Глаза Победы

Череп и мяч

Только что я вернулся из лесов и полей Калужской области, где всем миром хоронили останки войны. В чисто поле съехались в основном из окрестных мест - из Калуги, из села Собакино, из Износков. Были местные учительницы, толстые и худые, были милиционеры в черных мокрых куртках, салютовавшие из автоматов в моросящее низкое небо, было начальство, поисковики были...

Открытый гроб. Гроб обит красным. В гробу скелет и череп. Рядом с черепом в гробу черно-белая фотография. Домовитое лицо. Его фамилия Бирюков. Его фамилию узнали по медальону. И нашли его родственников. Над гробом склоняется человек, очень похожий на фотографию, он сын этих останков и нежно гладит череп. Ему за шестьдесят, он живет в том (далековатом отсюда) тамбовском поселке, где жил и его отец, убитый в свои сорок два года. Бирюков-младший, переживший отца и его не помнящий, печально и безыскусно гладит голый череп. У Бирюкова-младшего детско-старое лицо. Лицо ПРЕЖНЕГО человека, хранящее хлебное тепло доверчивости.

Рядом с черепами гоняет мяч белобрысый мальчонка. Это отпрыск главы поискового отряда - дерзит чужакам, гримасничает, хищно скалится. Вот и его отец, человек-гора в тельняшке и голубом берете. Широк телом и широк душой, прошел Чечню, чудесный, а все же злобно-безбашен, самонадеян, матюгается, выказывает свою крутизну. Вокруг него - банда Емели, команда поисковиков. Диковатые чумазые подростки, парни в шрамах, сподручница-атаманша с раскосыми глазами. Они все - отличные люди. Но они не советские. Они как бы даже антисоветские. В них что-то такое плещет антигосударственное. Они точно бы оторваны от материка. Лихие люди. Лишние люди. Ведь и копание, и перезахоронение останков войны на полную катушку началось с распада страны, в 89-м году.

До этого стране не нужна была эта ВЕЩНОСТЬ. Нужны были песни. Глухая хрусткая "Темная ночь". Бравурная, но мощнейшая песня "День победы". Нужны были рассказы, вести, легенды, пепел слухов и румянец назиданий из хрестоматии. Нужен был крик "Ура!", бесконечный, как период с 41-го по 45-й, крик с переливами трагедии и счастья.

Война была облечена в язык. Она была идеологизирована. Именно централизация той войны в коллективной судьбе, возвышение факта войны до античного ее обожествления, формирование коллективной судьбы из самого факта той войны - это (в большей степени, чем конкретное число жертв) заставляет нас, жителей бывшего СССР, по-прежнему так религиозно встречать память о Победе.

Так, как не встречают Победу больше нигде, кроме бывшей территории СССР.

День Победы - советский праздник.

Уходят советские люди, и этот праздник, нет, я не скажу, отмечается все более автоматично, я скажу по-другому: меняются его цвета и звуки.

"Не ломайте сирень!"

Посмотрите на благодушные лица ветеранов, нынешних, последних, вспомните их лица совсем молодых - из хроники, с карточек - почти ни у кого не было животного гонора войны. Это были благородные одухотворенные совестливые лица. Да что лица! Даже спины ветераны старались и стараются держать по-благородному прямо.

Отметим, часто воевавшие отказывались говорить про войну, особенно часто - на сокровенную тему, как и сколько немцев им приходилось убивать.

Иное дело - новое племя, выкованное чеченской бойней или отмороженное "разборками" промеж собой. Для них, увы, в том числе и для тех, кто достойно прошел Чечню, убийство - это норма, подвиг, возможность забахвалиться.

Но сейчас я не хочу спешить с социальными выводами.

Я хочу вспомнить краски и музыку...

Советский День Победы - сады, сирень, и резкое пенье птиц, и салют в черном небе. И все это напоминание о развороченной земле, о кустах взрывов, об истошной сирене.

Ослепительный день, в котором отпечатан лед ночи. Напряженная трудовая жизнь выживших, тайно (без всяких раскопок, достаточно стихов Симонова или Твардовского) пропитанная беспамятством мертвых друзей.

Это в первую голову праздник воевавших. Праздник, жадно расцветавший тогда, когда ВОЕВАВШИХ БЫЛО МНОГО.

Праздник убитых, как мой дед Иван Иванович, чье сердце пробила пуля под Ленинградом. Праздник убитых на войне до войны, как мой дед Борис Михайлович, пропавший без вести на финской в 39-м. Возможно, праздник невинно расстрелянных до войны военных. Возможно, праздник и тех, кто расстреливал.

