается. Было что-то похожее, когда небольшая часть сообщества выступала с предложением сдавать в аренду часть помещений в здании, где находится "Мемориал", а деньги, получаемые за аренду, тратить на материальную помощь репрессированным. По принципу лучше "проесть сразу", чем заниматься какими-то не приносящими дохода научными проектами.
РЖ: А с чем были связаны разногласия между "Мемориалом" и идеологически близкими ему организациями, вроде Общества жертв репрессий Антонова-Овсеенко?
Я.Л.: Как мне лично кажется, просто определенная узость взглядов была присуща некоторым нашим единомышленникам, с которыми мы вместе начинали. Если говорить конкретно об Обществе жертв репрессий Антонова-Овсеенко, то у них несколько более узкий взгляд на саму природу репрессий.
Возьмем, к примеру, тот музей, создание которого они инициировали. Наверное, можно было условно дать название этому проекту "Правда ГУЛАГа". В то же время, на мой взгляд, в нем не отражена… многомерность, что ли, подхода к проблеме палачей и жертв.
Кстати, в связи с этим, между прочим, можно вспомнить ту соглашательскую позицию, которую занимал Антон Владимирович (Антонов-Овсеенко. – Ред.), когда поднимался вопрос о возможности восстановления памятника Феликсу Эдмундовичу на Лубянской площади.
И, чтобы не замыкаться только на Антонове-Овсеенко, хочу сказать и об обратной стороне: "Мемориал" всегда взаимодействовал с целым рядом других действительно родственных идеологически организаций – с обществом "Возвращение", где бывшие узники колымских лагерей объединены и которое Семен Виленский возглавляет, с Мандельштамовским обществом или с тем же "Горбачев-фондом".
РЖ: На ваш взгляд, занимается ли политикой памяти сегодня государство? И если оно начнет этой проблемой активно заниматься, то как к этому обстоятельству отнесется "Мемориал"?
Я.Л.: По-моему, государство уже "занимается политикой памяти" сверхактивно. Достаточно включить телевизор – и все станет очевидно. Историю с "именами России" хотя бы можно вспомнить. Только в таком случае надо договориться о том, что мы понимаем под государством. Или придется признать, что это дело рук каких-то конкретных ангажированных группировок, которые, может быть, иногда и прикрываются именем государства, но на самом деле просто присвоили себе право выступать от имени государства в целом.
Для "Мемориала" гораздо важнее не выступать от имени государства и даже не только формировать национальную память государства, а говорить о национальной памяти народа, конкретных людей, которые приходят к нам за помощью.
Интервью подготовили Наталья Демченко и Любовь Ульянова