Я навсегда запомню времена, когда этот день переживали как острое настоящее, и расскажу о тех временах своему сыну. Я рос в доме старых большевиков, мои соседи знали Ленина, Троцкого, Сталина, история страны была для них рукотворна. Май наступал литургично, озаряя души, и тогда на лацканах пиджаков появлялись пестрые планки, деликатно позвякивали ордена. А во дворе удушливо шушукалась сирень. Сосед Михал Михалыч, отставной директор сельскохозяйственной выставки, под Варшавой раненный в ногу, сидел во дворе с элегантной лакированной палкой, встречая Май. Он привечал детишек, дарил им конфеты, зычно одергивал ворону, кравшуюся к голубям, грозил негодникам, смевшим ломать сирень.

"НЕ ЛОМАЙТЕ СИРЕНЬ!" - до сих пор помню грозный мясистый вопль бога из машины, окрик часового, блюдущего границы светлого мира.

Его жена Александра Сидоровна, узнавшая фронт медсестрой, вздыхала в кисло-сладком томлении: "Эх, кабы не война. Люди уже жить начали!" У нее были сильные майские духи. "Помнишь, в 40-м масло сколько стоило?" - обращалась она к Валентине Алексеевне, вдове адмирала Военно-морского флота. "Да? - отвечала та, кротко воркуя. - Только народ вздохнул? И тут его - ломом-то".

Слова о поломанном благоденствии звучали самоценно. Был ли в них хитроватый глум над "репрессированными вредителями"? Нет. Не о том это было. Пожалуй, в этих словах не было даже упоения довоенным прошлым. Были только шок и боль от обрушившейся беды 41-го.

Ветераны, не музейные, живые, нервные, иногда сцеплялись. Но из-за чего? Внимание. Они сцеплялись, СОРЕВНУЯСЬ В СОВЕСТЛИВОСТИ.

Раз один старый командир принялся вдруг костерить дедка, торопливо шагавшего мимо ограды нашего двора.

- Скотина! Сними ордена! Не воевал ты! Зачем ордена прицепил?

Дедок в истерике что-то пролаял в ответ и ринулся прочь.

Это был взаимный упрек - кто воевал, кто выжил, кто притворяется ветераном и незаслуженно зовется таким. "Самые настоящие погибли", - говорили выжившие в войне.

Покуда они еще ссорились, пока с проницательностью белых магов требовали друг от друга абсолютного соответствия, их Победа жила, струилась живой метафизичной кровью, красной, как цветок на открытке, душистой, как духи медсестры Александры Сидоровны.

Вспоминаю и РФ 9 мая 95-го года. Мне было пятнадцать, я был идеалист.

Пятьдесят лет Победы. Была назначена огромная демонстрация коммунистов РФ. Я гулял рядом с домом по Фрунзенской набережной, и в стороне Кремля заклубился тяжелый черный дым. Я остановился, испытав прилив чистой надежды: немощные восстали, генерал Варенников железным древком пробивает каску омоновца, старые пожелтевшие руки зажигают покрышки мерседесов...

Я поехал туда.

Отправился в центр.

Демонстрация бесславно иссякала. Никакого бунта не было. Что это за фронтовой дым увидел я в ясном небе над Кремлем на пятидесятилетие Победы? Не знаю.

Меж тем в центре в тот день ветераны распевали наивные частушки, клявшие банду Ельцина. Растягивали гармошки изо всех сил, собирали вокруг себя лунатичную, обдолбанную временем молодежь. И еще шепталась невырубленная сирень возле Большого театра.

И тут я увидел последнюю драку. Поспорив ЗА СОВЕСТЬ, про то, надо было или нет прорываться к Красной площади, возле Большого сцепились два ветерана. Он и она.

Она била его красным флагом и верещала, крутясь розовым вихрем, а он лягнул ее ногой, малиновый, налитой, пьяноватый, и хрипло выплюнул брань. И сразу как-то весь сдулся, отпал.

Это был последний кадр советской истории. В тот день Клинтон принимал парад российских войск, Мавзолей был задрапирован. Старая правда Победы окончилась.

Сирень возле Большого вскоре вырубили.

Раскопки

Старатели рассказывают: они откопали самолет в калужском лесу. Наш летчик полностью сохранился. Сидя за штурвалом, смотрел на откопавших его немигающими живыми глазами. Все даже воскликнули: "Живой!"

Правда, через минуту на воздухе глаза окислились и улетучились.

Эти глаза - вольются ли они во взгляды нового офицерства или растают без следа, как страна, которой уже никогда не будет...

© Содержание - Русский Журнал, 1997-2015. Наши координаты: info@russ.ru Тел./факс: +7 (495) 725-78-67